Остров Русь - Лукьяненко Сергей Васильевич - Страница 7
- Предыдущая
- 7/39
- Следующая
— Случившуюся с тобой?
— Или с одним из моих друзей, не все ли равно?
Алеша и Добрыня многозначительно переглянулись.
— Расскажи, Илья Муромец, расскажи, — запросил Иван.
— Выпьем, это будет лучше, — попытался сменить тему Илья.
— А ты пей и рассказывай.
— Это действительно вполне совместимо, — заметил Илья, наполняя кружки богатырям и Ивану.
Как из под земли перед столом вырос благообразный седоватый старец с гуслями на ремне.
— Ой вы, гой еси, добры молодцы! — приветствовал он сидящих и протянул откуда ни возьмись взявшуюся в его руке пустую кружку, раза в три большую объемом, чем у богатырей, — не споможите ль народному сказителю в созидании вдохновения? — спросил он явно риторически.
— Да ты присаживайся к нам, Боян, чего уж, — предложил Добрыня приветливо.
Боян погладил ладонью свою белую окладистую бороду, якобы размышляя, принять ли приглашение, затем ответил с достоинством:
— Что ж, не грех с героями былинными чарку распить. — И опустился на скамью рядом с Алешей.
Тот вскочил и церемонно обратился к Ивану:
— Знакомься, Ваня, это Боян. Поэт.
Затем повернулся к старцу:
— Боян, это Иван. Дурак.
— Знаю, знаю, — закивал старец, — дуракам на Руси завсегда почет. Много я о тебе преданий слышал, Ваня. А вот ликом ты каков, еще не видывал.
«Интересно, чего это он обо мне слышать мог?» — удивился Иван, но промолчал, решив однако порасспросить еще.
А Боян продолжил:
— Что ж, друзья мои, за удаль молодецкую! — Он опрокинул кружку, затем смачно крякнул и занюхал выпитое грязным рукавом кафтана.
Богатыри последовали его примеру. Иван осушил свою кружку залпом, и почувствовал, что его глаза вылезли на лоб. Алеша галантно подал ему крынку с огуречным рассолом:
— Запей, Ванюша. Царская водка — напиток богатырский, не сразу по нутру бывает. Не печалься, привыкнешь вскорости.
Иван осушил крынку и лишь после этого сумел с хрипом выдохнуть.
Боян, черпая большой расписной деревянной ложкой черную икру и намазывая ее на печеные плоды хлебного дерева, вновь обратился к Илье:
— Мне показалось, своим появлением я, богатырь, перебил тебя.
— Да, да, Илья, — обрадовался Иван, к которому дар речи уже вернулся, — ты начал любовную историю...
— Вы непременно этого хотите? — обвел Илья присутствующих тяжелым взглядом. Те закивали, набивая рты яствами.
— Хорошо, пусть будет по-вашему... Один из моих друзей, некий богатырь, родом, как и я, из села Карачарова, что недалече от славного города Мурома...
— Брось жеманиться, Илюша, — перебил его Баян, — в селе-то Карачарове только один богатырь и был.
Илья Муромец густо покраснел.
— Что ж, ладно, будь по вашему, — сказал он замогильным голосом. — Резанем правду-матку... Так вот. Родился я в селе Карачарове, что под Муромом, отец мой, батюшка, был крестьянином. И сидел я сиднем целых тридцать лет...
— А чего? — удивился Иван.
— Детский паралич, — шепотом пояснил Алеша.
Тем временем Боян, не дожидаясь приглашения, хряпнул еще кружку, утер губы ладонью и вмешался:
— Ну, эту-то историю любой дурак знает. Разве что кроме этого, — он покосился на Ивана. — И как тебя калики перехожие вылечили, и как ты Святогора-богатыря в гроб загнал. И как жену твою Калин-царь извел. А вот про любовную интрижку, — он скабрезно хихикнул, — про это мы еще не слыхивали. Ближе к телу, Илюша!
Илья ударил кулаком по столу так, что огурцы и апельсины запрыгали по нему, как мячики.
— Слушай, дед, еще раз вякнешь, седин твоих не пожалею я...
— Молчу, молчу, — испуганно затряс головой Боян.
— Не, Илюха, ты кончай, — вмешался Алеша Попович, — старик дело глаголет. Обещал про бабу, а сам опять про калик своих...
Услышав эту фразу, Добрыня поднялся, держа свою кружку в вытянутой руке:
— За пр-р-релестных дам!
Выпили.
— Ну ладно, — сказал Илья, — дело, значит, было так. Перебив всю нечисть вокруг Мурома, собрался я на службу ко Владимиру. Отстоял заутреннюю, оседлал своего добра коня и попер. Еду я еду, вдруг — на дороге камень, а на камне том надпись...
