Кровавый шабаш - Атеев Алексей Григорьевич Аркадий Бутырский - Страница 39

• Предыдущая
• 39/61
• Следующая

– Ясно одно, – резюмировал майор, – нужно выяснять, кого же все-таки убили – Вержбицкую или Семиградскую? И от этого плясать. И все же мне непонятно главное. При чем тут вся эта чертовщина? Хотят сбить нас с толку? Но не таким же причудливым способом? Сатанисты, черная месса какая-то… Для чего?!

– Разрешите мне сказать? – вмешалась Женя.

– Валяй.

– Получается все вполне логично. У Вержбицкой план своей мнимой гибели возник не вчера. Она тщательно к нему подготовилась. Сначала выдавала себя за подругу, потом поселила эту подругу в собственной квартире, а сама переехала сюда… – Женя запнулась. – А главное – видеокассета!

– А что кассета? – встрепенулся майор.

– Именно она и является основным доказательством! Мы думаем, что на ней снята Вержбицкая, а на самом деле – Семиградская! Нужно просто-напросто провести опознание. Пригласить хотя бы даму из пединститута. Ведь она знала обеих и без труда разберется, кто есть кто. И убийство этого сутенера Давыдова становится понятным. Именно он делал съемку, он – главный свидетель, поэтому его и убили.

– Но зачем притащили на кладбище, зачем отрезали голову? При чем тут сторож? Словом, вопросы, вопросы… Будем разбираться, а пока по домам, время уже позднее. И вот еще что. Я, может быть, был излишне груб по отношению к тебе, но тем не менее настаиваю, чтобы ты ничего не предпринимала без моих указаний. Сиди дома, не спускай глаз с Кавалеровой. Это твое задание.

Дом, в котором жила Женя Белова, был обычной пятиэтажкой, без лифта, постройки пятидесятых годов.

Он долго изучал в подзорную трубу обитателей подъезда. Жили в нем люди в основном престарелые, а те немногие, кто пока еще трудился, уходили на работу рано утром. В будние дни дом прямо-таки вымирал. Объяснялось это тем, что основная масса пенсионеров была на своих садовых участках.

У него оставалась всего одна попытка. Последняя! Если и на этот раз сорвется… Он понимал: кара окажется ужасной. Поэтому оставалось тщательно готовиться и надеяться на удачу. Все, казалось, продумано до мелочей, осталось только начать.

В последний месяц жизнь его резко переменилась. Иногда, особенно по ночам, в бессонницу, неожиданно наступало нечто вроде просветления. Он вдруг осознавал, что живет и действует, ведомый чужой жестокой и неумолимой волей. В такие минуты привычная уверенность на мгновение сменялась отчаянием, ужасом от содеянного, а главное, чувством безвыходности, отчего хотелось тут же залезть в петлю. Но это чувство быстро проходило, словно тот, кто контролировал его разум, стряхивал с себя оцепенение и снова вел к поставленной цели. В такие минуты он ощущал незримый, но мощный толчок, и все вновь становилось ясным и очевидным, а чувство отчаяния сменялось умиротворяющим расслабленным сном.

Его перестали интересовать простые житейские радости: еда, развлечения, женщины. Питался он просто, но калорийно – два раза в день овсяная каша с тушенкой, некрепкий чай с большим количеством сахара, никакого алкоголя, табака… Нервы должны пребывать в порядке. Развлечения? Что может быть увлекательней слежки? А женщины? Преследование жертвы напоминало предвкушение оргазма, а уж реализация задуманного и вовсе доставляла неземное блаженство.

Вообще все происходящее напоминало ночную охоту на автомобиле. По обе стороны – стена мрака, и только свет фар вырывает из тьмы мчащуюся впереди жертву, которая не может свернуть в сторону, в смертельном ужасе несясь навстречу гибели. Правда, в данном случае в коридоре между стенами тьмы мчался он сам и свернуть в сторону было невозможно.

Он начал наблюдать за подъездом, в котором временно жила та, которую нужно уничтожить. Загодя пробрался на чердак противоположного дома, устроился с подзорной трубой у слухового окна. Подъезд, который его интересовал, имел пять этажей, по три квартиры на каждом. Эта нынче обитала на четвертом. Хотя он был в подъезде лишь однажды, в тот раз, когда преследовал девчонку из милиции, но тем не менее выяснил главное. В подъезде имелась чердачная дверь.

