Брошенные машины - Нун Джефф - Страница 19
- Предыдущая
- 19/53
- Следующая
— Что происходит? — спросила Тапело.
— Они нас пропускают. Проезжай.
— Ты уверен?
— Ага.
Но я видела, что лошадь напугана. Она вдруг взбрыкнула и резко дернулась, издав страшный звук, даже не ржание, а что-то вообще непонятное.
— Блин, — сказала Тапело.
Лошадь вырвалась. Человеку, который держал ее под уздцы, пришлось бросить поводья. Лошадь рванулась вперед и взвилась на дыбы. Ее передние ноги с грохотом опустились на наш капот. Удар сотряс всю машину. Тапело и даже Павлин с криком подались назад, прикрыв лица руками.
— Блядь…
Меня тоже трясло, но когда я взглянула на Хендерсон, я увидела, что ее выражение не изменилось. Ее лицо оставалось таким же, как и последние несколько миль. Сурово сжатые губы, напряженный взгляд прямо перед собой. Руки сжимают ручку чемоданчика.
А лошадь, похоже, взбесилась.
И снова взвилась на дыбы.
Тапело свернула на аккуратную маленькую дорожку, что проходила среди небольшого лесочка. Обычная дорога, обычные деревья. Ничего примечательного. Но я никак не могла избавиться от ощущения, что я знаю эту дорогу. Я здесь уже была — раньше. Давным-давно. Когда Анджела была совсем маленькой. Мы с мужем и дочкой поехали отдыхать. И мы здесь останавливались, в этом самом местечке. Мы здесь обедали. Именно здесь, я уверена.
Единственный указатель на этой дороге был густо замазан все той же небесно-голубой краской, но там был рисунок — белая голубка — и надпись.
— Народная республика отдыха и развлечений, — прочитала Тапело. — И что это значит?
— Ну, надо думать, тут все отдыхают и всячески развлекаются, — сказал Павлин.
— Но здесь, наверное, есть мастерская, где нам починят машину. Слышишь, Бев?
— Ты ее лучше не трогай.
Хендерсон сидела, сгорбившись и сцепив руки в замок. Она смотрела в окно, отвернувшись от всех, и мне было неловко смотреть на нее, и еще почему-то мне было стыдно, и во рту ощущался неприятный привкус.
— Хотите, останемся здесь до завтра.
— Нет, Марлин, — сказал Павлин. — Только не здесь.
— Я хочу отдохнуть.
— Починим машину и сразу поедем дальше.
— Марлин надо принять лекарство, — сказала Тапело.
— Нам всем надо принять лекарство, — сказал Павлин. — Господи, ну и денек.
Тапело притормозила.
— Что тут еще?
Дорогу перегораживал низкий шлагбаум, рядом с которым стоял молодой человек в синем комбинезоне. Тапело остановила машину, и Павлин заговорил с молодым человеком через открытое окно.
— Привет.
— Привет. Меня зовут Пол. Как у вас, все хорошо?
— Вполне.
— А что с вашей машиной?
— Плохо ей, Пол. Очень плохо.
Молодой человек не ответил. То есть ответил, но явно не в тему. Глядя на нас ясным взглядом, он произнес бодрым голосом, очень культурно и вежливо:
— У вас есть, что декларировать?
— Ни хрена у нас нет.
Молодой человек моргнул и записал что-то на бланке, прикрепленном к дощечке, которую держал в руках.
— Позвольте напомнить вам, — сказал он, — что у нас тут развлекательный комплекс для отдыха. У нас разрешаются только самые высокопробные развлечения.
— Да без проблем, — сказал Павлин. — И сколько?
— Прошу прощения?
— Сколько вся эта радость стоит?
— Вам развлечение на всю ночь или разовое, краткосрочное?
— Нам краткосрочное.
Молодой человек назвал цену.
— Что? — сказала Тапело. — Тут надо платить, чтобы проехать?
— Все нормально, — сказал Павлин.
Он пошарил по полу у себя под сиденьем и достал шоколадный батончик.
— Вот, Пол, держи. Я думаю, этого хватит. Молодой человек на секунду нахмурился. Посмотрел на батончик в яркой обертке, потом — на Павлина. Потом — опять на батончик. И его лицо вновь озарилось улыбкой. — Да, сэр, большое спасибо. Надеюсь, вам тут понравится.
— Я даже не сомневаюсь, — сказал Павлин.
— Что с ним такое? — спросила Тапело шепотом.
— Перегрузился «Просветом».
