«Л» – значит люди (Сборник) - Лукьяненко Сергей Васильевич - Страница 19
- Предыдущая
- 19/79
- Следующая
– Что ты там ищешь, Чингачгук? – поинтересовался Игорь, пытаясь одной рукой разбить яйцо над сковородкой, а другой – достать чашки из шкафа над мойкой.
Мебель на кухне была обычная, на взрослого. Значит, муниципальная квартира и живет в ней Игорь недавно.
– Ну… мало ли.
Краем глаза я поглядывал на него, уж очень забавно Игорь выглядел при свете. Прическа у него оказалась из семи разноцветных гребней. В левом ухе серьга, на груди старый автоматный патрон на цепочке.
– В гостиницах остались только платные места, учти. А с работой… – Игорь презрительно хмыкнул и не закончил фразы. Зато доброжелательно предложил: – Можешь пожить у меня. Я вот работаю, потому что хочу нормально поесть и купить хорошую одежду.
– Сейчас ты в ней нуждаешься, – не удержался я.
– Ага. – Игорь победоносно закончил сражение с яичницей и принялся разливать кофе. – Я на югах болтался, там и в шортах жарко. А носить бесплатную синтетику не собираюсь… Живи у меня, Мишка.
– Все равно я хочу найти работу, – упрямо повторил я. – Без денег неуютно.
– Совсем пустой?
Пожав плечами, я полез в карман, выгреб горсть монеток и несколько бумажек, положил на стол среди хлебных крошек и яичной скорлупы. Большей частью это были обычные монеты, которые есть у любого мальчишки, считающего себя нумизматом: советские гривенники, американские центы, монгольская алюминиевая мелочь, российские копейки. Но были и редкости – казахский тенге с портретом какого-то президента, в начале века изъятый из обращения и почти весь уничтоженный, уральские четыре рубля – единственная в мире монета такого странного номинала, полная серия «поляничек» – денег московского княжества.
Игорь сразу же завладел «поляничками», запаянными в прочный пластик. Завистливо оглядел и сказал:
– Тоже их собирал. У меня одной не было, где Петр Первый с подзорной трубой, она же самая редкая… Баксов двадцать за них дадут. Да еще десятку за четырехрублевку и тенге, и пару за остальное. Нормально! Ты богач!
Я подумал и решил, что Игорь прав.
– Как ты их еще не профукал, а? – Мой новый знакомый все крутил в руках коллекцию, и в глазах у него был азарт. Он и впрямь был коллекционер. Ну, несерьезный, конечно, а такой же, как я.
– За три дня не успел, – сказал я.
– Какие такие три дня?
– Я во вторник из дому ушел.
Игорь отложил мои сокровища:
– Серьезно?
– Да.
– Тебе лет сколько? – Он построил фразу немножко странно, так иногда говорят взрослые, когда пытаются подчеркнуть свой возраст. Будто в возрасте скрыто какое-то преимущество.
– Тринадцать.
– Точнее!
– Тринадцать лет три месяца и двадцать дней! – ехидно сообщил я.
– Блин, ты старше меня… мне только два месяца назад тринадцать стукнуло.
– Поздравляю.
– Зато я получил гражданские права в двенадцать лет ровно! – сообщил Игорь.
– И что с того? Лешка Филиппов все права получил в десять. Мария-Луиза де Марин в восемь лет семь месяцев и…
Игорь ухмыльнулся:
– Ты крайности не бери. На самом-то деле только один из десяти тысяч признается полноправным гражданином мира раньше двенадцати лет.
– Я бы еще лет пять не признавался, – сказал я. – Как в двадцатом веке. На фиг мне это надо.
Игорь кивнул:
– Понятно. Ладно, все ясно, ты парень-кремень, на вопросы отвечать не любишь, про жизнь свою гадкую рассказывать еще не привык…
Я ничего не ответил. Игорь шлепнул на стол скворчащую сковороду, тарелку с хлебом, вилки:
– Лопай.
Упрашивать себя я не заставил.
Вот почему так происходит? На вкус вроде бы и никакой разницы нет, что синтетическая пища из бесплатных кормушек для чмо, что нормальная еда из естественных продуктов. А все равно… синтетику жрешь через силу, только потому, что знаешь – надо…
– Это жизнь, – сказал Игорь.
Я посмотрел на него.
– Вкуснее потому, что в этой еде – жизнь, – сообщил он. – Курочки несли яички, из них должны были вылупиться птенчики… А мы их лопаем. Эмбриончиков куриных. Белок, жиры, углеводы – все это фигня. Жизнь мы жрем. Чужую. Мы – живые. Значит, должны чужую жизнь поглощать. А синтетика – обман желудка!
