Настоящая фантастика – 2014 (сборник) - Гусаков Глеб Владимирович - Страница 4

«В те времена, в стране зубных врачей, чьи дочери выписывают вещи из Лондона, чьи стиснутые клещи вздымают вверх на знамени, ничей Зуб мудрости, я, прячущий во рту развалины почище Парфенона, шпион, лазутчик, пятая колонна гнилой цивилизации…»

Дальше я не помнила, но эти строчки плотно засели в мозгу, а потому, дойдя до «гнилой цивилизации», неизменно начинала читать заклинание сначала. Ладно, все лучше, чем какая-нибудь пошлая любовная песенка. Мама любит включать музыку на личнике, когда раскладывает пасьянсы, и звук неизменно находит микроскопические щели между досками ее пола, моего потолка и проскальзывает мне в ухо, как яд в шекспировской пьесе. Ух, сильна я сегодня на цитаты и аллюзии!

Ну вот, накаркала…

Но стихи про зубных врачей все же без труда одерживали верх над крылатым бредом, потому что передо мной был распахнутый рот Марии, и зубы ее напоминали даже не Парфенон, а, скорее, Стоунхендж. Или последних бойцов разгромленной армии, обреченно поднимающихся из окопов в безнадежную атаку. Или облаченных в траур вдов на кладбище. Словом, что-то печальное и зловещее. При этом пахло изо рта именно так, как и должно пахнуть изо рта с гнилыми зубами, а поэтому я то и дело сбрызгивала рот дезинфицирующей жидкостью, стараясь не глядеть в кроткие и печальные, утонувшие в сети морщин глаза пациентки.

Все свои шестьдесят с хвостиком лет Мария очень не любила ходить к врачу, особенно к зубному. Она и сегодня не пришла бы, но, видно, здорово допекло. Все предыдущие зубы Мария удаляла у себя самостоятельно, старым способом, с помощью двери – мне бы ее самообладание, я, наверное, далеко бы пошла. Но сегодня разболелся зуб мудрости, и до него Марии было просто не добраться. Зуб явно выбухал над общим рядом (правда, о «ряде» говорить не приходилось, но так и так десну здорово раздуло – периодонтит, тут и к бабке не ходи).

– Ладно, – сказала я, складывая инструменты. – К сожалению, сохранить зуб не удастся, придется рвать.

Мария вздохнула с явным облегчением и засияла улыбкой. Сверлить не будут, будут рвать. Какое счастье!

На всякий случай я поставила пробу на аллергию к уникаину (редко, но бывает) и занялась большим пальцем Марии. К большому пальцу она привязывала на ночь чеснок, чтобы зуб перестал болеть. Зуб болеть не перестал, а на большом пальце теперь красовался огромный багрово-синий пузырь ожога. Я проколола пузырь, залила рану перекисью, наложила повязку с антисептической мазью и вернулась к зубу. Никакой аллергии у Марии, разумеется, не оказалось, я как следует обколола уникаином десну и предложила пациентке подождать пять минут, пока обезболивание подействует. Та согласно кивнула и достала вязание.

Да, забыла сказать для полноты картины – с того самого момента, как я вытащила зеркальце и пинцет изо рта Марии, та, не останавливаясь ни на секунду, рассказывала мне о своей горькой жизни на пособие и о бессердечных детях, которые никогда не навещают ее и не помогают ни копейкой. «Куда эти русские умудряются девать своих детей? – привычно удивилась я. – Сколько надо приложить усилий, чтобы отлучить сына или дочь от дома и от родителей? Разовой акцией тут не обойдешься, нужна долгая планомерная работа. Жаль, мама не слышит – может, наконец поверила бы в то, что я не худший номер в лотерее жизни».

«Лови, лови, лови

Сердца влюбленного стук,

Зови, зови, зови,

Я твой загадочный друг!» – надрывался наверху певец.

В тот момент я явственно услышала, как в приемной скрипнула дверь и звякнул колокольчик. Так, значит, к обеду я сегодня опоздаю. Мама точно будет кукситься весь вечер. Ладно, переживем.

Я включила табло «Пожалуйста, подождите!», велела Марии садиться в кресло и открывать рот. Зуб, как того и следовало ожидать, держался на честном слове, я выдернула его с первого раза (а однажды, помню, пришлось выбивать зуб у девицы на седьмом месяце беременности – то еще развлечение). Хорошенько промыла десну, положила мазь с антибиотиком, выдала полоскание, сочувственно покивала, согласилась, что нынешний размер пособия – просто недоразумение, проводила Марию и, благословясь, зажгла табло.

