У самого Черного моря - Авдеев Михаил Васильевич - Страница 36

• Предыдущая
• 36/44
• Следующая

– Поехали, товарищ капитан, – настаивала Вера. Он порывисто шагнул к машине и от боли в бедре замер. Еще раз глянул, как дерутся И-16, Один весь в огне шел на посадку, другой падал, видимо, убило летчика, а третий еще держался. А где же «яки»? Бабаев напряженно оглядывал небо. Вот они! Нашим удалось оттянуть бой к 35-й батарее. Борис без труда отыскал три «яка» и отдельно два. Сосчитал «мессершмиттов» – одиннадцать Командир атакует одного снизу. За ним разворачивается с набором высоты Катров. Выше Катрова идет сбоку «мессершмитт». А Катров плавно описывает дугу-не видит.

– Сашка-а! – заорал Бабаев.

«Мессершмитт» проскочил, а самолет Катрова будто придержали за хвост-из мотора-пар. От самолета отделился комочек.

– Жив Сашка, – обрадовался Бабаев.

Командир прекратил атаку, стал прикрывать Катрова, а тот падает и падает. Наверное решил затяжным. Когда до земли осталось совсем ничего, Бабаев отвернулся. За спиной вскрикнула Вера…

В укреплениях 35-й батареи было совсем безопасно. Ни бомбы, ни снаряды не могли пробить массивных перекрытий. Под их защиту и поместили Бабаева в комнату, где в полумраке лежали подготовленные к эвакуации раненые летчики.

– Боря! – услышал он голос замкомэска Алексеева, – Ну что там? Что с тобой?

– Не спрашивай… не могу, сейчас, – Бабаев тяжело дыша, – отвернулся. Катров разбился, – выдавил он через силу.

– Саша!?

– Парашют не раскрылся.

Алексеев больше ничего не спрашивал. Раненые перешептывались между собой, говорили о Катрове – его знали на Херсонесе все. Я зашел к Бабаеву вечером.

– Почему у него парашют не раскрылся? – спросил он.

– Вытяжной тросик перебило пулей. Помолчали.

Похоронили Катрова в одном ряду с Мининым, Платоновым и Рыбалко.

– Штурмовики вернулись? – спросил Бабаев.

– Все сели… И один и-шестнадцатый.

– Ну? – удивился Борис. – Как же он выкрутился? Не знаешь кто?

– Не слыхал.

– Говорят, Коля Сиков, – вставил Акулов. Заговорили о старшем лейтенанте Сикове – лучшем воздушном разведчике в Севастополе, и о его женитьбе с «благословения» командующего на красавице журналистке из Севастопольского радио, об их свадьбе на огненном аэродроме Херсонеса. Жизнь везде есть жизнь. Это тут же подтвердил и Бабаев.

– Если ночью нас не отправят, Миша, – сказал он, – пусть кто-нибудь принесет мои вещички. А то и переодеться не во что.

– Ладно, – я горько улыбнулся. – Нашел, о чем беспокоиться. А тебе, Костя, что-нибудь нужно? Нет? Ну, ребята, выздоравливайте.

Батько просил: поклонитесь за нас Большой земле. Увидите Гриба или еще кого из наших – привет им.

На всякий случай расцеловались – кто знает, удастся ли свидеться.

А потом был бой, в котором я до сих пор не могу объяснить себе– как мы выжили. Во всяком случае, сто шансов из ста были за то, чтобы мы свернули тогда себе голову.

Когда меня спрашивают-«Какой бой был у вас самым тяжелым» – я в мельчайших подробностях вспоминаю все это…

В эскадрилью приехал генерал Ермаченков. Снял фуражку, вытер скомканным платком пот.

– У вас тут хоть дышать можно, с моря продувает. А в городе все горит-пыль, дым и жара-сдохнуть можно. Водичка есть?

Ему дали напиться;

– Раненых увезли ночью на подводной лодке В Сочи. А теперь потолковать надо. Сколько у тебя летчиков осталось? – спросил он меня, хотя без доклада знал, все знал отлично.

– Вот все перед вами, товарищ генерал. Командир звена гвардии лейтенант Яков Макеев…

– «Король» воздуха?

– «Король» воздуха.

– Ты смотри… – Ермаченков смотрел на Макеева с нескрываемым любопытством, – маленький, а поди ж ты, ни одному асу немецкому не уступает.

Яша густо покраснел.

– Его ведомый – гвардии лейтенант Протасов. Командующий снова прервал.

– Иван Иванович?

