Кровавый шабаш - Атеев Алексей Григорьевич Аркадий Бутырский - Страница 46

• Предыдущая
• 46/61
• Следующая

– То есть?

– Чего прикидываешься? Неужели не понимаешь? Тебя чуть не убили, а ради кого? Ради придурковатой наркоманки. Случись с ней что, вот ни капельки бы не расстроился. Ты – другое дело!

"Старая песня", – обозлилась Женя.

– Мне надоели твои идиотские разговоры. Она ничем не хуже тебя!

Пашка засмеялся.

– Она – отброс. Вроде вон тех. – Он кивнул на кучку потрепанного вида мужиков, толпящихся возле пивного ларька. – Но от этих хоть какая-то польза есть. Они работают. Они нарожали детей, пусть себе подобных, но тоже способных держать в руках молоток и лопату. Они, конечно, рабы, но без их труда невозможно процветание общества – лучшей его половины, во всяком случае.

– Ты, как я понимаю, и есть представитель этой лучшей половины?

– А почему нет? Во всяком случае, я не собираюсь прожить отпущенное мне время между пахотой и бутылкой. И все же я утверждаю: Кавалерова хуже, чем эти… Она вообще слякоть. Никчемное, развращенное до мозга костей существо. Гедонистка хренова!

– Кто?!

– Гедонистка. То есть живущая ради наслаждений, удовольствий…

– А ты разве стремишься не к тому же?

– Я? – Пашка вновь повернулся к ней лицом. – Конечно, я не чуждаюсь удовольствий, но ведь я не паразитирую на обществе. Я работаю, добываю хлеб насущный в поте лица своего, а не накачиваю себя всякой дрянью, не мучаюсь от безделья. А эта и ей подобные – бессмысленные амебы. Но и амебы лучше. Они дадут потомство, произведут новых амеб, а Кавалерова? Она даже ребенка родить не сможет.

– Это почему?

– Не сможет! А если и родит, то какого-нибудь урода, которого общество будет вынуждено кормить.

– Однако ты и тип!

– Нормальный тип, – хмыкнул Пашка. – Во всяком случае, отношу себя к здоровой части общества.

– А меня?

– Естественно, к здоровой, но… – Он запнулся.

– Договаривай.

– Такие, как ты, мешают обществу развиваться в нужном направлении. Они твердят о гуманизме, о доброте и ответственности за других. Но за каких других? За пьянь, за наркоманов? Но без них общество зажило бы намного лучше. Я бы на месте властей вообще не трогал люмпенов. Напротив, легализовал бы наркотики. Понимаешь, в обществе всегда происходит отбраковка нежизнеспособного материала. Если до сих пор – я имею в виду всю предыдущую историю человечества – в обществе происходил естественный отбор: слабые погибали, сильные выживали, то теперь ситуация изменилась. Массовый голод не наблюдается, тотальные войны и репрессии в прошлом. Наука дала человечеству эффективные лекарства. Уровень жизни сразу же подскочил. В начале двадцатого века средняя продолжительность жизни не достигала и сорока лет, причем во всем мире, а теперь в отдельных странах она превышает семьдесят лет. Общество стареет. Старение приводит к падению рождаемости, а значит, к еще большему старению. А ведь селекция для всех живых существ – путь к улучшению породы. Слабых отбраковывают, сильные предназначены для размножения. Не так ли?

Женя молчала.

– Ага, значит, согласна. Развиваю свои мысли. Именно непрерывная селекция являлась залогом здоровья общества. Как только это дело пустили на самотек, страна развалилась. Такие случаи уже имели место в истории. Рим, как известно, праздность погубила.

– А на Западе? – поинтересовалась Женя. – Там, по-моему, не было репрессий. Или, как ты выражаешься, селекции.

– Ну почему же? А Германия?

– Ты что же, за газовые печи?

– Не передергивай. Я не за печи, я хочу пояснить другое. Поскольку искусственного отбора не происходит, природа, высшие силы, уж я не знаю, кто конкретно, проводят свою линию. Алкоголь, наркотики… Появляются новые, неведомые до сих пор болезни. СПИД, например. Опять же кого они поражают в первую очередь? Тех же наркоманов, педиков всяких… Природные механизмы остаются неизменными. Если раньше какой-нибудь грипп уносил миллионы жизней, то теперь с ним легко справляются. Но появляются новые болезни. Найдут лекарство против СПИДа – придет другая зараза. Это неизбежно.

