Дело длинноногих манекенщиц (Сборник) - Гарднер Эрл Стенли - Страница 40

Так же осторожно приблизился к «Мерседесу» и заглянул в него, однако не обнаружил ничего достойного внимания, во всяком случае моего внимания. Затем еще осторожней, на цыпочках подошел к боковому окну и стал наблюдать за происходящим. Это было, по-видимому, нечто вроде мастерской, склада и выставочного зала одновременно. Стены были сплошь завешаны старинными часами с маятниками – либо их копиями всех возможных видов, конструкций и размеров. Некоторые часы, а также детали ним лежали на четырех больших верстаках, будучи, вероятно, в стадии, изготовления, сборки или ремонта. В глубине зала стояло несколько деревянных ящиков, похожих на те, которые только что принес Гудбоди со своим товарищем. Ящики эти были постланы соломой. Над ними – на полках – также находились часы, при каждых из которых лежали маятник, цепь и гирьки.

Гудбоди и смуглый мужчина, что-то делали у этих полок. Потом полезли в один из открытых ящиков и начали доставать оттуда гирьки для часов. Но вскоре Гудбоди прервал работу, вынул из кармана какую-то бумагу и погрузился в ее изучение. Наконец показал – какую-то запись и что-то сказал смуглому мужчине, который кивнул и вернулся к прежнему занятию. А Гудбоди, держа листок в руке, направился к боковой двери и пропал с глаз. Тем временем его напарник взял другой лист бумаги и, заглядывая в него, начал укладывать в ряд пары одинаковых гирек. Я как раз задумался, куда это подевался Гудбоди, когда он объявился. Его голос, послышался за моей спиной:

– Я рад, что вы не обманули моих ожиданий, майор Шерман.

Медленно обернувшись, я увидел, что и он не обманул моих – он улыбался самой благочестивой из своих улыбок и держал в руке большой пистолет.

– Конечно, никто не бессмертен, – сиял он, – но должен признать, что вы обладаете запасом живучести. Вообще-то трудно недооценить полицейского, но в вашем случае я, видимо, оказался несколько легкомысленным. С прошлой ночи мне уже дважды представлялось, что я избавился от вашего присутствия, которое откровенно говоря, начинает меня немного тяготить. Однако, надеюсь, третья попытка будет для меня более удачной. Знаете, между нами говоря, вы должны были убить Марселя.

– Неужели не убил?

– Ну-ну, пора бы уже, при вашем-то опыте, научиться скрывать свои чувства и не показывать разочарования. Марсель пришел в себя, правда, совсем ненадолго, но все же успел обратить на себя внимание тех достойных женщин на лугу. Боюсь, у него проломлен череп и кровоизлияние в мозг. Вряд ли выживет. – Он поглядел на меня задумчиво. – Однако, у меня такое впечатление, что он неплохо себя зарекомендовал.

– Борьба не на жизнь, а на смерть, – признал я. – А нам обязательно стоять тут, под дождем?

– Конечно, нет, – он под пистолетом ввел меня в помещение.

Смуглый мужчина обернулся к нам без особого удивления. Я задумался, сколько же времени прошло с тех пор, как они получили предостережение с Хейлера?

– Познакомься, Жак, – представил меня Гудбоди. – Это господин Шерман. Майор Шерман. Похоже, он связан с Интерполом или с какой-то другой такой же ублюдочной организацией.

– Мы уже встречались, – осклабился Жак.

– Ах да! Как же я мог забыть? – Гудбоди направил на меня пистолет, а Жак отобрал у меня мой.

– У него только один, – удостоверил он. И провел по моей щеке мушкой оружия, частично отдирая пластырь. – Держу пари, больно, а? – Он снова оскалился.

– Посдержанней, Жак, посдержанней, – осадил его Гудбоди. Было все же в его натуре некоторое добросердечие. Например, если бы он был людоедом, верно, оглушал бы человека, прежде чем приготовить его на обед. – Держи его на мушке, хорошо? – Он сунул пистолет в карман. – Признаться, никогда не жаловал это оружие. Примитивное, шумное, лишенное какой бы то ни было изысканности…

– Такой, как насаживание девушки на крюк? – поинтересовался я. – Или закапывание вилами?

