Выбери любимый жанр

Этюды о моде и стиле - Васильев Александр Александрович - Страница 12


Изменить размер шрифта:

12

Русские беженцы поселились в основном на европейском берегу города, в районе с названием Пера, на главной европейской улице города, где находились все посольские миссии, в том числе и российская, возле торговой площади Таксим или в традиционном русском районе Каракей. В Каракее у порта до сих пор находятся русское подворье, русский монастырь и русская церковь.

Размещались беженцы, невзирая на чины и звания, кто как мог. Условия жизни были тяжелыми.

Жили в гостиницах, монастырях, госпиталях, в фабричных постройках, а некоторых приютили в помещении русского посольства — прекрасного особняка красного цвета с колоннами в духе петербургского ампира. Лишь некоторые знаменитости, подобно Александру Вертинскому, могли поселиться в роскошном первоклассном отеле «Пера палас». Союзники по Антанте, «Земский союз» Хрипунова и особенно американский Красный Крест помогали консервами, медикаментами, а также кое-какой одеждой. Ввиду огромного наплыва беженцев русская речь слышалась в городе повсюду.

На улице Пера стали молниеносно открываться русские рестораны, кабаре, кондитерские и аптеки. Появились русские доктора, адвокаты и «булгаковские» тараканьи бега. Мадам Жекулина организовала даже русскую гимназию. Начали выходить русские газеты различного толка — «Новое время», «Общее дело», «Руль» и другие. Знаменитый «русский негр» Федор Федорович Томас, бывший в Москве хозяином кабаре «Максим», открыл подобное же заведение в загородном саду «Стелла». В игорном доме одессита Сергея Альтбрандта играл скрипач Жан Гулеско, Вертинский пел цыганские песни в своем кабаре «Черная роза». В этом знаменитом месте у вешалки стоял бывший сенатор, а подавали хорошенькие русские дамы, слегка кокетничавшие своим неумением подавать. Отменный борщ готовили в ресторане «Уголок». Богатые иностранные клиенты приезжали ужинать в русский кабаре-ресторан «Эрмитаж», где поваром был, как говорили, бывший губернатор. Славились куличами русские кондитерские «Петроград» и «Москва». Известными местами были ресторан «Тюркуаз» и ресторан Гапонцевых.

Опереточный артист Владимир Петрович Смирнов открыл в Константинополе завод «Смирновской» водки. Он же, вместе со своей женой, примадонной Валентиной Пионтковской, открыл кабаре «Паризиана», где, как пишет в своих воспоминаниях «Осколки прошлого» очевидец событий князь Петр Петрович Ишеев, «собирались по вечерам сливки экспедиционного корпуса». В летнем театре «Буфф» Смирнов, Пионтковская и Полонский поставили шедшую с ошеломляющим успехом «Прекрасную Елену» Оффенбаха. В Константинополе в те годы выступали артист Борис Михайлов, цыганская певица Настя Полякова, конферанс вел артист театра Корша А. Бестужев. Пел знаменитый Юрий Морфесси, а Елена Никитина выступала в «Черной розе». На улице Пера в русском кокошнике пела Тараканова. В «Караван-сарае» русские пляски исполняла пара — Иван и Леля. Балетмейстер Виктор Зимин поставил балет «Шахерезада».

Первую балетную школу в Турции организовала не так давно скончавшаяся в Стамбуле балерина Лидия Красса-Арзуманова (она же Лейла Арзуман). От журналиста Жака Делеона мне удалось узнать ее биографию. Арзуманова родилась в Петербурге в 1897 году, а затем училась в частной школе, и впоследствии, в 1912–1918 годах, она танцевала в России. Живущая по сей день в Турции, ученица балетной школы Арзумановой Елена Гордиенко рассказывала мне: «У Арзумановой все начали учиться. Она преподавала больше воздух, атмосферу».

Племянница донского атамана Богаевского Валентина Юлиановна Таскина приехала в Константинополь в 1920 году и вскоре поступила работать пианисткой. Мне удалось встретиться с этой уникальной женщиной в ресторане «Ялым» на азиатском берегу, где она играла русские песни, уже сорок лет аккомпанируя своему верному партнеру — греку Теодору. Вот ее рассказ.

