Земля которой нет - Клеванский Кирилл Сергеевич "Дрой" - Страница 9
- Предыдущая
- 9/66
- Следующая
По мере продолжения рассказа я чувствовал, что мне знаком этот образ. Почему-то в моем воображении он прочно связан с театром – вернее, с оперой. А ведь на Ангадоре я побывал лишь на одной опере. Тем не менее в этот момент я ожидал, когда прозвучит «но» в этой истории. И оно не замедлило последовать:
– Но никто не ожидал, что он сбежит.
– Сбежит? – Сердце мое забилось с бешеной скоростью, а зрачки, я уверен, расширились от нетерпения.
– Да, – как-то мрачно ухмыльнулся старший малас. – Он предпочел мешок Темного Жнеца воинству Термуна. Он попросту спрыгнул с края и камнем рухнул за облака.
Я шумно сглотнул и мысленно чертыхнулся. Такой вариант точно не для меня.
– А какой стихией он овладел?
– Умен. Это черта хорошего бойца. Элиот владел пламенем, которое по его воле становилось белее пролитого молока.
Этот эпизод тоже что-то подсказал мне, но я пока еще не мог собрать все нити в единое полотно. Слишком мало мне известно, и чересчур много вопросов остаются подернутыми мутной пеленой тайны.
– Спасибо за историю, – кивнул я. – Но к чему она?
Старик немного помолчал, потом взял свою трость и с притворной тяжестью поднялся. Посмотрел мне в глаза и спокойно произнес:
– Я вижу тебя, землянин. Ты хочешь сбежать, но у тебя есть только два выхода – мешок Жнеца или воинство Термуна. Смирись.
Я поднялся, отряхивая штаны, залпом осушил кубок и с вызовом провозгласил:
– Смирение – черта плохого бойца.
С этими словами я вышел вон, спеша к своей комнате. Оказавшись в каморке, я запер дверь, подперев ее стулом, а потом залез под кровать. Там я достал из пола дощечку, которая плохо сидела на еле забитом гвозде, и перевернул ее. Она была вся покрыта алыми надписями, иногда виднелись чертежные зарисовки улиц и переулков, а также имелись еще десятки разных мелких пометок. Я достал саблю, сделал очередной укол на указательном пальце правой руки и продолжил записи. Я нанес на дощечку все, что узнал нового из краткого диалога, а потом внес поправки в наброски побега. Нет, Тим Ройс не знает, что такое смирение, все, что он знает: главное – идти вперед.
Вернув дощечку обратно, я вылез наружу, а потом лег на кровать. Сон, как это было вот уже семь дней, пришел мгновенно, без остатка затягивая в свои фантастичные миры.
На следующее утро после ледяной ванны с едким порошком в качестве мыла нас построили на плацу. Вперед вышел старший малас, держа в руках кувшин. Перед каждым, кроме меня, стоял пустой простецкий деревянный стакан. Бойцы подняли их и протянули руки вперед. Старец, разливая мутноватую желейную жидкость, двигал речь:
– Любой из вас рожден со стихией внутри. Сегодня вы найдете ее, и ваши тренировки станут по-настоящему тяжелыми. Пейте, претенденты на воинство, пейте и молитесь стихиям, чтобы они не разорвали вашу душу.
Каждый отпивший, закатив глаза, заваливался на песок и начинал биться в жутких конвульсиях, разбрызгивая пену изо рта. Это выглядело по-настоящему страшно, но гладиаторов это не волновало. Они все так же, один за другим, опрокидывали в себя стакан отравы и падали на землю.
Когда же очередь дошла до меня, старик просто вылил остатки мне под ноги. Сперва я подумал, что это такое оскорбление, но понял, что ошибся.
– Ты, землянин, уже породнен со стихией, тебе ритуал ни к чему.
Я взглянул на корчащихся в конвульсивных припадках людей и облегченно вздохнул.
– Это радует, – только и сказал я, держа руки на саблях.
В последнее время я так делал всегда: просто не отпускал оружие не на миг, забирая его с собой и в койку. Так спокойнее.
– Я видел тот прием, которым ты сразил противника на арене, – продолжил тренер гладиаторов. – Сегодня ты будешь его отрабатывать до заката. Можешь приступать.
Малас ударил тростью о землю, и передо мной выросла огромная толстая глыба. Она была высотой метра три, шириной около двух, а толщиной… Я отошел в сторону и оглядел ее – толщиной она была все четыре.