Боян, желая вставить словечко, открыл было рот, но Илья показал ему свой волосатый богатырский кулачище, и тот, клацнув зубами, рот захлопнул. А Илья продолжил:
— «Налево пойдешь, в избу читальню попадешь, — на том камне писано, — направо пойдешь, славу себе сыщешь, а прямо пойдешь, голову свою сложишь». Ну, думаю, налево мне не надо, грамоте-то я не шибко обучен. За славой мне тоже недосуг бегать, пусть она за мной бегает. И двинул я коня прямой дороженькой. На Киев. И любой богатырь бы так поступил, верно я говорю?
Алеша и Добрыня согласно закивали. И вновь опрокинули на радостях свои чарки в глотки. Вокруг раздался одобрительный гул. Впервые, доселе увлеченный беседой, Иван украдкой огляделся. В кабаке за столами дубовыми сидело по меньшей мере три десятка бравых молодцев. И все устремили свое внимание к столу его новых товарищей.
— Ну вот, — продолжал Илья, — не прошел мой конь и десятка верст, как услышал я посвист змеиный, да окрик звериный. Конь мой встал, как вкопанный, а я, хоть и не робкого десятку уродился, сомневаться стал: туда ли еду. Кровь от того свиста в жилах, прямо скажу, стынет.
Глянул я по сторонам, никого нетути. Глянул вверх и вижу: на трех дубах корявых гнездо огромадное свито. Тут слетает с него и встает передо мной птица-не птица, человек-не человек...
— Соловей разбойник, — не выдержав, вставил словечко Боян и испуганно прикрыл рот ладонью.
— Точно, — сказал Илья с расстановкой, тяжелым взглядом смерив старца, — соловей.
— Молчу, молчу, — затравленно втянул голову в плечи сказитель.
— Правильно, — одобрил Илья, — и вот говорит мне соловьище этот поганый: «Доброго пути тебе, Илья Муромец. А давай мы с тобой, богатырь, побратаемся. Будь ты мне братом названным. Станем мы по Руси гуляти рука об руку, подвиги вершить богатырские». Ничего я ему не ответил, только вынул свой булатный меч, да и срубил чудищу буйну голову...
— За что?! — поразился Иван.
— А так, — объяснил Илья, — что б не лез с любовью со своей.
— Темный ты, — сказал тихонько Боян Ивану на ухо, — былин не знаешь. У них, у богатырей, заведено так. Вот и Алеша с Тугариным тоже, и Добрыня...
А Муромец рассказывал дальше:
— Положил я соловьеву голову в чемодан и дальше двинул. Чуть-чуть проехал, глядь: терем расписной. Постучал я в дверь, та из петель-то и выскочила. А в сенях — девица красная стоит, в руках кочерга: от врага обороняться. Как ударила она мне той кочергой промеж глаз, так и полюбил я ее сразу.
— Ну наконец-то, до дела добрался, — радостно потер ладони Алеша, а Добрыня спросил, поблескивая глазами:
— А какая она, девка-то? Опиши, да поподробнее. Ноги, там, у ней какие, остальное все...
— Какая? — переспросил Илья и тут же ответил: — А мне как раз под стать. Кочерга-то у ней была в девяносто пуд.
— А ноги-то, ноги? — настаивал Добрыня.
— Ноги?.. — Илья задумался, потом пожал плечами, — ноги как ноги, шестьдесят восьмой размер.
Добрыня мечтательно закатил глаза к потолку и зачмокал губами. А Иван вспомнил свою изящную миниатюрную Марью и вновь утвердился в мысли, что о вкусах не спорят.
— «Красна девица, — спрашиваю я ее, — как звать тебя?» «Алена», — отвечает. «А будь ты, Алена, женой мне», — говорю. Улыбнулась она в ответ, словно солнышко взошло ясное, и вижу: полюбился я ей. Взял я ее на руки, отнес во поле чистое, и тут же мы с ней и повенчались — под ракитовым кустом.
— Вот это по нашему! — хлопнул себя по коленке Алеша и от избытка чувств опорожнил очередную чарку. Иван же, разомлев от алкоголя и грез о Марье мечтательно произнес:
— И жили они долго и счастливо...
— Если бы! — горестно осадил его Илья, — эх, если бы. И умерли бы мы в один день... Уж кто-нибудь позаботился бы. Так нет, вернулись мы к ее терему рука об руку, тут и попутал меня нечистый похвастаться. Поставил я в горнице ее на стол чемодан свой да и говорю: «Глянь, Алена, от какого чудища я землю русскую избавил!» И крышку-то отворил. Как на голову соловьиную Алена глянула, закручинилась. «Что ж ты, богатырь, наделал, — говорит, — это ж батюшка мой, отец родный. Люб ты мне стал, Илюша, да отец — дороже. Поеду я теперича в Киев-град на тебя, богатыря, управу искать у князя, у Владимира, у Красно Солнышка». Сказала так, вскочила в седло моего коня и была такова, только пыль вдалеке заклубилася. Так-то вот.
- Предыдущая
- 7/39
- Следующая