«Я родилась на Кавказе в городе Грозном в 1902 году. Мать моя была русской, а отец — поляком, поэтому я урожденная Верженская. Восьми лет родители перевезли меня в Кисловодск, где я окончила гимназию с золотой медалью. Моя тетка была первым браком замужем за графом Келлером, главнокомандующим Русской армией, а вторым браком она вышла замуж за казачьего атамана Африкана Петровича Богаевского. Он уже давно был влюблен в мою тетю Надю и даже держал при ее первом венчании венец. Впервые я познакомилась с Богаевским, когда мне было девять лет, у нас дома в Кисловодске, и сама в него чуть не влюбилась. А уж после революции из Петрограда в Ессентуки приехала знакомая нам семья баронов фон Клодт-Юргенсбург. Их было три брата, и, влюбившись, восемнадцати лет я обвенчалась с одним из них, двадцатилетним офицером бароном Константином. Осенью 1920 года я эвакуировалась из Феодосии в Константинополь и лишь тут узнала, что мой муж был убит большевиками. В Константинополе я сперва поселилась в доме-канцелярии атамана Богаевского. Там уже жили моя тетя Надя, моя бабушка, брат тети генерал от кавалерии Евгений Дерет, генерал барон Мандель. Все жили вместе на втором этаже, и даже мой младший брат был с ними. Дом этот находился в районе Тарлабаси, и я прожила там 24 дня в декабре 1920 года. Затем я получила работу в американском госпитале, потом в детской школе, а затем поступила пианисткой-тапершей в синема «Мажик» на площади Таксим. Фильмы там крутили немые, немецкие, с участием Лиа де Путти, Вилли Фрича, Раймона Наварро.

Все музыканты в кинозалах были русскими. Я играла вместе с неким Поляцким, очень способным музыкантом. Играла я там вплоть до 1929 года, а затем перешла работать на радио и стала первой пианисткой турецкого радио. Уже в Константинополе, в 1923 году, я вышла вторым браком за Александра Александровича Таскина. Он был крестником императора Александра III, а его отец был инспектором царских земель. Дядя мой, атаман Африкан Богаевский, уехал затем в Париж, где был убит; похоронен среди своих казаков на кладбище в Сент-Женевьев де Буа».

Тем временем по улице Пера взад и вперед бродили толпы русских беженцев, осаждая стильно-романтические здания иностранных посольств в надежде на получение визы куда-либо. Чехословакия, Болгария и Югославия приглашали интеллигенцию — преподавателей, инженеров, агрономов, врачей. Аргентина звала в Патагонию безземельных казаков, в Германию приглашалась банкиры, а Франция нуждалась в дешевой рабочей силе для автомобильных заводов; молодежь же стремилась в Америку. Положение оставалось тяжелым. Особенно грустные вести прибывали из Галлиполи, где находились уцелевшие части Добровольческой армии, страдая от лишений и нужды. Этой армией командовали барон Врангель и генерал Кутепов. Сам Врангель первое время жил в русском посольстве, а затем переехал на небольшую паровую военную яхту «Лукулл». В книге воспоминаний известного деятеля кадетской партии князя Павла Дмитриевича Долгорукого «Великая разруха» эта яхта описывается так: «Милый, славный «Лукулл»! Сколько совещаний и бесед на нем было в каюте главнокомандующего… В маленькой столовой, увешанной произведениями кадетов и юнкеров, поднесенных Врангелю в Галлиполи, много раз приходилось съедать далеко не лукулловский обед».

Это была единственная яхта, на которой еще развевался Андреевский флаг, она стояла на причале вблизи дворца Долмабахче. Судьба ее таинственна и трагична. Вот как вспоминает князь Долгорукий: «Кажется, в августе 1921 года итальянский торговый пароход, шедший из большевистского Батума, среди бела дня круто повернул с фарватера широкого в этом месте Босфора и, направившись прямо на «Лукулл», стоявший близ берега на постоянной стоянке русского стационара, перерезал его пополам и, не остановившись, прошел к Константинополю. Немногочисленные люди, бывшие на борту, спаслись, кроме дежурного мичмана Сапунова. Так опустился в воду последний Андреевский флаг, развевавшийся на Босфоре. Баронесса Врангель потеряла последние свои драгоценности».

Турецкая монархия доживала свой век. Сам султан жил узником в «Ильдиз-Киоске». Положение и само дальнейшее пребывание огромного числа русских беженцев в оккупированном Антантой Константинополе находилось под вопросом. К тому же кончались последние деньги. Александр Вертинский в своей книге «Записки русского Пьеро» писал: «Положение женщин было лучше, чем мужчин. Турки вообще от них потеряли головы. Наши голубоглазые, светловолосые красавицы для них, привыкших к своим смуглым восточным повелительницам, показались ангелами, райскими гуриями, женщинами с другой планеты. Разводы сыпались, как из рога изобилия».

12
Перейти на страницу:
Мир литературы