Кутюрье смерти - Обер Брижит - Страница 13
- Предыдущая
- 13/37
- Следующая
— До свидания, Момо! Постарайся вспомнить, как выглядел тот волк, и, если вспомнишь, приходи. Расскажешь, чтобы я смог найти его и прогнать, хорошо?
Момо рассеянно кивнул. Марсель проводил их взглядом. В поле его зрения попал пикап, но он не обратил на него внимания. Мало ли этих голубых грязных пикапов…
Как только Марсель отвернулся, коротышка нажал на газ. Мысли неслись у него в голове. Если мальчишка его запомнил, дело швах. А если он его не запомнил, то в любой момент может вспомнить: будет проходить мимо гаража, раз — и готово. Мальчишка должен исчезнуть. И как можно скорее.
6
Жан-Жан проглотил последний кусок сэндвича «креветки-ананас-моццарелла» и тщательно вытер пальцы бумажным носовым платком, который использовал вместо салфетки. Вошел Рамирес, похожий на печального бегемота. Он распространял вокруг себя запах чеснока и перечной приправы. Это напомнило Жан-Жану, что его угораздило записаться — просто по доброте душевной — на ежегодный сбор местных пожарников. Рамирес кашлянул. Жан-Жан выжидающе посмотрел на него.
— Ну так вот, шеф…
— Что — вот?
— Ну вот, этот тип, ну, Мартен с живодерни…
— Не торопись, время у нас есть…
— Ну вот, он живет на бульваре Эспалье, красивый чистый дом и все такое, но это совсем не у сквера, ну так вот…
— Что — вот? — рявкнул Жан-Жан, потом, взяв себя в руки, добавил с кривоватой ухмылкой: — Ну, так что ты говорил?
— Я сказал себе, что если я буду его расспрашивать, ну я, Рамирес, то он, само собой, не разговорится, вот, так как я легавый… Ну вот, вы знаете, шеф,
что у меня есть кузина, вот… та, что работает на улице Массена…
— Шлюха?
— Да. Жозиана. Вот. Тогда я ее отправил в приют, будто бы она потеряла свою собачонку, пуделя. Она двинула туда, все было как надо, понимаете, комар носа не подточит и все такое, туда-сюда, и он пригласил ее пообедать, ну вот и…
— Волнительно. Они поженятся? — оживился Жан-Жан в приступе необоримого веселья.
— Не поженятся. Но он в конце концов клюнул: она знает, как взяться за дело, вы понимаете, и он рассказал, что собак, бывает, потихоньку отвозят в лабораторию, где делают опыты над животными. Он их туда продает, понимаете, по-тихому… деньги хорошие, кажется. А моя кузина спрашивает, нельзя ли ей компенсировать расходы…
— Ты что, смеешься? Может быть, она и за обед сама платила?
— Нет, конечно, но она говорит, что выполняла задание, что пахала только на нас, потому что ей вообще-то на нас… Разве не так?
Жан-Жан внимательно рассматривал Рамиреса. Тот невозмутимо потел. Жан-Жан вознес Господу короткую благодарность за то, что тот не создал его Рамиресом. Впрочем, это было единственное, за что в этот момент можно было благодарить Всевышнего: жена Жан-Жана, с девчонками, с набитыми чемоданами и резиновой лодкой, ругаясь последними словами, отбыла вчера на Корсику. А эта идиотка Мелани только что сообщила, что у ее «жениха» — предполагалось, что таковые еще существуют, — прыщавый малый, учится в школе жандармских офицеров, так вот, у него увольнительная, и к тому же он очень и очезь нервный… Жан-Жан постучал пальцами по письменному столу, хрустнул суставами, набрал в легкие воздуха.
— Ладно. Где этот Костелло?
— Надзирает за пляжами, шеф.
— Надзирает за трусиками купальщиц. За чем же еще?! — взвизгнул с притворным весельем Жан-Жан. — Приведи его сюда. Мне осточертело преть здесь одному, в этих четырех стенах!
Рамирес, раздосадованный бегемот, исчез. Разглядывай Костелло попки курортниц чаще, чем культурную хронику в «Монд», с ним хоть было бы о чем поговорить.
Жан-Жан перечитал доклад, составленный Рамиресом в трех экземплярах без единой опечатки. Странно все-таки, что этот тип, который и двух слов связать не мог, исторгал из себя опусы, достойные Гонкуровской премии.