– Ты телепат? – прямо спросил я. Мне стало не по себе, и я наплевал на правила хорошего тона.
– Нет, ничуть. Я не мутант. Повышенная способность к эмпатии, вот и все. Ты ведь думал о том, почему нормальная еда лучше синтетики, верно? Я это почувствовал. У меня бывает.
– Да, я думал об этом, – честно сказал я. – Только вряд ли дело в том, что мы… такие. Что нам убить кого-то надо. Сожрать. Просто вся эта синтетическая жратва – она несовершенная. Наверняка упущены важные компоненты…
На лице Игоря появилась сладкая улыбка.
– Ага… Ну как хочешь. Тогда лопай свои важные компоненты, а то я ждать не буду.
Минут через пять мы закончили с яичницей. Игорь похлопал себя по животу, потянулся за кофеваркой. Небрежно спросил:
– Так что ты собираешься делать?
– Жить.
Игорь поморщился:
– Мишка, ты не в Токен-центре тесты сдаешь… Я тебя не спрашиваю, почему ты ушел из дому. Мне интересно, зачем ты ушел.
– Чтобы жить, – честно попытался я объяснить. – Я ведь имею теперь право на бесплатное жилье в городе с населением менее ста тысяч?
– Имеешь, – весело подтвердил Игорь. – И получишь, спору нет.
– Я в И Пин ехал, – сказал я. – Это где китайская колония. Говорят, они нормально относятся… к таким, как мы.
Игорь ухмылялся. Игорь открыл ящик стола, достал оттуда пачку сигарет и зажигалку. Спросил:
– Будешь?
– Нет.
– Это не травка, не бойся. Обычные безникотиновые сигареты.
– Все равно не буду, – беря свой кофе, сказал я. – Игорь, а как здесь относятся к нам?
– К детям, что ли? – выпуская клуб дыма, спросил Игорь.
– К детям, получившим Знак Самостоятельности.
– Да нормально относятся, как везде, – лениво сказал он. Голос у него изменился, и если бы не явный запах табака и горелой бумаги, я бы заподозрил, что он курит травку. – Ты не комплексуй. И в страшилки не верь. Везде в мире к детям, доказавшим свое право жить самостоятельно, относятся одинаково… – Он выпустил еще один клуб дыма и закончил: – Никак…
Я ничего не сказал. Смотрел, как он курит. Дым был красивый – шершавый, как наждак, сиреневый, шелестящий.
– На что уставился?
– Дым. Шикарно выглядит.
Игорь посмотрел на меня, как на идиота.
– Чего в нем шикарного? Дым как дым… черт…
Он торопливо загасил сигарету прямо в сковородке.
– Ты же мутант… тебе неприятно, да?
Вот как ему объяснить…
– Тут другое, – попробовал я. – Понимаешь, я запахи по-другому чувствую.
– Как по-другому?
– Я их вижу, слышу… даже тактильно ощущаю. Вот ты куришь, и дым – шероховатый. И шуршит, как песок.
Глаза у Игоря округлились.
– Что, серьезно? И ты все так видишь?
– Ага. Вот у тебя в ванной комнате шампунь с запахом лимона. Только не радуйся, это синтетический запах. Если был бы настоящий, то пищал бы тоненько и не был такой гладкий… а с шершавинкой… понимаешь?
– Обалдеть! – с чувством сказал Игорь. – Я знал одну девчонку, с усиленным зрением. Так у нее все очень просто было. Когда хотела, перестраивалась на режим дальнего зрения, когда хотела – на ближний режим. Знаешь, у нее так смешно глаза менялись – то вперед выпучиваются, то втягиваются, и радужка то каряя, то голубая… Но она говорила, это то же самое, словно в бинокль или микроскоп смотришь…
– А вот у меня – так, – ответил я.
Игорь замолчал.
– Извини. Я понял, ты об этом не хочешь говорить.
– Да брось, спрашивай сколько угодно… – отмахнулся я.
– Забыл, что у меня способности к эмпатии? – спросил Игорь.
Я посмотрел на него. И почему-то не стал врать:
– Забыл. Да, не хочу я про это. Спасибо.
Игорь встал из-за стола, быстро сложил посуду в моечную камеру. Зевнул:
– Ты спать не хочешь?
– Хочу. Я в моноре спал, но там шумно.
- Предыдущая
- 19/79
- Следующая