На пятом этаже жили две престарелые супружеские пары, основную часть времени проводившие на садовых участках, и семья, члены которой только что отправились на работу. Кроме отца и матери, в квартире еще был подросток лет тринадцати. Все складывалось как нельзя лучше. В подъезде постоянно находился охранник. Значит, через входную дверь путь закрыт, но он придумал нечто иное. В четверть девятого та, у которой жила его жертва, вышла из подъезда и двинулась к троллейбусной остановке. Значит, обреченная осталась в квартире одна. Старуха, обитавшая в квартире, с вечера отправилась, видимо, на дачный участок. Отлично. Нужно действовать как можно проворней. Подзорную трубу он оставит здесь, потом можно будет ее забрать, заготовленную одежку, парик, грим прихватит с собой. Итак, вперед!

Он резво скатился по ступеням, вышел на улицу и почти бегом заскочил в крайний подъезд того дома, где жила Женя. Поднялся на последний этаж, открыл дверь на чердак и только тут отдышался.

Чем хороши дома старой постройки? Да тем, что здесь просторные чердаки, которые почти никогда не закрыты, оттого тут и гнездится всякая шваль: бомжи, беспризорные подростки. Но, похоже, этот не был освоен постоянными жильцами, а может, по случаю жаркой погоды бездомные личности выбрались на лоно природы.

Он присел на колченогий табурет, стоявший под слуховым оконцем, здесь было светлее, достал из полиэтиленового мешка одежду, потом поднялся, быстро скинул спортивный костюм и стал облачаться в даже на вид убогие и заскорузлые тряпки: линялую сатиновую рубаху, ветхие мятые штаны и неопределенного цвета плащ, видимо, одних лет с чердачным хламом. Завершили наряд удобные, хотя и не новые кроссовки. Теперь примемся за лицо. Седой парик, такая же седая всклокоченная бородка, несколько умелых мазков гримом, тени, наложенные густо и чересчур ярко, и вместо молодого лица случайный зритель увидел бы пожилую, потрепанную жизнью, изборожденную следами излишеств физиономию.

Он взглянул на себя в карманное зеркальце, удовлетворенно кивнул и направился к чердачной двери, которая вела в подъезд, где временно проживала эта. Он заранее проверил, не закрыта ли дверь. Действительно, снаружи ее запирал громадный замок, продетый в еле держащиеся петли. Достаточно было незначительного усилия, и петли отскочили вместе с проржавевшими гвоздями. Путь свободен.

В подъезде охрану нес один из лучших представителей частной охранной фирмы «Аргус-два» Евгений Сычев, или, как он себя величал, Юджин. Год назад Сычев демобилизовался из вооруженных сил и почти сразу же устроился в «Аргус-два», приятно удивив руководство фирмы своими способностями. Юджин отлично стрелял, владел приемами рукопашного боя, хорошо бегал и даже немного знал английский язык.

В данную минуту Юджин сидел на раскладном стульчике на площадке между этажными пролетами возле раскрытого окна и, шевеля губами, читал книжку на английском языке в мягком пестром переплете. Сидел он так, что с улицы или из соседнего дома его не было видно. Хлопнула дверь, Юджин поднял голову. Из охраняемой квартиры вышла девица, кажется, ее звали Женя, кивнула Юджину и почти бегом стала спускаться вниз. Юджин проводил ее взглядом. Девчонка была ничего себе – стройная спортивная фигурка, приятное личико, но интереса к ней Юджин не проявил. Он – на работе, а работа превыше всего.

Минут через десять дверь подъезда скрипнула, кто-то поспешно поднимался вверх. Юджин насторожился. Шаги легкие – похоже, женские. Та же девчонка, которая только что проследовала вниз. Юджин хотел поинтересоваться, что случилось, но передумал, дождался, пока она откроет дверь своим ключом, и снова уткнулся в книжку.

Почему Женя вернулась? Проснувшись утром, она тут же вспомнила слова майора, что ей нужно сидеть дома и ни во что больше не лезть. Она внезапно разозлилась. В конце концов, она не их штатный сотрудник, а направлена для прохождения практики. Не дают поручений, связанных с расследованием убийств, – ладно. Но зачем же гнать? С какой стати она должна подчиниться?

• Предыдущая
• 39/61
• Следующая