Энциклопедия пикапа. Версия 12.0 - Олейник Андрей - Страница 55

• Предыдущая
• 55/281
• Следующая

Очень просто! Для зачатия детей и для собственного удовольствия предпочитался высокоранговый самец, вызывая ревность его «любимых жен». И одновременно пудрились мозги нескольким низкоранговым, осыпающим их подарками в трепетной надежде на долгожданный акт, который самкой по возможности оттягивался. Вплоть до полного уклонения — в пользу высокорангового. Но при всем при этом у низкоранговых самцов зачастую просто не было другого выхода, кроме как оплачивать свой доступ к телу. Даже при том, что отцом большинства детей этой пра-женщины скорее всего будет не он. Такая практика, по сути, является разновидностью полиандрии. Замечу кстати, что эта необходимость для самок иметь кормильца открыла для низкоранговых реальную возможность передавать свои альтруистические гены потомкам. Не с этим ли связано наблюдаемое последнюю пару сотен тысяч лет резкое ускорение социальной эволюции человечества, обусловленное усилением альтруистических тенденций в поведении людей?

Далее, в ходе экономического развития человечества, при переходе от собирательства к воспроизводящему хозяйству (иногда называемом «неолитической революцией»), в какой-то момент для женщины стало излишним кормиться у нескольких разных мужчин — стало хватать одного. Или одного богатенького на нескольких, да и она сама стала экономически более значимым субъектом. В этих условиях, раз уж исчезла необходимость кормиться у многих, автоматически исчезла и необходимость этим многим и отдаваться! В силу этого представляется естественным желание наших предков зафиксировать брачный союз (моно— или полигинийный), что не только отвечало новым экономическим реалиям, но и препятствовало распространению венерических заболеваний. Автоматически это отвечало и каким-то идеалам справедливости — вместо первобытного «у одного самца все; у остальных — ничего» появилось «каждому мужчине — по женщине». Я не склонен преувеличивать влияние идей равенства на людей времен неолитической революции, но в нашем случае это равенство получалось как побочный эффект вышеуказанных факторов, как самостоятельный фактор вряд ли сильно значимый. Тем более, что поначалу преобладающей была именно полигиния, как наиболее привычная для высокоранговых, но весьма несправедливая к низкоранговым.

Еще одно важное замечание — отношение к самке как к товару, который можно купить (и который не возражал против того, чтобы быть купленным), умноженное на отсутствие инстинкта заботы о самке привело, в конце концов, к системе отношений, известных как патриархат. Матриархата же, как сколь-нибудь массового явления не было у наших предков. По крайней мере, десять миллионов лет — с тех пор как они переселились в саванну, а может и никогда. Для этого не было ни инстинктивных, ни экономических, ни иных предпосылок (смотрите [1]). Наоборот, по причине большой опасности жизни в саванне возрастала роль самцов как защитников, со своеобразной милитаризацией популяции, повлекшей за собой предоставление привилегий защитникам (в том числе за счет ущемления «прав» самок). Практика исчисления родства по матери у некоторых народов отражала лишь невозможность достоверного определения отца при активном промискуитете, и более ничего.

Но все же, поскольку патриархат оформился относительно поздно, в инстинктах он закрепился слабо. А потому никак не мог отменить фундаментального принципа незаменимости самки, которому, по меньшей мере, полмиллиарда лет. Как только юридический прессинг ослабевал, так выбирающим субъектом опять становилась женщина. Вспомним хотя бы средневековых рыцарей. И более того, даже в разгар патриархальности сам жених невесту не выбирал — это делал кто-то третий (обычно — родители).

Короче говоря:

Предпосылки для привлечения самцов к участию в воспитании детенышей у наших предков возникли при переходе к прямохождению и увеличению размера мозга, в результате чего младенец стал рождаться беспомощным, а его детство сильно удлинилось. Из этого последовала необходимость материальной поддержки пра-женщины в период вынашивания и выращивания ребенка, который без такой поддержки просто не смог бы выжить.

Стимулом для такой поддержки для самцов могла быть (и стала) лишь постоянная сексуальная готовность пра-женщин, ни у каких других видов более не встречающаяся.

