Выбери любимый жанр

Герда - Веркин Эдуард - Страница 32


Изменить размер шрифта:

32

– Дружина направила? – удивился я. – Это «Булат», что ли?

Саша кивнула.

– Ага.

– А сама ты?

Саша поморщилась.

– А что так? – спросил я. – Добровольно к сироткам не хочешь в гости?

Ехидно опять спросил, иногда во мне просыпается идиот. Такой зловредный, тупой-тупой, примерно как Громов. Редко, правда.

– Не хочу, – призналась Саша. – Не хочу. А ты вот хочешь разве?

– Нет…

– Во-во. Любому нормальному человеку на это смотреть тяжело. Никакого сердца не хватит.

– Тогда почему? – спросил я.

– Я же говорю, поручили. Все выбирали себе направления, по которым работать. Ну, там чистота улиц, пьянству бой, пенсионеры, автохамы, бюрократы, разное, короче. В интернат никто не хотел, я тоже не хотела. Но так получилось. Глупо было отказываться. Откажешься – подумают, что не справишься. Я согласилась.

– А Юля?

– Юлька? Она всегда со мной, с третьего класса. Так вот. Но она сейчас не может, улитками, дура, обожралась.

– Улитками?

– Ну да, виноградными. Нашла рядом с дачей полянку, где эти улитки живут, набрала полведра почти и потушила с сельдереем. Эскарго называется. Юлька все полведра и умяла. Получила белковое отравление, сейчас страдает.

– Ясно. Как Крылов.

– Что?

– Как Крылов, басни который писал. Он, правда, устрицами объелся.

– Юлька не баснописец.

Встали в пробку.

Жарко сделалось, кондиционера в «Газели» не полагалось, пришлось дышать окружающей средой.

– Что везете-то? – спросил я. – То есть что везем?

Я указал на коробки.

– Носки, – ответила Саша.

– Что? – Мне показалось, что не расслышал.

– Носки. Трусы. Прокладки.

– Прокладки?

– Ага, – кивнула Саша. – Что такое прокладки, надеюсь, объяснять не надо?

Водитель поглядел на меня как на глубокого дебила.

– Да не, знаю, – ответил я. – Просто… Обычно другие подарки возят…

– Какие?

– Ну, у меня просто мать в «Материнском Рубеже», может, слышала?

Саша кивнула.

– Они просто перед праздниками собирают от детей желания, а потом эти желания по фирмам разным распространяют…

– А потом с колонной байкеров едут вручать, – закончила Саша.

Пробка кончилась, и водитель втопил на полную, и пришлось держаться, но все равно кидало по сторонам и вверх, Сашу такая скорость устраивала, а мне просить замедлиться было стыдно, немного стукался.

– Ну да, едут с байкерами. На День защиты детей ездили, кстати, подарки дарили. А что? Нормальные подарки, между прочим…

– Ничего, – перебила Саша. – Нормальные так нормальные. Нам направо! Вон, под знак.

Водитель произнес что-то по-водительски и повернул, я навалился на Сашу, она ойкнула и оттолкнула меня к дверце.

– Люблю байкеров, – сказала Саша. – Дети свободы, герои асфальта, у меня брат троюродный – байкер, человек-тосол, как же, как же.

– Байкеры разные, – сказал я. – Всякие…

– Нам на Отдельную! – показала Саша. – Туда, за гаражи.

Улица Отдельная оправдывала название. Асфальт тут не лежал уже давно, вокруг ржавели гаражи и сверкали диодами вывески шиномонтажей, канавы по сторонам дороги были заполнены мусором, одним словом, хотелось, чтобы эта улица существовала отдельно от тебя. Даже отдельно от твоего зрения.

– Байкеры разные, – повторил я. – Однажды они нас очень выручили…

– Ладно, – отмахнулась Саша. – Ладно, с ними, с байкерами, приехали почти, все понятно. Вон уже.

Интернат оказался четырехэтажным домом, обнесенным старым, вросшим в землю кирпичным забором. Здание было совсем невеселым, выкрашенным в коричневый цвет, с коленчатыми водостоками и жестяной крышей, с монументальным крыльцом под монументальной крышей.

Водила подрулил к этому выдающемуся крыльцу, мы с Сашей вышли.

На крыльце стояли интернатники, человек десять, пацаны лет по пятнадцати, ровесники, ну, и парочка мелких совсем. Все курили. Я открыл дверцы фургона и стал выгружать коробки на асфальт. Они оказались вполне себе легкие, Саша, наверное, и сама могла бы с ними справиться. Интернатники на меня никакого внимания не обратили, на коробки тоже. Зато Сашку вниманием встретили, заухмылялись, оскалили зубы, стали переглядываться и плевать на ступени.

