Кусатель ворон - Веркин Эдуард - Страница 17
- Предыдущая
- 17/76
- Следующая
– Занято!
Всхлипнула Александра.
Какие нежности, подумал я. Хотя… Хотя для нее это, наверное, шок. Надо сказать Пятахину, чтобы не очень распоясывался. С другой стороны, это Раша, детка, это не Мозамбик, никто вас сюда за уши не тянул.
Я занял свое место и записал в блог:
«После посещения усадьбы Щелыково наш поэт Влас Пятахин сочинил прекрасное стихотворение о русской природе».
Тег «Культура».
Из туалета наконец показалась Александра. Выглядела она устало. Ничего, привыкнет. Сама напросилась. Но на всякий приободрительный случай я ей улыбнулся. А она мне в ответ не сумела, добралась до своего места, закуталась в пончо. Мне ее стало жаль, иностранка все-таки, я с ними раньше не общался почти, так, с одной только, она наш город с Галичем спутала. Лучше Александру сейчас не трогать, пусть отдохнет, ну, хотя бы до того же Галича. В Галиче окунется в древние воды… Ну, как-нибудь придет в себя.
Я улыбнулся Александре мужественной улыбкой и направился гулять по проходу.
Дорога опять началась сильно ухабистая, пробираться с носа до кормы стало трудно, справа налево кидало, и прикинуло к Снежане, она как раз ела хлебец с мантуровским сыром. Снежана из третьей школы, настоящая блондинка, потомица викингов, многие видели ее в своих романтических грезах…
– Чего надо? – неприветливо спросила Снежана.
Собственно, Снежана тоже ничего. Конечно, в нашем родном городе мы с ней находились в разных социальных стратах, она из сословия всадников, я… Ну, периэк, какой-нибудь там, слепота куриная, брат Гонкур. Но вот в автобусе, мчащемся сквозь русские веси в поисках добрых дел, несть ни эллина, ни иудея, в этом автобусе я вполне мог подружиться и со Снежаной. Благо ее Ромео спал, утомившийся рассказом экскурсовода про драматургические будни Островского.
Ничего Снежана, ничего, и очки ей черные идут, я вообще люблю девушек с очками, в очках что-то есть.
– Это правда? – спросила Снежана.
– Что?
– Что это ты быдлески придумал?
– Нет, конечно. Это Ницше.
– А, понятно.
Она посмотрела на меня с восхитительной бессмысленностью и этим мне вдруг понравилась. Если у нее на самом деле мозг в относительно первозданном состоянии – то это просто прелесть, такое редко встретишь в наши тяжелые дни, особенно в третьей школе. А если она ловко притворялась, то это и подавнее, ценнее в три раза, особенно в сословии всадников.
– Мне больше та нравится, где сотовые жарят… – сказала Снежана. – Как она называется?
– «Едоки мобильных телефонов», – напомнил я.
– Смешное название. А что, вы там на самом деле телефоны ели?
– Пришлось. В этом и суть быдлески – все должно быть по-настоящему.
– То есть?
– Все очень просто. Если ты обедаешь на помойке – ты должен там непременно пообедать. Если ты жаришь телефон, его нужно непременно съесть. Реализм, в противном случае это не быдлеска, а буффонада. Фейк.
Снежана улыбнулась.
– И как? – спросила она. – Приносит прибыль? Говорят, ты там уже на «Бентли» скопил.
– Сплетни, – отмахнулся я. – Быдлески никакого дохода не приносят, я делаю это только ради искусства. Творчество… Ты знаешь, что такое творчество, Снежана?
Проснулся Дубина, посмотрел на меня с подозрением.
– Где мы? – спросил он.
– Скоро озеро, кажется, – сказала Снежана.
– Я знаю, что такое творчество, – зевнул Дубина. – Нам на боксе рассказывали. Если что, могу показать.
Дубина уставился на меня.
– Не, спасибо, мне и так хорошо. Скоро озеро, Листвянко, говорят, ты с вышки хорошо прыгаешь?
– С какой вышки? – не понял Дубина.
– С парашютной. Отдыхай, дружище.
Дубина вздохнул. Наверное, хотел мне в рог двинуть, но мама в дорогу драться запретила. И правильно.
Я опять отправился к Александре, она скучала на своем месте и немного смущалась.
– Скоро Галич, – сказал я. – Целое озеро целебной воды, окунешься, и печали отступят. У нас по плану оздоровительное купание.
