Дело длинноногих манекенщиц (Сборник) - Гарднер Эрл Стенли - Страница 35

– Полиция, – сообщил он на случай, если бы его приняли за страхового агента или кого-нибудь в том же роде.

– Не узнаете собственной машины? – гаркнул я. – Прочь с дороги!

– Проезд запрещен. Прошу вернуться.

– Все в порядке. – Из-за угла появился де Граф, и если полицейской машины было недостаточно, выражение его лица не оставляло сомнений. – Там не очень-то приятное зрелище, господин майор.

Не говоря ни слова, я миновал его, свернул за угол и глянул вверх. С такого расстояния похожая на куклу фигура, медленно раскачивающаяся у конца подъемной балки на фасаде магазина Моргенштерна и Муггенталера, казалась немногим больше куклы, которую я видел вчера утром, но ту я разглядывал вблизи, так что эта была больше, намного больше. Точно такая же традиционная одежда, что и на кукле, которая качалась там еще так недавно, и не надо было подходить ближе, чтобы понять, что лицо вчерашней куклы было точной копией этого лица… Я вернулся за угол, де Граф за мной.

– Почему вы ее не снимете? – Собственный голос слышался мне как бы издалека, холодный, спокойный и совершенно бесцветный.

– Наш врач только что приехал. Он пошел наверх.

– Конечно, – кивнул я невпопад и добавил: – Она, пожалуй, не может быть там давно. Жила еще неполный час тому назад. Наверно, магазин был открыт задолго до…

– Сегодня суббота. По субботам он не работает.

– Конечно, – повторил я машинально. Другая мысль пришла мне в голову, мысль, – пронзившая меня еще большим страхом и холодом. Астрид, с пистолетом, приставленным к голове, позвонила в отель «Тауринг». Но позвонила, чтобы передать мне известие, которое не имело значения, не могло, не должно было иметь значения – ведь я-то лежал на дне порта. Оно имело бы смысл, если б мне его передали. То есть в том единственном случае, если бы те, кто приставлял пистолет к голове Астрид, знали, что я по-прежнему жив. А откуда они могли знать, что я жив? Кто мог им это сообщить? Меня никто не видел, за исключением трех матрон на острове Хейлер. А с чего бы они стали заниматься чем-нибудь подобным?

Но было и еще кое-что. Почему Астрид приказали позвонить, а потом подвергали риску самих себя и свои планы, убивая ее, если совсем недавно так усиленно старались убедить меня, что она жива, здорова и невредима? Внезапно мне явился точный ответ. Они о чем-то забыли. Я – тоже. Они забыли о том, о чем забыла Мэгги: что Астрид не знала номера телефона нового отеля девушек. А я забыл, что ни Мэгги, ни Белинда никогда не разговаривали с Астрид и не слышали ее голоса. Я вернулся в переулок. Цепь и крюк под крышей магазина по-прежнему раскачивались, но уже избавленные от груза.

– Позовите доктора, – попросил я де Графа. Тот явился через несколько минут, молодой, наверно, только что получивший диплом, и, полагаю, бледнее, чем обычно. Я резко спросил:

– Она мертва уже несколько часов, не правда ли?

Он кивнул:

– Четыре-пять часов, более точно я смогу сказать позже.

– Благодарю, – я отошел в обществе де Графа. На его лице читалось множество вопросов, но у меня не было охоты на них отвечать.

– Это я ее убил, – сказал я. – Думаю, что, возможно, убил еще кое-кого.

– Не понимаю, – де Граф и впрямь выглядел растерянным.

– Видимо, я послал Мэгги на смерть.

– Мэгги?

– Извините, я вам не говорил. У меня были с собой две девушки, обе из Интерпола. Одна из них – Мэгги. Вторая сейчас в отеле «Тауринг», – я дал ему фамилию и номер телефона Белинды. – Свяжитесь с ней от моего имени, хорошо? Скажите ей, чтобы заперлась в номере на ключ и никуда не выходила, пока я ей не скажу, и чтобы не реагировала ни на какие звонки и письменные вести, которые не будут содержать слова «Бирмингем». Сделаете это лично?

– Разумеется.

Я кивнул на его машину:

– Вы можете связаться по радиотелефону с Хейлером?

Он покачал головой:

– Только с полицейским управлением.

Пока де Граф давал водителю указания, из-за угла показался мрачный ван Гельдер. В руке была дамская сумочка.