– И что мне с ней делать? – охрипшим голосом спросил я.
– Ты должен ее сточить, – без всяких эмоций ответил старец. – Как только справишься, приступим к новому этапу тренировок.
Покачав головой, я тем не менее решил, что это не такое уж сложное задание. Темные боги, как же я ошибался! Как же наивен я был в своей самоуверенности бывалого наемника. Сделав пару шагов назад, я обнажил свои сабли. Они слабенько сверкнули в лучах солнца, становясь похожими на простецкую сталь, отлитую деревенским кузнецом. Но меня этот факт мало волновал. Я лишь вдохнул поглубже, сосредоточился, а потом резко взмахнул правой рукой, одновременно с этим сгибая кисть. Воздух задрожал, и к глыбе устремился тугой ветряной серп. Он ударился о камень, выбивая щебень. Усмехнувшись, я подошел поближе, и в тот же миг мир вокруг меня рухнул. На глыбе виднелась лишь небольшая выбоина не больше сантиметра глубиной. В нее даже палец можно просунуть с трудом.
Обомлев, я в недоумении водил рукой. Ведь когда-то этот серп сминал целые дома и здания, словно старую бумагу. Конечно, камень – не дерево, но я рассчитывал на нечто более сокрушающее.
От размышлений меня отвлекла тянущая боль, пожаром разливающаяся по спине. Обернувшись, я увидел маласа, покачивающего неизменной тростью.
– Перерыва еще не было, – только и сказал он.
Несколько заторможенно кивнув, я вернулся на позицию и сделал второй удар. Он дался куда сложнее. Руки были тяжелые, дышалось с трудом, на лбу выступила испарина, а по спине покатились крупные градины пота. Серп вышел слабенький, почти дохлый. Улетев к глыбе, он попал совсем в другую точку, оставив там лишь небольшой порез.
В этот момент я осознал, насколько сложно будет выполнить данное упражнение. Фактически это нечто невозможное, просто невероятное, но в то же время это немой вызов. Еще ни разу в жизни я не убегал от вызовов, и не важно, кто мне их бросал: солдаты вражеской армии, подгорные твари, сильнейшие маги, океаны, пустыни, драконы или неведомые сущности. Я всегда с честью принимал предложение сразиться, что сделал и сейчас.
Проигнорировав боль в руках и тяжесть дыхания, я отправил в полет третий серп. Этот вышел еще слабее предыдущего, даже не долетев до глыбы. Не в силах устоять, я воткнул младшую саблю в землю, опершись на нее всем весом.
– Слабо, землянин, очень слабо.
Впереди стоял малас, а рядом с ним возвышалась копия моей глыбы. Я заподозрил неладное, и старец поспешил оправдать мои ожидания.
– Смотри, землянин, какой силой обладал ваш Элиот.
Малас занес руку, складывая ее в кулак, резко выдохнул. И вдруг его кожа потемнела, загрубела, словно обратившись в камень. Он неуловимой молнией выкинул вперед этот каменный кулак, и его рука по локоть вошла в глыбу. Мгновением позже раздался дикий треск, грохот, сравнимый с падением небес, а вместо глыбы остались облако пыли и нечеткое очертание горки щебня.
Можно было открыть рот, можно было не верить своим глазам, но я лишь сыпал проклятия. Я проклинал сам себя за то, что так горделиво посмел мечтать о сыре, совсем забыв о мышеловке. Сбежать с острова, где живут подобные монстры? Что ж, у меня есть только один шанс.
Сплюнув кровь, скопившуюся во рту, я с трудом выпрямился и поднял саблю. Еще один взмах – и четвертый серп улетел к глыбе, оставив на ней белесый разрез. Говорят, нельзя биться головой об стену, нужно обойти ее и искать иной выход из ситуации. Но порой все, что ты можешь, – это только посильнее размахнуться. Вот и я стал просто «сильнее размахиваться».
В то время пока я, пребывая на краю сознания, играл роль каменотеса, в себя приходили остальные участники состязания. Каждому из них служанка мигом подносила чашу с жижей, которую народ лакал с такой жадностью, будто та была самой амброзией. Что удивительно, ни одному человеку малас не объяснял, как призывать стихию, воины словно умели делать это уже заранее, с рождения. Большинство призвали землю, трое – огонь и двое – воду, а ветер был только у меня.
- Предыдущая
- 9/66
- Следующая