Пятница нон-стоп (СИ) - "Motoharu" - Страница 10
- Предыдущая
- 10/53
- Следующая
- Ты видел, какой резонанс вызвала статья Рихарда в прессе? Да там все с ума посходили, когда узнали, что мальчик, во-первых, русский, а во-вторых, ему двадцать пять. Ты понимаешь, что это значит?
Дима нервно передёрнул плечами. Было уже откровенно не по себе. Никогда прежде на него так не давили. И чем же?! Его собственными заслугами.
- И что это значит?
- Что теперь твои проекты будут идти на ура, вот что это значит! – воскликнула Лариса, эффектно закатывая глаза.
- Но они и тут идут неплохо, - парировал Дима. Конечно, прозвучало это неубедительно – детские садики никогда не сравнятся с национальными музеями, но, тем не менее, вернуло мир в прежнее положение.
- Ты хочешь всю жизнь проработать на моего отца или на Яковлева? – жёстко проговорила Лариса. Она явно пришла для того, чтобы получить ответ «да», и любой другой вариант её не устроит. Только Дима терпеть не мог, когда на него давят.
- А ты предлагаешь работать всю жизнь на тебя? – усмехнулся он. – Не вижу смысла менять шило на мыло.
Лариса недовольно поджала губы и быстро встала из-за стола. Посмотрела на часы и, тяжело вздохнув, вновь улыбнулась.
- Всё такой же колючий. Но ты подумай ещё, Минаевский. Мне было бы приятно работать с тобой, всё ж таки учились вместе. Проспект я тебе оставлю, там на последней странице мой сотовый телефон написан, позвони, если передумаешь.
- Замётано.
- И ты это… - Лариса обернулась уже на пороге, – отцу не говори, что я заходила. Не хочу баламутить воду раньше времени. – И, понизив голос, добавила: - Он мне за тебя башку оторвёт.
- Не скажу, не парься, - Дима махнул рукой на прощанье.
Проспект он забрал домой, чтобы ещё раз подумать и прийти к тому же выводу: что ему делать в Европе? На еду и здесь заработать можно.
- Саш, я зарываю талант в землю?
В ванной жарко, тесно вдвоём, но зато не в обиде. Так приятно чувствовать горячие пальцы на своей груди, они скользят сверху вниз от шеи к животу, обводят соски, слегка касаются, волнуют. Дима откидывает голову, упираясь затылком в плечо Александра, пытаясь заглянуть в лицо, напроситься на очередной поцелуй. Губы уже ноют от прикосновений, но хочется ещё. Всегда хочется ещё…
- Ты получаешь удовольствие от процесса, тебе не нужно признание.
Александр убирает волосы с ушей, облизывает, целует, кусает. И внутри тает, хочется, чтобы рука спустилась чуть ниже, коснулась иначе, уверенно, твёрдо.
- Лариса Всеволодовна приходила сегодня, звала в свою контору работать, - вздохнул Дима, теряя мысль. Александр накрыл его рукой и жарко выдохнул в ухо. Ему определённо очень нравится трогать Диму, заставлять его терять мысли и запинаться. Ведь вроде бы серьёзный разговор… весь вечер хотел обсудить… что обсудить?
- Ии?
Дима упёрся коленями в стенки ванны и вцепился руками в края, пытаясь сдерживаться. В этом был несравненный мазохистский кайф – он не поддастся, не поддастся…
- Я не хочу, - захныкал Дима и мягко свёл колени вместе, чувствуя движения Александра внутренней стороной бёдер. Перед глазами плавали чёрные точки, как майские мухи. И сдерживать стоны больше не было сил.
- Раздвинь ноги, талантливый мальчик, - Александр целует глубоко – шею приятно тянет, хочется извернуться и обнять его, как положено, но лень… и так хорошо, когда пальцы сжимают, скользят вдоль и вглубь. Дима закидывает ногу на край ванны, прохладный воздух мгновенно обдаёт распаренную кожу, и это уже слишком… Глухо стонет и соскальзывает куда-то вниз, под воду.
- С тобой невозможно разговаривать серьёзно, вечно хватаешься за всё подряд, - Дима чувствует себя сахарной ватой, плавающей в сиропе, сейчас она размокнет совсем и превратится в морскую пену, как чудо-русалочка. Александр одной рукой взбивает шампунь на Диминых волосах, а другой поддерживает, чтобы он больше не плюхался в воду.
- Я тебе ответил, птичка моя, не стоит идти от отца к дочери. У Ларисы свои счёты с Севой, тебе не стоит становиться посередине.
