Шпага императора - Коротин Вячеслав Юрьевич - Страница 7

• Предыдущая
• 7/68
• Следующая

— Всё равно, — засомневался гусар, — как-то это…

— Неблагородно?

— Я не это хотел сказать, но… — опять замялся ахтырец.

— Понимаю вас — непривычно. Однако мы не расстреливаем противника, как бекасов на охоте. Сами можете убедиться, что я тоже только благодаря случаю имею возможность беседовать с вами после боя.

Беседу пришлось немедленно прекратить, так как после въезда на небольшой холмик, впереди, верстах в двух, открылась деревенька.

— Елькин! Анацкий! — подозвал двух гусар поручик, мигом позабыв о нашем споре. — Ко мне!

Подъехавшие двое кавалеристов являлись просто вопиющей противоположностью друг другу: один (как потом выяснилось — Елькин) был черняв, коренаст, и даже сквозь доломан с ментиком чувствовалась огромная сила мышц этого парня, хотя качком, в представлении двадцатого века, он совершенно не выглядел. Второй, напротив, сухощавый блондин, однако внутренняя сила ощущалась и в нём.

— Поскачете в деревню, — начал ставить задачу Мокроусов, — если спокойно — просигнальте. Если там французы… Ну, сами знаете — начинайте стрелять.

Гусары молча кивнули и приготовили заранее свои мушкетоны.

Странное оружие даже для начала века девятнадцатого — мушкетон. Короткое ружьё, стреляющее дробью…

Какую ценность оно может иметь в настоящей войне? Это же не охота на уток!

А ведь может! Именно в лёгкой кавалерии может. Когда на скаку не особо прицелишься, но именно сноп летящих мелких шариков представляет из себя большую опасность, чем тяжёлая пуля — она одна-то почти наверняка не попадёт, а вот кучка свинцовых шариков, наоборот, — попадёт почти наверняка. Ну, хоть один. И пусть даже не во всадника, а в лошадь…

Ну да ладно: сейчас встречного кавалерийского боя не предвиделось, но опять же было значительно более «выгодно» пальнуть по укрывшемуся в избе или в кустах стрелку той самой дробью, а не пулей.

Хотя называть данные заряды дробовыми, тоже не совсем верно — не рябчиков ведь ею бить. Скорее можно сравнить эту «дробь» с охотничьей картечью двадцатого века. Той, которая и кабана свалить может.

Наши разведчики помчались в деревеньку галопом, а мы тронулись следом неспешным шагом — не стоять же на месте. Опасности там быть не должно, но проверить, что и как, следовало — не к тёще на блины едем, война всё-таки.

Елькин с Анацким вернулись скоренько:

— Так что, ваше благородие, французов там нет, но были. Все припасы подчистую побрали, да ещё и двоих мужиков зарубили, тех, кто зерно отдавать не хотел.

— Понятно, — нахмурился Мокроусов. — Вперёд!

Отряд прибавил ходу, и уже через пару минут мы въезжали в деревню. Население знало, что входят «свои», но особого радушия на лицах крестьян не наблюдалось.

— Кто староста?! — крикнул в толпу поручик.

От основной массы деревенских отделился крепкий невысокий мужик. Комкая в руках шапку, с некоторым опасением приблизился.

— Я буду. Тимофей Рябов. Деревня Липовка, Лесли Сергею Ивановичу принадлежим.

— Что у вас тут случилось? — вступил в разговор и я.

— Вестимо что — пришли немцы эти, всё зерно, что до урожая осталось, забрали. Так-то ладно, проживём, но ведь и лошадок с телегами увели. А как нам теперь без кормилиц, барин? Вон, Евсей с сыном попытались своего конягу отстоять, так их сразу и порубали сабельками.

— Где тела?

— Так известно где — пока у них же в избе и лежат. Ведь чего они полезли, — каким-то срывающимся голосом продолжил староста, — не считая Марфы, ещё четверо девок в семье. Им без лошади — смерть…

— Понятно. — Я спрыгнул со спины Афины. — Проводишь в избу. Господин Ван Давль! — это уже лейтенанту. — Не пройдёте со мной полюбоваться на результаты ведения военных действий вашими товарищами по оружию?

Если не пойдёт, сука, за шиворот отволоку этого «рыцаря с лифчиком прекрасной дамы на пике»…

Но нет — спешился и проследовал за мной.