– Это сумка Астрид Лимэй? – спросил я, он кивнул. – Дайте ее мне.

– Не могу. В случае убийства…

– Отдайте ее майору, – распорядился де Граф.

– Спасибо, – поблагодарил я его и начал диктовать: – Рост пять футов четыре дюйма, длинные черные волосы, голубые глаза, очень красива, синий костюм, белая блузка и белая сумка. Должна быть в окрестностях…

– Минуточку! – Де Граф наклонился к водителю и почти сразу же выпрямился: – Связь с Хейлером мертва. Положительно, смерть ходит за вами по пятам майор.

– Позвоню вам позже! – и я бросился к своей машине.

– Я поеду с вами, – быстро вставил ван Гельдер.

– У вас и тут полно работы. Там, куда я еду, не понадобятся никакие полицейские.

Ван Гельдер кивнул:

– Это означает, что вы выходите за рамки закона.

– Какие тут рамки! Астрид Лимэй мертва. Джимми Дуклос мертв. Мэгги, возможно, тоже. Я хочу побеседовать с людьми, которые отнимают жизнь у других.

– Думаю, вы должны отдать нам оружие, – спокойно сказал ван Гельдер.

– А что, по-вашему, у меня должно быть в руке, когда я буду с ними разговаривать? Библия? Чтобы помолиться за их души? Можете забрать у меня оружие, но сперва вам придется меня убить.

– У вас есть какая-то информация и вы скрываете ее от нас? – спросил де Граф.

– Да.

– Это и невежливо, и неумно, и незаконно.

– Что до ума, то его вы оцените позже. А вежливость и законность меня не касаются.

Я запустил мотор, и в этот момент ван Гельдер двинулся ко мне, но послышался голос де Графа:

– Оставьте его, инспектор! Оставьте его…

Надо сказать, что по пути в Хейлер друзей у меня не прибавилось, а впрочем, я к этому и не стремился. В обычных условиях такое безумное и совершенно безответственное вождение вызвало бы, по меньшей мере, с полдюжины катастроф, причем тяжелых, но полицейские мигалка и сирена обладали магической силой расчищать дорогу. И встречные, и попутные машины тормозили еще за полмили до моего приближения и прижимались к обочинам. Правда, некоторое время за мной гналась какая-то полицейская машина, у водителя которой было больше осмотрительности, но значительно меньше причин для спешки, чем у меня, так что, в конце концов, он рассудил, что нет никакого смысла погибать, если в лучшем случае он может заработать на этих гонках недельное жалование, – и отстал. Я не сомневался, что он немедленно поднял тревогу по радио, но ни заграждения, ни прочие подобные неприятности мне не грозили: едва в комиссариате узнают номер машины, меня оставят в покое.

Конечно, я предпочел бы проделать этот путь на другой машине или на автобусе. Желто-красному такси не хватало одного качества, а именно – неприметности, но скорость теперь была важнее, чем тайна. В виде компромисса я проехал последний отрезок шоссе по дамбе с относительно умеренной скоростью, потому что вид желто-красного такси, приближающегося к городку со скоростью сто миль в час, дал бы повод к некоторым догадкам даже отменно нелюбопытным голландцам.

Я запарковал машину на быстро заполняющейся стоянке, снял пиджак, подмышечную кобуру и галстук, закатал рукава и вышел из машины, неся пиджак небрежно переброшенным через левую руку и держа под ним пистолет с навинченным глушителем.

Щедрая на капризы голландская погода заметно изменилась к лучшему. Еще когда я выезжал из Амстердама, начало проясняться, и сейчас редкие пухлые облака лениво проползали по безмятежному небу, а в жарком солнце слегка дымились дома и прилегающие к городку поля. Неторопливо, но и не слишком медленно я направился, к зданию, наблюдение за которым поручил Мэгги. Двери его были распахнуты, и можно было видеть движущихся, внутри людей – одни женщины все в тех же традиционных костюмах. Время от времени одна из них выходила и направлялась в город, а изредка выныривал какой-нибудь мужчина с большой картонной коробкой и, поставив ее на тележку, двигался в том же направлении. Вероятно, тут располагался какой-то крестьянский промысел, но извне трудно было определить какой. Впрочем, наверняка совершенно безобидный: проходящих мимо туристов иногда с улыбкой приглашали внутрь – посмотреть. Кто входил, неизменно выходил оттуда, так что зловещим это место не назовешь.