– Ну-ну, не стоит нервничать, – он вздохнул. – Знаете, даже лучшие из вас неуклюжи, так бросаются в глаза… Сказать по правде, ожидал от вас большего… Мой дорогой майор, у вас репутация, которую вы совершенно не оправдываете и не заслуживаете. Слишком много ошибок, слишком много беспокойства людям, самодовольной уверенности, что вызываете их на ответные действия. Появляетесь буквально везде, где появляться не стоит. Дважды заходите в жилище мисс Лимэй, не принимая никаких мер предосторожности. Вытаскиваете из чужих карманов клочки бумаги, помещенные там как раз для того, чтобы вы их нашли, а кроме того, – добавил он с укором, – не было никакой нужды убивать этого парня. Средь бела дня гуляете по Хейлеру, не ведая по простоте душевной, что все население Хейлера – моя паства. Мало этого, позавчера вы даже оставили свою визитную карточку в подвале моей церкви – кровь. Ну, правда, за это я на вас не в обиде, – в сущности, я и сам подумывал уже избавиться от Генри, он стал для меня обузой, а вы освободили меня от необходимости этим заниматься. – Он сменил тему. – Ну а что вы думаете об этой нашей уникальной коллекции? Это все копии на продажу…

– Боже мой, – я покачал головой. – Ничего удивительного, что церкви пусты.

– Нет-нет, вы неправы, надо уметь ценить такие ситуации. Вот, скажем, гирьки. Измеряем их, взвешиваем и в соответствующий момент заменяем другими, теми, которые привезли сегодня. И все. Разве что у наших гирек есть – кое-что внутри. Потом укладываем все это в ящики и сдаем на таможенный досмотр, запечатываем и с официального согласия властей высылаем неким… друзьям за границу. Всегда говорил, что это одна из лучших моих идей…

Жак почтительно кашлянул:

– Вы говорили, что надо спешить.

– Ты прагматик, Жак. Но, разумеется, прав. Сперва займемся нашим… э-э… асом сыска, а потом за работу. Проверь, тихо ли вокруг.

Гудбоди с явным неудовольствием снова достал пистолет, а Жак бесшумно выскользнул за дверь. Очень скоро он вернулся и кивнул. Они приказали мне идти вперед. Мы поднялись по лестнице и, пройдя длинный коридор, остановились у каких-то дверей.

Это была огромная комната, почти полностью завешенная сотнями часов. Никогда не видел столько часов разом, тем более – такую ценную коллекцию. Все без исключения были с маятниками, очень старые, а некоторые просто огромные. Заведены были далеко не все, но и так едва не сливающееся судорожное тиканье производило оглушительный эффект. Работать в такой комнате я не смог бы и десять минут.

– Одна из прекраснейших коллекций в мире, – произнес Гудбоди с такой гордостью, словно она принадлежала ему, – если не самая прекрасная. И сами видите, вернее слышите, что все отлично действуют.

Слух машинально зафиксировал эти слова, но до сознания они не дошли. Я всматривался в лежащего на полу человека с длинными черными волосами, падающими на шею, в острые лопатки, торчащие под потертой курткой. Рядом с ним валялись куски кабеля в резиновой оплетке, а около головы – наушники с резиновыми предохранителями. Не требовалось медицинского образования, чтобы понять, что Георг Лимэй мертв. – Вы убили его, – сказал я.

– Формально, в некотором смысле, да.

– Зачем?

– Дело, видите ли, в том, что его напичканная благородными принципами сестра, которая несколько лет ошибочно полагала, что у нас есть доказательства участия ее брата в убийстве, в конце концов убедила его явиться в полицию с повинной. Так что мы были вынуждены временно убрать их из Амстердама, но, конечно, деликатно, чтобы не потревожить вас. Боюсь, майор, вы должны взять на себя часть вины за смерть этого бедного паренька. И его сестры. И этой вашей красивой помощницы, ее, кажется, знали Мэгги, – он поспешно отступил, одновременно вытянув руку с пистолетом. – Не надо на меня бросаться, ведь вы безоружны. Но мне сдается, что вам не понравилась утренняя забава? Наверно, Мэгги тоже. И, опасаюсь, не придется по вкусу и другой нашей доброй знакомой, Белинде, которая должна умереть нынче вечером. Ах, и вижу, вас это глубоко ранит. Вы бы очень хотели меня убить, господин майор. Он по-прежнему улыбался, но как-то мутно, – а взгляд застыл и глаза стали совершенно безумными.