Чертовски хотелось отдать три трофейных лошади крестьянам этих самых Липок, но ведь кони-то строевые, к пахоте не особо приучены, да и когда придут французы, а они придут наверняка, конфискуют лошадок за милую душу. Да ещё и очередные репрессии населению учинят…

В избе пахло, конечно, не очень — не усадьба всё-таки. Но вполне нормально для любого сельского дома, даже по меркам моего времени.

Глянув на семью, оставшуюся без мужчин, я снова начал закипать — тётка лет сорока и девицы от десяти до пятнадцати лет. Все зарёванные, разумеется.

— Ну что теперь скажете, господин лейтенант? — Тела зарубленных мужчин, хоть и были прикрыты мешковиной, но выглядели весьма «красноречиво». — Вы эту свободу русским крестьянам имели в виду? Такую благодать несёт ваш просвещённый император «безграмотной» России и её народу?

Голландец угрюмо молчал.

— Я жду ответа, сударь! — честное слово, совсем не испытывал удовлетворения от того, что могу прижать оппонента к стенке ТАКИМИ аргументами. — И вы ещё посмеете осуждать русские войска за то, что они истребляют ваших убийц и грабителей всеми доступными средствами?

— Дурные люди, — наконец выдавил из себя лейтенант, — есть у каждого народа, а дурные солдаты — в каждой армии.

— Это, извините, болтовня, — прервал я его философствования, — мы не у границы. Я прошёл в арьергарде армии от Немана и не раз слышал о подобном поведении ваших войск по отношению к мирному населению.

— Клянусь честью офицера, — вспыхнул Ван Давль, — никогда отряд под моим командованием не стал бы творить подобное.

— Хотелось бы верить. Но только наши крестьяне не знают о вашей благородной душе. И теперь, после данного происшествия, любой житель этой деревни с лёгким сердцем подымет на вилы или огреет топором по голове всякого военного, который носит иностранную форму. Ладно, ступайте.

Хозяйка, когда я к ней подошёл, даже не отреагировала на приближение. Глаза её были сухи, но совершенно пусты. Наверняка никаких связных мыслей в голове этой женщины на данный момент не было. И, наверное, это правильно. Человеческая психика бережёт сознание. Если прямо сейчас эта баба поймёт, до конца поймёт, что лишилась и мужа, и сына, и лошади… Что у неё на шее четверо девок — сойдёт с ума наверняка. Пусть уж сначала похоронит своих мужчин. Думаю, что деревенские не оставят её без помощи. Хотя… Бес его знает, как тут вообще население выживать будет после визита «просвещённых европейцев».

Я достал монет рублей на пять, положил на стол и вышел. Женщина даже не повернула головы в мою сторону.

В расположение авангарда Второй армии прибыли к вечеру. Мокроусов немедленно поспешил с докладом к Давыдову, пригласив меня с собой.

Легендарный поэт-партизан, вернее, пока ещё просто поэт, мало напоминал кинообраз, блестяще созданный Андреем Ростоцким. То есть росточка Денис Васильевич действительно был небольшого и нос имел курносый, но и лицом пошире, и усики поскромнее, чем у главного героя фильма «Эскадрон гусар летучих». В общем, внешнее сходство с привычным мне обликом весьма отдалённое.

После официального представления старшему по званию, разумеется, пришлось в очередной раз повторить рассказ о приключениях нашего отряда на протяжении двух последних дней. Подполковник внимательно выслушал и одобрил наши действия: — Я и сам собираюсь просить разрешения с отрядом кавалеристов воевать в тылу у неприятеля, терзать его коммуникации, нападать на фуражиров и другие малые отряды. В общем, ни минуты покоя неприятелю на нашей земле. Хотя пока ещё рано — впереди генеральное сражение и каждая наша сабля должна быть там, где она нужнее всего, — на поле боя. Эээ… Прошу простить мою невежливость, — вдруг резко сменил тему Давыдов, — слишком долго пришлось ожидать информации, доставленной вами. Меня зовут Денис Васильевич, а вас?

— Вадим Фёдорович.

— Весьма рад знакомству. Но предлагаю отметить его несколько позже — прибыл командующий армией, думаю, что стоит доложить ему всё как можно скорее. Не возражаете?

• Предыдущая
• 7/68
• Следующая