– Я, товарищ генерал, – отозвался Протасов.

– Я же тебя сержантом помню.

– Мой ведомый гвардии лейтенант Афанасий Акулов, – представил я Петю. – И я.

– Небогато! – Ермаченков задумался. – Не густо. – Он потер кулаком свой круглый подбородок и, как бы подводя итог разговору, сказал. – Завтра подброшу тебе целую эскадрилью на «яках», в полном составе.

На другой день в условленное время я вылетел со своими ребятами встречать пополнение. Отбились от круживших над Херсонесом «мессершмиттов» и ушли на траверзу Балаклавы. «Яков» с Большой земли оказалось в строю не восемь, как сказал по телефону Василий Васильевич, а семь. Потом на земле выяснилось, что одного успели утопить два Me-109-охотники. С трудом удалось избежать потерь новичков и при посадке на нашем перепаханном снарядами и бомбами «аэродроме».

Командующий прислал, как и обещал, эскадрилью на новеньких самолетах во главе с командиром-майором и комиссаром – капитаном.

Меня немного смутило, что командир был старше по воинскому званию и с академическим образованием. Но тут своя академия, херсонесская. Майор стал моим заместителем. А как быть с новым комиссаром, я не знал. Предложил выход он сам:

– Я прибыл сюда воевать и это главное, – сказал капитан. – Кем назначите меня для пользы дела, тем и буду: командиром звена, рядовым летчиком – мне все равно…

– Придется побыть день-другой без портфеля…

Командир и комиссар понравились. Хорошие парни– молодые, рвутся в бой. В глубине души мне вдруг стало жалко их всех: как они с такого аэродрома, в таких адских условиях будут воевать? Привыкать здесь некогда – завтра в бой.

Все, что можно было рассказать новичкам о работе истребителей на Херсонесском аэродроме, о задачах и особенностях воздушной войны под Севастополем, мы рассказали. Посоветовал пока посмотреть, как это делается практически.

Мы вылетели на рассвете до бомбежки и артналета и показали, как нужно разгонять «мессершмитты», чтобы не мешать взлету штурмовиков. Потом снова поднялись четверкой после бомбежки и после артналета. И взлет, и воздушный бой, и посадка выполнялись нами привычно: со стороны все это казалось необычайно просто. На третий вылет взяли с собой командира и комиссара. И они справились, хотя нам пришлось не столько вести бой, сколько оберегать их.

Среди дня выпала небольшая передышка. Пообедали. В блиндаж вбежал побывавший на КП группы Ныч и звонко, прямо с порога, потрясая бумажкой:

– Товарищи! Телеграмма Верховного Главнокомандования защитникам Севастополя. Все вскочили: где, что?

– Слушайте, – сказал Ныч и начал читать.

Неожиданно майор повернулся ко мне.

– Товарищ капитан, разрешите, нам самостоятельный вылет, – попросил он. – Я сам поведу эскадрилью на сопровождение штурмовиков.

– А почему не со мной? – удивился было я. Но все сразу понял: после чтения телеграммы нетрудно было догадаться, что у каждого на душе.

Но, пожалуй, наш совет будет им не лишним.

– Хорошо! Только учтите, что неразрывность пары и взаимная выручка в бою, если на первый раз и не принесут вам победы, то спасут от многих неожиданностей. И еще – не гонитесь за количеством сбитых истребителей.

На всякий случаи я все же послал с новой эскадрильей Макеева и Протасова и велел им держаться сзади эскадрилья метров на пятьсот и настолько же выше, чтобы сковывать в случае чего прорвавшихся «мессеров».

Сам же я взлетел парой вслед за штурмовикам и, набирая высоту, наблюдал за боевым порядком новичков. Майор был ведущий всей группы. Его заместителем-комиссар. Строй был боевой, но седьмой оказывался как бы лишним. То туда, то сюда ткнется.

«Пропадет сержант», подумал я тогда. Догнал его, показал: иди, мол, ведущим. Сержант кивнул головой, понял, Я и Акулов завяли места двух ведомых – появилось в строю третье полноценное звено. Давно не приходилось летать мне ведомым. Тут обязанностей – смотри в оба. да еще бы запасные глаза не мешало иметь на затылке. Осмотрелся. Опасности вроде бы близко нет. Все на своих местах. Глянул вниз – вздыбленная от множества взрывов, вся в дыму Бельбекская долина. Штурмовики начали свою работу. Значит – жди гостей.

• Предыдущая
• 36/44
• Следующая