Земля которой нет - Клеванский Кирилл Сергеевич "Дрой" - Страница 46

• Предыдущая
• 46/66
• Следующая

– А то как же забыть-то, – рассмеялся я, дыша полной грудью.

– Ну так ступай, а то негоже – четвертый год на могилу не приходишь.

Я не стал спрашивать, что за могила, потому как уже давно обо всем догадался. Судя по всему, догадалась и дочь визиря, потому как тоже ничего не спросила.

Мы проследовали по дороге до самого конца, пока не увидели дом на отшибе. Он выглядел серьезно обветшавшим. Даже с виду в дом было опасно заходить, потому как он мог развалиться уже буквально под первым шагом. Почему-то я не боялся насмешливости или неуверенности Мии по поводу места, где мы оказались. Что-то мне подсказывало, что все будет хорошо. По крайней мере, пока, а там дальше… Что будет дальше, зависит уже не от меня и не от моего компаньона. Сейчас же мне предстояло дело, которое надо было закончить уже очень давно.

Мы обогнули дом, и Мия отпустила меня. Я был ей за это благодарен. Леди осталась у края полянки, а я решительно подошел к высокой насыпи, уже давно поросшей цветами и травой. В том месте, где должна была находиться голова покойного, высилась каменная пирамидка, на верхнем камне которой кто-то неумело высек: «Добряк».

Присев на корточки, я выдрал те сорняки, которым не посчастливилось попасться мне на глаза.

– Ну здравствуй, – поприветствовал я наконец наставника. – Небось скучал? Теперь буду часто приходить… Во всяком случае, пока все не закончится.

Еще немного посидев, я хлопнул себя по коленям:

– Ну, пора за дело.

Поднявшись, я, на ходу закатывая рукава, пошел к дому – к нашему дому. На востоке поднималось солнце, кровавым саваном окутывая небо Империи. И никто, почти никто, за исключением двух разумных, не знал, что эта кровь – вовсе не игра света, это кровь, которой будет суждено дождем пролиться на процветающие земли.

Проснувшись еще до восхода солнца, я лениво выбрался из не самых цепких, но все же нежных и приятных объятий. Потянувшись, хрустя позвонками и кряхтя (ну а вы как думали – переселение душ задаром не дается никому), поправил одеяло, сползшее с Мии, и стал одеваться. За окном в это время еще даже не брезжил рассвет и уж точно не кричали петухи. Впрочем, если прислушаться, то можно было расслышать крики питухов. Они, выбравшись прошлым вечером из таверны, все еще не отошли от восьмого вечера и заправского мордобоя. Я, как бы вы ни были удивлены, туда не ходил. Не то чтобы не хотелось, просто дома тоже было чем заняться.

Напялив простецкие холщовые штаны и накинув на плечи рубашку из подкрашенный мешковины, я вышел во двор. Лицо мигом обвеял все еще морозный ветер. Уже почти сезон мы живем на этом хуторе, и пусть в Империи уже разгар весны, но нет-нет, а с севера подует холодный промозглый ветер, приносящий с собой далекое эхо горнов и барабанов – норды шли в походы. Благо наш хутор довольно далеко от Северного моря, поэтому набеги местных «викингов» нам не страшны.

Поежившись, я ополоснулся из бочки ледяной дождевой водой, а потом пошел к конюшне. Вообще это я так называл данное сооружение, а вот Мия его постоянно величала сараем. Было несколько обидно. Особенно было обидно моему молотку, гвоздям, пиле и прочим товарищам, помогавшим мне в возведении этого восьмого чуда света.

Подойдя к воротам, висевшим почему-то под откосом и скрипевшим, как бабки на базаре, я вывел на прогулку боевого коня. Опять же это для меня он был боевым конем, а все та же разлюбезная Мия называла его больным и хромым доходягой. Коню было обидно, но он терпел. В этом мы с ним были солидарны.

– Как спалось, ваше величество? – прошептал я ему на ухо, обтирая сеном и давая напиться.