В результате, спаривание стало использоваться для двух независимых целей: как и прежде — для зачатья детей, и для оплаты материальных благ, предоставляемых самцами. В силу слабой взаимозависимости этих задач вовсе не обязательно, чтобы в первом и втором случае самцы должны быть одними и теми же, то есть имела место своеобразная смесь полиандрии и полигинии, причем полиандрический компонент был обусловлен главным образом материальными причинами.

Переход же к современному моно— и полигинийному браку был обусловлен экономическим развитием человечества, избавившим женщину от материальной необходимости отдаваться многим мужчинам.

Кто выбирает? В животном мире всегда выбирает самка. Если будет выбирать самец, то это будет противоречить фундаментальному принципу разделения полов — принципу незаменимости самки. Те очень немногие виды, где визуально выбирает самец, можно рассматривать как кратковременные «завихрения» эволюции. Да и там этот выбор самки, скорее всего, как-то просто замаскирован. Например, самка может не делать выбора сама — она может спровоцировать самцов на самостоятельное выяснение отношений между собой, а затем предпочесть победителя (а может закапризничать и не предпочесть...). Главный признак отбора — то, что на «входе» в ситуацию имеются несколько самцов, а на «выходе» — один, а техника этого отбора очень вариабельна у разных видов. Очевидно, что именно такой отраженный отбор и происходит у людей. Женщине считается неприличным и даже невозможным делать выбор прямо, без предшествующего выяснения отношений между самими мужчинами, хотя бы заочного или даже мнимого (опять вспомним средневековых рыцарей). Затем ей очень трудно не предпочесть мужчину, демонстрирующего поведение победителя.

Выше мы уже выяснили, что строя свои отношения с мужчинами, женщина инстинктивно преследует две в общем-то слабо связанные цели. С одной стороны, с мужчин хочется взять побольше материальных благ (не только инстинктивно, но и сознательно), с другой — хочется одного такого, чтобы сердце замирало от мыслей о нем. В первобытные времена сколь-нибудь близкое совмещение этих целей в одном самце было возможно лишь для немногих самок. Для большинства же остальных эти цели достигались путем промискуитета — невозможностью быть на полном материальном содержании одного высокорангового самца компенсировалась большим количеством низкоранговых, вместе с тем для сексуального обслуживания при возможности по прежнему предпочитался высокоранговый.

Однако по мере экономического развития человечества стали возникать предпосылки (см выше) для фиксации брачных отношений в форме моно— или полигинийного брака. При этом либо законодательно, либо силой традиций запрещались свободные перемещения партнеров после образования союза. Естественно, половые связи вне этого союза, как правило, также запрещались. Произошло это исторически очень поздно, поэтому в инстинктах не отразилось совсем — чувства по прежнему продолжали жить в первобытном стаде.

В этих условиях, если потенциальным супругам предоставлялась какая-то свобода выбора, то будущая жена ставилась в очень сложное и во многом противоречивое положение. С одной стороны, нужен супруг, то есть помощник в семейных делах, и способный относиться к ней как к человеку. А с другой стороны, поскольку совокупляться разрешалось только с мужем, то хотелось такого, с кем бы было приятно это делать, к которому звало бы сердце. А это как правило, высокоранговый.

В то же время (если, опять же — эта свобода выбора предоставлялась) считалось предпочтительным и целесообразным делать выбор именно по зову любви, что находилось в полном согласии с инстинктами сексуальных предпочтений, а потому возражений у брачующихся не вызывало. Но тем самым, ценности семейной жизни как способа совместного воспитания детей и прочей взаимной поддержки предлагалось фактически отбрасывать. Ну точнее, предлагалось надеяться на везенье. И это при том, что брак имелся в виду именно пожизненный (пожизненность была обусловлена экономическими причинами) — разводы хотя и могли разрешаться, но так или иначе порицались. Предлагалось стремиться именно к «любви до гроба». К чему это приводит на практике, мы, увы, хорошо знаем — сбитый с толку рассудок вконец запутывается, принимая в конце концов случайное или заведомо неоптимальное решение.

• Предыдущая
• 55/281
• Следующая