«Плыви, плыви, плыви

В челне любви через море разлук,

Сорви, сорви, сорви

Оковы с потянутых рук!» – приветствовал нового посетителя мой припадочный друг из маминого личника.

Первый диагноз я поставила сразу же, едва новенький появился на пороге: не местный. И немудрено: всех местных я знала от макушки до пяток со всеми их хворями, детьми, пособиями и другими бедами, а этого человека видела впервые. Был он немолод, грузен, сутул, неряшливо одет и хорошо погрызен жизнью. Впрочем, пока он шел от дверей до моего стола, я немного изменила первоначальное мнение: не так уж стар, лет сорок, не больше. Просто шел он по-старчески: преувеличенно осторожно, щадя коленные суставы. Что само собой привело меня к новому диагнозу: артрит.

При осмотре все подтвердилось. Он приехал в наш городок на несколько дней. Бизнес. (Я подумала, что он еще и инопланетник, так как он говорил на эсперанто медленно и неуверенно, хотя вполне грамотно, но спрашивать не стала, было ни к чему.) Заболел около года назад. Болели суставы после физической нагрузки, потом начали болеть по утрам. Чувствовал скованность, появилась неуверенная походка. К врачу не обращался. Да, в прошлом бывали травмы. Псориаза, подагры и хронических инфекционных заболеваний в анамнезе не было. (По крайней мере он каждый раз широко раскрывал глаза и осторожно спрашивал: «А что это?») Лихорадки, болей в сердце, одышки, проблем с желудочно-кишечным трактом не было. Визуально коленные и голеностопные суставы были немного отечные, красноватые, на ощупь теплее окружающих тканей, термография это подтвердила. Клинический анализ крови не показал отклонений. На УЗИ я увидела небольшой отек мягких тканей, уменьшение толщины гиалинового хряща, незначительный выпот в полости суставов и деформацию суставных поверхностей. Я уверенно написала в графе диагноз «деформирующий остеоартроз I степени», взяла пункцию хрящевой ткани, а также на всякий случай – кровь на маркеры ревматизма, назначила простейшие обезболивающие и противовоспалительные мази и посоветовала заглянуть через неделю. К этому времени из городской лаборатории придут результаты по крови и гистология, и если все будет, как я предполагаю, то через две недели получу клонированную хрящевую ткань и смогу имплантировать ее в сустав.

– Это если вы останетесь здесь на две недели, – закончила я. – Если нет, сообщите мне, когда уедете, я перешлю ваши данные по месту жительства, и вы сможете продолжить лечение.

– Хорошо, – ответил он и попрощался.

Он вообще был на редкость немногословен и покладист, что меня несказанно радовало. Получить на ночь глядя капризного пациента – то еще удовольствие. Я понадеялась, что он будет их тех, кого вспоминаешь с удовольствием, но быстро забываешь: пришел – вылечился – ушел.

Впрочем, после его ухода я еще немного задержалась – захотелось снова взглянуть на результаты УЗИ. Что-то там выглядело странным: не в самом суставе, а около. И быстро убедилась, что права. Точнее, как у Шерлока Холмса, странным оказалось то, чего там не было, а именно признаков остеопороза костей. Даже минимальных. То есть ему не приходилось проводить длительное время в неподвижности и/или в невесомости. Значит, я ошиблась, посчитав, что он – инопланетник. Ну, ошиблась и ошиблась. В любом случае это не мое дело.

Я сняла халат, повесила на крючок и закрыла амбулаторию. Вышла на крыльцо и погасила фонарь, чтобы не привлекать мошкару. Я любила такие летние ночи: теплые, серые, безлунные. Пахло сырой травой и дымом – на соседнем участке жгли костер. Я долго смотрела на ветви деревьев, на листья, сливающиеся с темнотой. Временами налетал короткий порыв ветра, лохматил кроны, и снова воцарялся покой. А мне казалось: это жизнь летит мимо меня. И не то чтобы было жалко, просто я не знала, как могло бы получиться по-другому. Алекс обещал мне, что я буду менять мир, когда вырасту. «Не силой желания, а своими руками, своим трудом и талантом». А я пока что была способна менять только количество зубов во рту Марии. Очень человеколюбиво и общественно полезно. И не то чтобы я гнушалась «маленьким добром», которое делала за скромную плату. Просто мне было грустно, что я так и не узнаю, способна ли я на что-то большее… Я не видела способа узнать…