Конь заржал и ткнул меня в плечо своей огромной вытянутой мордой. Кстати, кличка у этого пятнистого создания весьма говорящая – Конь. Ну да, фантазией я не блещу, но зато не забудешь и не запутаешься. Конь – он и в Алиате хиз…

Когда с утренним моционом было покончено, я почистил зверюге копыта, выбив из-под подков всю грязь и комочки травы, а потом запряг его в телегу. Возможно, стоило бы сказать, что телегой эту конструкцию называю только я, но нет, это действительно была телега. Мне ее подогнал местный плотник, памятуя о том, как мы с Добряком спасли его невесту от шатуна. Вернее, спасал я, а Добряк, словно тренер, после каждого «раунда» объяснял мне тактику и стратегию битвы «нож на десять когтей». В действительности я потом невесту еще и от Добряка спасал, потому как ему вклинилось в голову, будто она – свидетель убийства. В общем, что и говорить, старик редко когда дружил с головой.

Когда с упряжью было покончено, я запрыгнул на козлы, нашарил за поясом три золотых и одну медяшку (медяшку клали на удачу), а потом залихватски свистнул. Точнее, свистнул бы, если бы за спиной в доме не почивала дочь визиря, раньше зорьки предпочитающая не вставать, а посему прослывшая на хуторке самой главной лентяйкой. Боюсь, расскажи я сельчанам, во сколько встают леди в Академии, они бы сперва не поверили, а потом двинулись на обитель магов с вилами и факелами. И не от злобы, а из чистой зависти.

– Пошла! – отрывисто крикнул я, щелкая поводьями.

Конь, устало фыркнув, потянул телегу, и дом стал постепенно исчезать за спиной. Вскоре я очутился в самой деревне. Наш дом хоть и стоял на территории хуторка, но все же слыл отшибным, потому как от нас до стены – читай «забора» – было рукой подать. В прямом смысле слова. Выйдя с черного хода, вы бы через три метра в этот забор и уперлись. Впрочем, хорошо хоть за околицу не выставили, а приняли вполне радушно. Все же как-никак я для здешних был в доску своим. А это, признаться, демонски приятно.

– Тим! – донесся до меня крик.

– Тпру, – натянул я поводья, заставляя копытного замереть.

От небольшого домика с чуть кривым крыльцом ко мне бежала девушка. Румяная, с косой толщиной с мое бедро, с формами… ну, в общем, классическая такая хуторянка, которая и коня на скаку, и в избу горящую, и к императору с челобитной. Разве что девка, а не женщина.

– Чего тебе, Роза? – нахмурился я.

Почему-то весь молодняк, несмотря ни на что, тоже считал нас с Мией «своими» и довольно часто зазывал на гулянья и посиделки. Мы ходили туда всего раз, и хоть это и было весело, но дома все же кровать и все такое, так что ушли мы довольно быстро.

Девушка остановилась и схватилась рукой за козлы, открывая мне великолепный вид на глубокое декольте своего сарафана. Но я же все-таки джентльмен, поэтому тактично упер свои зенки прямо в круп Коню.

– Да вот матушка попросила передать. – С этими словами девушка по имени Роза, одна из первых красавиц на хуторе (деревня большая, красавиц тут немало), поставила мне в повозку крынку с молоком.

– Спасибо, – кивнул я, а потом полез в свой мешок. Немного пошарил там, а потом кинул Розе: – Передай ей в знак благодарности.

Оставив хуторянку в восхищении разглядывать настоящий гребень, я вновь тронул поводья и поспешил к выезду. Семья пышной красавицы держала три коровы и поила молоком всю окрестность, но нам с Мией всегда ставили крыночку «за даром». Опять же, когда-то давно мы с Добряком чем-то им помогли и заслужили уважение. А уважение в деревне – оно как деньги, порой даже дороже. Гребень же этого уважения только прибавит, вроде как стыдно мне уже месяц пить дармовое молоко, так что решил отплатить.

– Н-да, – протянул я, жуя травинку. – И это еще Константин жаловался на интриги. Да тут прямо мадридский двор, а не хутор близ Диканьки.

Наконец я остановил коня напротив дома мясника. Спрыгнув с козел, манерно дернул за веревку колокольчика. Можно было просто перекинуть руку и открыть замок, а потом постучаться прямо в парадную дверь, но так дозволялось поступать только с близкими друзьями. В наш-то с Мией колокольчик таким образом никто не звонил, все предпочитали стучаться на крыльце, а вот я всегда стоял на улице. Держал расстояние – опять же это прибавляло моей персоне некоего веса и статуса.

Из ладного сруба, покрытого добротной черепицей, вышел крепкий мужик. Высокий, с пудовым кулаком и бородой чернее гари. Его звали Пилигрим, что заставляло меня икать при каждом произнесении столь родных слуху звуков.

• Предыдущая
• 46/66
• Следующая