Мне все это сразу не понравилось.

Во-первых, то, что они курили. Я вообще первый раз видел, чтобы всякое школоло вот так нагло курило возле своей школы. С курением у нас повсеместно боролись и уже совсем его почти побороли, в городе нигде не курят. А тут нате, такой очаг порока, да еще в образовательном учреждении.

Во-вторых, так нагло околачиваться на пришкольных территориях тоже строжайше запрещалось. А эти околачивались.

В-третьих, их никто не разгонял. Это был самый скверный признак. Это означало, что педагогический состав или не может, или не хочет справиться с ситуацией.

– У нас сорок коробок, – сказала Саша. – Вообще-то, нас должны встречать…

Она кивнула на крыльцо.

– Не эти, конечно, другие. Сейчас позвоню…

Саша принялась звонить и молчать в трубку, видимо, никто не отвечал. А я изучал крыльцо.

Эти стали ржать громче и указывать в нашу сторону сигаретами. Некоторые даже свистнули.

– Не отвечают, – задумчиво сказала Саша. – Ладно, обойдемся. Сами перетаскаем.

– Конечно.

Я представил, как мы будем таскать эти коробки сквозь строй этих курильщиков… Оглянулся на водителя. Он закрылся в кабине и тоже вовсю курил, стараясь не смотреть. Ну, понятно. Ладно, потерпим.

Я начал выгружать из фургона коробки и складывать их в пирамиду, Саша стала мне помогать.

Эти, на крыльце, стали хлопать в ладоши и свистеть уже вызывающе.

– Вот этого я очень не люблю, – сказал я негромко. – Дураков.

– Кто ж их любит? Не обращай внимания.

Когда разгрузили уже половину фургона, к нам направился самый грозный, такой, избыточных размеров парень, перепереросток, царь крыльца.

– Ну вот, – сказал я. – Потянулись.

– Потянулись…

Саша поставила коробку, снова взялась за телефон.

За переростком двинулись его товарищи. А я, между прочим, не захватил ни огнемета, ни бензопилы.

Надо было взять Герду. Надо было.

Негодяи приблизились, от них пахло совсем не по негодяйски. Нет, табаком, конечно, сильнее всего, табачищем, дешевым, приторным, тяжелым. А еще кашей. Самой настоящей кашей. Видимо, этот запах впитался в интернатчиков так глубоко, что не перебивался даже куревом. Такие молочные гиены.

Много их, штук десять. С преступными рожами. В присутствии таких рож таскать коробки не очень хотелось, я подумал, что байкеры бы сейчас не помешали.

Саша старалась на них не смотреть, не провоцировать агрессора.

– Вы посмотрите, какая тёлыча, – облизнулся избыточный. – А?

– Мелкокалиберная, – заметил кто-то.

– Зато жилистая, – ухмыльнулся перерослый. – Бабец, любишь холодец?!

Саша не выдержала, повернулась.

И я тоже.

Нет, я совсем не знал, что мне сейчас делать. Их было много, они были уверены в себе и явно знали, что могут мне навалять. Сиротки. Вообще, в детском доме № 16, куда мы обычно ездили с байкерами, были какие-то другие сиротки. Травоядные. А эти…

– Не помнишь меня, красавица? – спросил избыточный. – Не хочешь с трамплина прыгнуть?

Друзья заржали.

Газелист закрыл дверцы и наружу не казался.

– Вы вместо того, чтобы дурью маяться, помогли бы разгрузить, – сказала Саша.

– Тебя бы я разгрузил, – сказал избыточный. – Ты как на это смотришь, бабуся?

– По швам не тресни, – ответила Саша.

Они опять заржали. И еще кое-что сказали. То, что я стерпеть уже не мог.

Кинулся на этого гипертрофа. Но он не стал меня бить, это, конечно, сберегло мне много здоровья. Я думаю, он сломал бы мне челюсть. Во всяком случае, кулаки у него к этому вполне подходили. Переросток поступил необычно, схватил меня под мышки и резко подбросил вверх. Я подлетел метра на полтора и грохнулся на асфальт, от неожиданности завалился на бок, ударился локтем. Но тут же вскочил.

32
Перейти на страницу:

Вы читаете книгу


Веркин Эдуард - Герда Герда
Мир литературы