- Да, у них своя свадьба, а у нас своя, - грустно протянул Дима, вспоминая Юру. Александр крепче прижал его к себе и чмокнул в щёку.
- Закрой глаза, я смою пену.
За окном царствовало бабье лето, и стоило ветру набрать чуть больше силы, как листья, уже изрядно прихваченные пурпуром и золотом, неминуемо сыпались на асфальтированные дорожки под ноги спешащим в школу мальчишкам и девчонкам. За углом здания, в котором располагался «Спектр», в зарослях каштана приютилась средняя школа. Около двух часов дня, когда официально заканчивались занятия, под окном Диминого кабинета стоял такой ор, что даже плотно закрытые окна не помогали абстрагироваться от проблем Катьки – «Дуры набитой и мымры» и Вальки – «Сам придурок прыщавый». Иногда Катька и Валька шли молча, поедая ярко-красные яблоки, иногда смеялись над чем-то вместе, гоняли галок и беззаботно пинали листья. Но всё-таки ругались они чаще. «На то она и первая любовь, чтоб можно было обзываться на всю улицу», - с лёгкой завистью думал Дима, наблюдая за детьми из раскрытого настежь окна.
Сегодня Катя и Валя шли на расстоянии двух метров. Яблоки не ели, не ругались, и даже не смотрели друг на друга. Так и шли, глядя прямо перед собой, как на расстрел. Катя несла в руках красную розу, и щёки Вали горели в тон этой розе.
- Seht ihr mich? Versteht ihr mich? – подпевал Дима Тилю, выносящему барабанные перепонки. Наушники плотно сидели на голове и давили на дужки очков, но музыку выключать не хотелось, а очки снимать не моглось, поэтому приходилось мужественно терпеть дискомфорт и бодро подпевать. А что? Жизнь есть страдание. - Ich versteh euch nicht.
Александр неслышно вошёл в кабинет и опустил перед Димой вазу, битком набитую белоснежными каллами. Штук тридцать пять, не меньше. Крупных, нежных, атласных. С жёлтыми сердцевинами в белых легкомысленно неровных чашах. Они пахли свежим тенистым прудом и летним дождём.
- Здрасти, - шокировано протянул Дима, стаскивая наушники и неотрывно глядя на букет, и улыбка медленно растягивала губы. – И кому такое чудо? Лида изображает тюленя на Бали, только что звонила, жаловалась, что обгорела. Цветы не заказывала…
Дима машинально протянул руку и осторожно коснулся плотного бархатистого края – прохладный и неожиданно хрупкий.
- Это подарок на День рождения, - Александр перегнулся через стол и мазнул губами по Диминой макушке, подождал, пока тот подставит губы, и легонько чмокнул.
Кровь мгновенно прилила к лицу, когда Дима сообразил, что цветы для него. Казалось бы, такое простое решение, ну действительно, кому же ещё? В кабинете больше никого нет, и вообще… это же Александр! А с другой стороны…
- Но у меня только через месяц, - неуверенно промямлил Дима. Нее… точно помнит, что третьего октября день рождения, точно не сегодня.
Это определённо какая-то мистика. Магнитные бури. Сон в летнюю ночь. Короче, наркоманский глюк про каллы. И до чего же милые эти каллы! Самые совершенные цветы на свете.
- У меня День рождения сегодня.
Александр откровенно разглядывал смутившегося по самое не балуйся Диму и, по всей видимости, находил это зрелище забавным. Его улыбка становилась всё шире и насмешливее.
- Да ты гонишь… - прошептал Дима и закусил губу, исподлобья глядя на Александра. Смущение мгновенно сменилось душным и щиплющим щёки как на морозе стыдом. Дима даже и не подумал о том, чтобы узнать про его день рождения. Есть ещё в природе и такой день. – Вот я идиота кусок! А почему ты утром не сказал? А как же поездка? А… Ну вот блин…
Александр обошёл стол и присел на край напротив Димы, продолжая любоваться сменой его настроений, как сменой времён года. Ещё бы Вивальди на заднем плане включить, и было бы совсем хорошо.
- Не переживай, ты меня уже порадовал.
- Да? Тем, что забыл поинтересоваться, когда ты родился? – Дима закусил ноготь и тут же резко отдёрнул руку, вновь провёл кончиками пальцев по бархатистым сочным лепесткам. К этим цветам постоянно хотелось прикасаться. Дима с самого детства любил каллы, но достать их в Перми было невозможно. Лишь однажды мама принесла один маленький цветок с работы, и вся её комната пропиталась тонким ароматом дождя.
- Предыдущая
- 10/53
- Следующая
