Выбери любимый жанр

Русские поэты XX века: учебное пособие - Лосев В. В. - Страница 5


Изменить размер шрифта:

5

Многогранная плодотворная деятельность Волошина – поэта, переводчика, публициста, мемуариста, литературного критика, живописца, искусствоведа – протекала после революции в условиях почти полной изоляции от цивилизованного мира:

Я не изгой, а пасынок России.
И в эти дни – немой ее укор,
Я сам избрал пустынный сей затвор
Землею добровольного изгнанья,
Чтоб в годы лжи, падений и разрух
В уединенье выплавить мой дух
И выстрадать великое познанье.

Послереволюционная поэзия Волошина представлена в книгах «Неопалимая купина» (1924), «Путями Каина» (1926) и некоторых других.

В них можно наблюдать интересную особенность, характерную для русской поэзии первой четверти двадцатого века. Поэтический сборник предстает перед читателем не только как собрание самостоятельных стихотворений, но и как цельное художественное произведение, сцементированное единством замысла и общностью поэтических приемов. Внутри сборника отдельные произведения собраны в своеобразные стихотворные циклы. Совокупность нескольких циклов призвана раскрыть главную мысль сборника. Тяготение к крупным жанрам, выполненным в мозаичной форме, у Волошина обнаружилось также в работе над таким сложным поэтическим сочинением, как венок сонетов – «Звездная корона», «Лунарий».

Первые пять стихотворений в пособии входят в цикл «Пути России», одно – «На дне преисподней» – в цикл «Усобица». Оба цикла из книги «Неопалимая купина». Четыре последних взяты из книги «Паралипоменон», куда включены стихи, не попавшие в составленные Волошиным сборники. (Паралипоменон – греч. – книги о пропущенном.)

МОСКВА

(Март 1917)

В Москве на Красной площади
Толпа черным-черна.
Гудит от тяжкой поступи
Кремлевская стена.
На рву у места Лобного,
У церкви Покрова
Возносят неподобные
Нерусские слова.
Ни свечи не засвечены,
К обедне не звонят.
Все груди красным мечены,
И плещет красный плат.
По грязи ноги хлюпают.
Молчат. Подходят. Ждут.
На паперти слепцы поют
Про кровь, про казнь, про суд.

1917

ТРИХИНЫ[1]

Появились новые трихины.

Ф. Достоевский
Исполнилось пророчество: трихины
В тела и дух вселяются людей.
И каждый мнит, что нет его правей.
Ремесла, земледелия, машины
Оставлены. Народы, племена
Безумствуют, кричат, идут полками,
Но армии себя терзают сами,
Казнят и жгут: мор, голод и война.
Ваятель душ, воззвавший к жизни племя
Страстных глубин, провидел наше время:
Пророчественною тоской объят,
Ты говорил, томимый нашей жаждой,
Что мир спасется красотой, что каждый
За всех, во всем, пред всеми виноват.

1917

МИР

С Россией кончено… На последях
Ее мы прогалдели, проболтали,
Пролузгали, пропили, проплевали,
Замызгали на грязных площадях.
Распродали на улицах: не надо ль
Кому земли, республик да свобод,
Гражданских прав? И родину народ
Сам выволок на гноище, как падаль.
О, Господи, разверзни, расточи,
Пошли на нас огнь, язвы и бичи;
Германцев с запада, монгол с востока
Отдай нас в рабство вновь и навсегда,
Чтоб искупить смиренно и глубоко
Иудин грех до Страшного Суда.

1917

НА ЮШЛЕ

В мутном свете увялых
Электрических фонарей
На узлах, тюках, одеялах,
Средь корзин, сундуков, ларей,
На подсолнухах, на окурках,
В сермягах, шинелях, бурках,
То врозь, то кучей, то в ряд,
На полу, на лестницах —
спят:
Одни – раскидавшись, будто
Подкошенные на корню,
Другие вывернув круто
Шею, бедро, ступню.
Меж ними бродит зараза
И отравляет их кровь:
Тиф, холера, проказа,
Ненависть и любовь.
Едят их поедом жадным
Мухи, москиты, вши.
Они задыхаются в смрадном
Испаренье тел и души.
Точно в загробном мире,
Где каждый в себе несет
Противовесы и гири
Дневных страстей и забот.
Так спят они по вокзалам,
Вагонам, платформам, залам,
По рынкам, по площадям,
У стен, у отхожих ям:
Беженцы из разоренных,
Оголодавших столиц,
Из городов опаленных,
Деревень, аулов, станиц,
Местечек, – тысячи лиц…
И социальный Мессия,
И баба с кучей ребят,
Офицер, налетчик, солдат,
Спекулянт, мужики, —
вся Россия!
Вся лежит она, распята сном,
По вековечным излогам,
Расплесканная по дорогам,
Искусанная огнем,
С запекшимися губами,
В грязи, в крови и во зле,
И ловит воздух руками,
И мечется по земле.
И не может в бреду забыться,
И не может очнуться от сна…
Не все ли и всем простится,
Кто выстрадал, как она?

1919

НЕОПАЛИМАЯ КУПИНА[2]

В эпоху бегства французов из Одессы
Кто ты, Россия? Мираж? Наважденье?
Была ли ты? есть? или нет?
Омут… стремнина… головокруженье…
Бездна… безумие… бред…
Все неразумно, необычайно:
Взмахи побед и разрух…
Мысль замирает пред вещею тайной
И ужасается дух.
Каждый коснувшийся дерзкой рукою —
Молнией поражен:
Карл – под Полтавой; ужален Москвою
Падает Наполеон.
Помню квадратные спины и плечи
Грузных германских солдат —
Год… и в Германии русское вече:
Красные флаги кипят.
Кто там? Французы? Не суйся, товарищ,
В русскую водоверть!
Не прикасайся до наших пожарищ —
Прикосновение – смерть!
Реки вздувают безмерные воды,
Стонет в равнинах метель:
Бродит в точиле, качает народы
Русский разымчивый хмель.
Мы – зараженные совестью: в каждом
Стеньке – святой Серафим,
Отданный тем же похмельям и жаждам,
Тою же волей томим.
Мы погибаем, не умирая.
Дух обнажаем до дна.
Дивное диво! – горит, не сгорая,
Неопалимая Купина.
вернуться

1

Трихины – в середине 60-х годов XIX века русское общество было встревожено сообщениями о неизвестных в то время медицине микроскопических существах-трихинах, вызывающих повальные болезни. Достоевский упоминает о трихинах при описании заключительного пророческого сна Раскольникова в «Преступлении и наказании».

вернуться

2

Неопалимая купина (по известной легенде) – горящий, но не сгорающий куст, символ Девы Марии, покровительницы России.

5
Перейти на страницу:
Мир литературы