И пока Жан-Жан предавался размышлениям, обмахиваясь при этом докладом, что-то: то ли искра, то ли уголек — вдохновение, некогда позволившее человеку изобрести огонь, колесо и шейкер для смешивания коктейлей, — щелкнуло в его пустоватой голове, как резинка на рогатке Давида — или что там у него было?
— Черт возьми!
Жан-Жан встал и вышел.
Если еще хоть один турист спросит его, где море, Марсель его прихлопнет.
Море это было как раз у него за спиной; конечно, согласен, его не сразу увидишь из-за нового Дворца конгрессов, но узнать все-таки можно по пресловутым белым барашкам и водной зыби ровного голубого цвета. Трудно перепутать с паркингом.
Какой-то мальчишка рыдал, потому что у него на глазах плюхнулась на землю вафля, не выдержавшая напора жадного языка грязной бернской овчарки. Горе усугубилось подзатыльником мамаши.
Надья не звонила. Марсель заявил о случае с мальчишкой, но Жан-Жан лишь похвалил его за инициативу. Марсель рассказал все Мадлен, та проворчала:
— Стоит только какой-нибудь девке покрутить задом, как из тебя можно веревки вить. Мы с детьми могли бы сдохнуть в этой трубе… Другим ты всегда готов услужить! К счастью, эго все скоро кончится, хватит с меня страданий!
Вчера у Жан-Ми он рассказал о мальчишке приятелям. Каждый по этому поводу вспомнил свое.
— А когда я делал какую-нибудь пакость, мать хватала тапок и задавала мне такую взбучку!
— А когда однажды меня едва не задавила машина, мать меня чуть не убила, бедняжка…
— Что бы они с нами ни делали, все равно их любишь, точно! Когда моя мать умерла в прошлом году, это для меня было такое…
— А твоя?
— Моя умерла, когда мне было девять, — ответил коротышка, уставившись в пространство.
Все смущенно замолчали.
Марсель подумал, что это ужасно: потерять мать в таком возрасте. Его мать была еще жива и звонила ему каждую неделю. Слава богу!
Жан-Жан, стоя перед гаражом, обсуждал с Костелло новые золотые суперплоские часы, предмет особой гордости.
— Так вот, Тони, мне нужны имена, адреса и прочее такое про всех, кто работал в лаборатории, куда этот Мартен продавал собак. Сходишь к Мартену, выяснишь, как называется это место, и — одна нога здесь, другая там — списки мне. Понял? Думаю, мы потянули за нужную ниточку!
— Конечно, но у нас нет доказательств, что собака из этого приюта.
— Но и доказательств обратного тем более нет. Понимаешь, лаборатория — это значит скальпель и прочее, всякие штуки, которые режут, значит, был парень, который мог получать удовольствие от этого, если он не совсем здоров…
— В таком случае почему бы нашему homo psychopatus не продолжать привычные экзерсисы, вместо того чтобы развивать свои таланты, полосуя людей?
— Ты гений, Тони! Ты знаешь, что ты гений? Он переключился, потому что его уволили! Да! Мне нужны имена тех, кого уволили!
Жан-Жан от души хлопнул Тони по спине, тот двинулся прочь, мурлыча себе что-то под нос. Жан-Жан обернулся, довольный собой. Рядом стоял коротышка, вытирал руки старой тряпкой и улыбался.
— Готово. Можете забирать свою машину…
— Не быстро, однако, но спасибо. Пока!
Жан-Жан сел за руль и включил зажигание.
Улыбка исчезла с лица коротышки, руки у него были влажные, в висках стучало. Чертовы легавые! Мартен тоже хорош! Судя по всему, пробил его
последний час. Коротышка вскочил на скутер и рванул с места. На этот раз никто не сможет ему помешать.
Костелло посмотрел на свои новые часы: 20. 00. Вытер лоб платочком цвета морской волны. Нажал желтым от никотина пальцем на звонок. Молчание. Дал еще один звонок, длинный. Домофон молчал. Между тем, когда он не далее чем двадцать минут назад звонил Мартену, тот взял трубку. Куда только этот придурок мог подеваться…
Неожиданно дверь распахнулась, и в проеме показался элегантный господин с улыбавшимся во всю пасть доберманом. Костелло ринулся на лестницу, лихо махнув своей полицейской карточкой под носом владельца добермана, пока пес не отхватил ему руку. Владелец собаки даже пустил слюну, которая поползла у него по подбородку. Полиция! В перспективе еще одна грязная история!
- Предыдущая
- 13/37
- Следующая