– Озеро? – заинтересовалась Александра.
– Русский Лох-Несс, – сообщил я. – Здесь водится известный Галичский Монстр…
– Монстр?
– Ага. Когда-то давно здесь упал метеорит, а потом стали пропадать люди. И сейчас иногда пропадают. Это монстр их утаскивает. Там в центре разлом геологический, глубина полтора километра.
– Ого!
Александра написала что-то на листке бумаги, сунула своим соплеменником.
Оба сразу повернулись ко мне.
– Расскажи про монстра, – попросила Александра.
Ну, я рассказал подробнее, что мне, жалко? Про лабораторию под озером, в которой кровавые сатрапы Берии готовили смерть для всего человечества, а не получилось. Потому что на первое мая они выпили весь антифриз из реактора, и он расплавился и взорвался. Ну, а сталинский монстр вырвался и вовсю бесчинствует до сих пор.
Жмуркин ушел к водителю и стал вещать в микрофон.
– Друзья! Мы подъезжаем к старинному русскому городу Галичу. Галич, как и Москва, основан Юрием Долгоруким, примерно в то же время. Два города-ровесника, а какие разные судьбы! В свое время Галич был столицей удельного княжества Галичского, позже был присоединен к Москве…
Немцы достали камеры, приготовились фотографировать. Наверное, они ожидали, что покажутся многочисленные крепости из красного кирпича, рвы, церкви и прочая экзотика, однако показались, как водится, разрушенные коровники и кособокие свинарники.
Ну и озеро. Оно не преминуло показаться. Я люблю этот момент: озеро появляется всегда вдруг, и всегда кажется, что оно висит в воздухе, и можно не обращать внимания на окрестности, смотреть только на него, на цвет и блеск, обычно оно блестит, как серебряное блюдо.
– В Галиче развита обрабатывающая промышленность, – бубнил Жмуркин, – планируется сделать город рекреационной зоной и развивать туристический кластер…
Где именно развивать в Галиче туристический кластер, я не заметил.
Объехали вокруг озера и спустились к пляжу. Все стали немедленно переодеваться и готовиться нырнуть в глубины, даже водитель Шварцвайс переоделся в долгие купательные шорты и разогревался на песке гимнастическими упражнениями.
Дубина, конечно, выпендрился, встал на руки и сошел в воду на руках, так что все девушки на пляже поглядели на него с уважением.
Снежана вышла на пляж с зонтиком и раскладной бамбуковой скамеечкой, в воду она входить не стала, сидела на песке, полировала ногти.
Я все ждал, пойдет ли купаться Иустинья, однако она отказалась. Дитер и Болен поглядели на нее с сожалением, а Болен даже утешительно погладил по плечу. Иустинья впала в задумчивость, Жмуркин позвал ее еще раз, но она и еще раз отказалась.
– Это потому что у нее чирьи на ногах, – немедленно сообщил Пятахин.
Иустинья фыркнула и отправилась в автобус, читать духовную литературу.
Остальные купаться не отказались, даже баторцы, Рокотова и Герасимов прыгнули в воду и стали сосредоточенно купаться, держась от нас чуть поодаль.
Болен ходил по мелководью и поднимал со дна пивные пробки, к нему неожиданно присоединился Гаджиев. А потом Болен достал свои акваланги и немного понырял у камыша, достал чугун, ядро и сгнившее коромысло.
Дитер рисовал, в основном Галичского Монстра, похожего на чудовищного осьминога. Осьминог всползал на берег, хватал разбегающихся людишек и отправлял их в свою зубастую пасть.
Александра плавала, очень неплохо, быстро и по-спортивному, резко разворачиваясь ныром, выбрасываясь из воды.
Жмуркин разделся, но в воду забрел по колено, стоял, надзирая за остальными. Жмуркин подкачался. Нарастил мускулатуру, расширил плечи, осанка приобрела начальственный вид, так что если бы кто увидел его сейчас, то вряд ли узнал бы старого Жмуркина.
Купался даже Лаурыч. Он вышел в воды под недреманным оком Лауры Петровны, которая сама окунуться не осмелилась, но за своим отпрыском следила во все очи.
Галичское озеро было тепло и ласково, особенно к вечеру. Мы купались часа четыре, почти до темноты, до вечерних комаров, до тумана, спустившегося с противоположного берега.
- Предыдущая
- 17/76
- Следующая