– И что же ты предлагаешь?

– Не мешать! Если Кавалеровой написано на роду исчезнуть, и пусть исчезает.

– Интересные теории. А если, допустим, и твоя личность кому-нибудь не нравится? Рассуждения кажутся фашистскими? И тебя можно… того?

– Уничтожить?

– Ну да.

– Резонный вопрос. Собственно, он по сути является ответом. Конечно, можно. Все живые существа поставлены в одинаковые условия. Я же сказал: выживает сильнейший. Но ведь я не дам так просто себя уничтожить. Я буду сопротивляться. Изо всех сил! А Кавалерова сопротивляться не способна. У нее, я думаю, даже инстинкт самосохранения отсутствует. Если бы не ты, ее наверняка прикончили бы.

– Так считаешь?

– А ты нет? Не кривишь ли душой?

– На нее было три нападения. Причем только в одном защитила ее я. А в первых двух она сама проявила завидную расторопность.

– Ну я не знаю, что уж там она проявила, но хочу остаться при своем мнении. Да и разговаривать уже времени нет. Мы приехали. Вон дед стоит у ворот, нас встречает.

А в это самое время Глафира Кавалерова, вокруг которой, собственно говоря, и крутится все действие нашего романа, пребывала вне городской черты, так сказать, на лоне природы. Сразу же после событий в квартире Беловых, еще до появления милиции, примчался Кавалеров-старший, схватил упирающуюся дочь, затолкал ее в джип и увез в неизвестном направлении. Все это произошло так быстро, что Женя даже не заметила, как исчезла ее подопечная. Майор Буянов был посвящен в тайну ее исчезновения. Когда Женя спросила, куда делась Кавалерова, он сообщил: девушку от греха подальше решили спрятать понадежнее, поскольку не исключено повторное нападение.

Потом все вновь закрутилось, и Женя по-настоящему вспомнила о Глаше лишь в Пашкиной машине.

А Глаша? Вспоминала ли она о подруге? Да, вспоминала. Те два дня, что она провела в квартире Беловых, возможно, были для нее самыми важными за целый год. Ничего особенного не происходило: так, разговоры. Но давно уже никто не толковал с ней по душам, не просто читал мораль, а пытался понять, не навязывая собственного мнения. Она почти физически ощущала тепло, идущее к ней от стен чужого дома. И ее очень удручал тот разгром, которому из-за нее подверглась квартира Беловых. И хотя отец заверил, что сторицей возместит им все убытки и отблагодарит за причиненное беспокойство, чувство вины не покидало Глашу.

Ехали примерно час, за рулем – телохранитель отца Илья, здоровенный молчаливый детина, бывший дзюдоист или каратист. Наконец машина въехала в небольшой, похоже, дачный поселочек. Дома здесь были основательные, недавней постройки и скорее походили на небольшие замки. Перед одним из них джип остановился. Илья сам отворил тяжелые металлические ворота, загнал машину внутрь.

– Поживешь пока здесь, – сообщил отец. – Дом не совсем достроен, но жить в нем, надеюсь, покажется удобным. На улицу ни ногой. Тебя будут охранять. Они сейчас приедут. Сколько тут придется пробыть, не знаю, но, думаю, недолго. Два-три дня. Сейчас я в темпе оформляю твой загранпаспорт. Как только документы будут готовы, поедешь вместе с матерью к теплым морям.

– Куда именно?

– Италия тебя устраивает? А хочешь, на Канары. Ваше дело – выбрать.

– Но я не хочу никуда уезжать!

– Три нападения на тебя было. Значит, ты кому-то мешаешь? В чем причина – не знаю. Возможно, некие силы таким образом пытаются отомстить мне. У меня имеются кое-какие подозрения. Но это не суть важно. Со своими делами я сам разберусь. Сейчас речь идет о твоей безопасности. Как показали недавние события, квартира – плохая защита. И хотя нападавший, насколько я знаю, задержан, не исключаю новых попыток. А за границей тебя вряд ли найдут. Конечно, не хочется. Понимаю. Но подумай о нас с матерью. Или считаешь, нам будет приятно стоять у твоего гроба? Потом ведь из-за тебя погиб человек. Молодой парень. Тебе мало одной смерти?

• Предыдущая
• 46/61
• Следующая