Вот так оно все и бывает. Шлагбаум поднялся, и мы поехали дальше.
Мы медленно ехали по огромной, переполненной автостоянке, разбитой вокруг главного корпуса. Флаги народной республики отдыха и развлечений были повсюду. На столбах, на растянутых над стоянкой канатах. Белая голубка на голубом фоне. Та же эмблема присутствовала и на холщовых навесах, защищавших машины от солнца.
Между рядами машин располагались ларьки и киоски, где продавали еду и всякую мелочевку. Люди бродили по торговым рядам или сидели на раскладных стульях: читали и разговаривали друг с другом. Среди киосков носились дети. Тут же бродили собаки. Двое мужчин средних лет, похоже, затеяли драку, но никто не обращал на них внимания. Это была вялая драка, ленивая и беззлобная.
Где-то играла музыка. Несколько человек танцевали прямо среди толпы, прижимая к себе партнеров. Были там и такие, кто танцевал в одиночестве: сам по себе или с воображаемым партнером.
— Что-то я не понимаю, — сказала Тапело. — Кто эти люди? Что они здесь делают?
— Они здесь живут, — сказал Павлин. — В вечном передозняке.
Что-то ударилось в бок машины, в дверцу с моей стороны. Маленький мальчик прижался лицом к стеклу. А потом Хендерсон тихо вскрикнула. Еще один мальчик, с ее стороны. Точно такой же, как первый. Одно лицо. Одно лицо, повторенное дважды. Два одинаковых мальчика. Близнецы. И куда ни глянь — та же улыбка, то же безмятежное выражение, тот же застывший взгляд, что и у парня на въезде, — и у этих мальчишек, и у всех остальных.
— Сомнамбулы, — сказал Павлин. — Дешевый порошок. Холодный транс; передозировка плохим «Просветом».
Восприятие обостряется настолько, что сознание «улетает» в другую реальность, не то чтобы оторванную от мира, но так или иначе обособленную.
Мы доехали до заправки, где была мастерская, и улыбающийся механик назвал нам цену за проверку, ремонт и бензин.
— В общем, займись, — сказал Павлин. — Только быстро, ага?
Я заплатила механику, на этот раз настоящими деньгами. Павлин обернулся к нам.
— Беверли. Мы приехали. — Хендерсон ничего не сказала, она просто взглянула на Павлина, и тот, подождав еще пару секунд, добавил: — Можно пока погулять. — Он повернулся обратно к Тапело. — Девочка, сколько время?
— Время? Да, время. Марлин…
Я передала Тапело ее сумку. Она достала часы.
— Два часа. Самое начало третьего.
— Нет, — сказал Павлин. — Мне надо точно.
— Четыре минуты третьего.
— Еще точнее.
— Два часа, четыре минуты и двадцать пять секунд.
— Хорошо.
В первый раз за последний месяц мы узнали точное время. Это было так странно — и больно. Как будто мне ткнули иголкой в лицо.
— Хорошо, — повторил Павлин. — Два часа, четыре минуты и сколько теперь секунд?
— Тридцать семь.
— Хорошо.
— Тридцать восемь, тридцать девять…
Павлин взял свою сумку, достал аптечку и бутылку воды. Принял капсулу «Просвета», запил ее водой.
— Пусть нам будет хорошо. — Он бросил аптечку к нам на заднее сиденье. — Не пропустите дневной прием.
— А вы мне не дадите немножко денег? — спросила Тапело.
— Да без проблем, — сказал Павлин.
Я дала девочке деньги. Она посмотрела на них и сказала:
— Это все?
— Это все, — сказал Павлин.
— Но ты пока не собираешься нас бросать?
— Кого — вас?
— Ну, ты же сказал, что если получишь, что хочешь, то сразу уедешь куда-нибудь далеко, бросишь нас. То есть всех нас.
— Да я тебя даже не знаю, девочка. Я не знаю, кто ты.
— Я знаю, да. Но ведь ты не уйдешь?
— Ну, когда-нибудь точно уйду, — сказал Павлин.
— Ага, понятно, — сказала Тапело. — Когда-нибудь.
Павлин открыл свою дверцу.
— Ладно, давайте пока погуляем. Но только недолго. Всем ясно? — сказал он, выходя из машины.
— Ясно-ясно, — сказала Тапело. Павлин наклонился к моему окну.
— Марлин, ты останешься здесь. Будешь присматривать за машиной и за чемоданчиком.
- Предыдущая
- 19/53
- Следующая
