Кровавый шабаш - Атеев Алексей Григорьевич Аркадий Бутырский - Страница 14

• Предыдущая
• 14/61
• Следующая

Они вышли из машины. Солнце светило вовсю. Ветер закручивал на пустынной улице маленькие пыльные вихри.

Обиталище таинственного Леонардо оказалось строением, в каких до семнадцатого года ютились мещане средней руки. Низ его был каменный, а верх деревянный. Сколько дождей омыло его, сколько снегов засыпало крышу! Домик, однако, выглядел неплохо и, как видно, собирался простоять еще сотню лет.

Альберт долго барабанил в покосившиеся дощатые ворота, потом, обессилев, отошел и тоскливо глянул вдоль совершенно пустынной улицы.

– Безрезультатно, – сказал он себе под нос.

– Чего изволите, уважаемые? – услышал он у себя за спиной. Женя засмеялась, Альберт обернулся и обнаружил прямо перед собой крошечного старичка, одетого в просторные парусиновые брюки и такую же толстовку, то есть по моде в лучшем случае двадцатых годов.

– Нам Леонардо… то есть Юрия, – сказал Альберт.

– А вы его друзья? – Как вам сказать? Вроде того.

– Ответ лукавый, – резюмировал старец. – Однако проходите.

Двор с пустой конурой зарос мокрецом, возле порога стояла наполненная водой деревянная колода, у которой копошились куры, одинокий гусь, переваливаясь с лапы на лапу, направлялся к старику.

– А-а, Кеша, – сказал старик, обращаясь к гусю, – сейчас покормлю, любезный ты мой. Заждался.

Гусь задрал красную лапу, подержал ее на весу, потом что-то выкрикнул на своем гусином языке – должно быть, попрекнул старика за длительную отлучку.

– Ну не сердись, – ласково сказал старец, – я тебе гостинец принес. – Он достал из кошелки хвост минтая и кинул гусю.

Птица неодобрительно загоготала, однако приняла подношение и удалилась куда-то за угол.

– В дом пройдем или здесь поговорим? – поинтересовался старец, вытирая руки листом лопуха. – Если вы пожаловали по поводу Юриных долгов, то ничем помочь не могу. Пенсию задерживают, накоплений не имею.

– Нет, мы по другому поводу.

– А самого Юры нет. Уже четвертый день…

– А где он? – спросил Альберт.

– Кто знает…

– Юра ваш внук? – спросил Альберт.

– Правнук. – Старик посмотрел на Альберта выцветшими голубыми глазами и засмеялся: – Правнучек мой…

– Да сколько же вам лет? – недоуменно спросила Женя.

– Девяносто два, – с отстраненным равнодушием ответил старик, – девяносто два годочка.

– Мы из милиции, – сказал Валеев, – приехали узнать про вашего… – он запнулся, – правнука.

– Из милиции? Понятно. А что он натворил?

– Да ничего… Не в этом дело. У Юры есть друзья, приятели?

– Наверное, есть. Сюда никто не ходит. Он называет мой дом убежищем от бурь. Где-то шастает, нет его иной раз месяц, потом является… Отдыхает. Одна, правда, девица появлялась. Он ее все рисовал. Юрка-то художник, да вы, наверное, знаете. Красивая девка.

– А как ее звали?

– Вот не скажу. Не представил он. Не считал нужным. – Старик поморщился.

– А можно посмотреть его комнату?

Старик неожиданно остро глянул на Альберта:

– Обыскивать будете?

– Зачем обыскивать? Просто глянем.

– Что же, глядите. Только я с вами. А?

– Конечно, конечно…

– Тогда пойдемте.

В доме было прохладно, тихо, полутемно, половицы скрипели под ногами.

– Наверху он жил, – пояснил старик, – называл – мансарда. Говорит, художники живут обязательно в мансардах.

Старец как-то очень ловко забежал вперед и толкнул дверь. Женя оказалась на пороге просторной, даже огромной комнаты, действительно выглядевшей как мастерская художника. Часть потолка была застеклена.

– Специально людей нанимал, чтобы крышу переделать, – пояснил старик. – В копеечку влетело!

Женя и Альберт осмотрелись. Две стены импровизированной студии тоже полностью застеклены, а две остальные увешаны картинами и рисунками. Тут же стоял мольберт на треноге с наполовину законченным полотном. Было просторно и чисто. Огромная тахта, застеленная чем-то пестрым, стереосистема, маленький телевизор, на нем видеокамера – вот и все убранство студии. Имелись, правда, штанга и гири. На стеллажах и на полу валялся разный хлам: прялка, помятые самовары, почему-то тележное колесо. Такое же колесо свисало с потолка в качестве своеобразной люстры. На нем были размещены свечные огарки. Свечей в студии вообще хватало – на стеллаже с книгами, на полках с разной дребеденью, в многочисленных подсвечниках. Часть свечей цветные, но преобладали почему-то черные. Однако главным, конечно, были картины.

Портреты, пейзажи, на взгляд Жени, выполненные довольно профессионально. Но имелась в них одна общая особенность: мрачный колорит. Небо темное, лица угрюмые. Несколько полотен и вовсе поражали безысходностью. Вот хотя бы этот холст. Женя остановилась, вглядываясь. Переплетение обнаженных тел, искаженные лица… Ну и фантазия у этого Леонардо! Портреты! Вот Вержбицкая. Поясной портрет. А вот она уже обнаженная, изображена в полный рост. И опять то же настроение. И свет какой-то болезненный.

Женя переходила от картины к картине. Все одно и то же. А это что?! Похоже, какие-то сатанинские атрибуты. Козлиная харя, вписанная в перевернутую пятиконечную звезду. Козлобородый монстр топчет распятие…

– Как-то я зашел сюда, он меня позвал, – подал голос старик, – погляди, говорит. И на дьявола указывает, вон на того. Спрашивает: что думаешь? Плюнул я. Он усмехается. Неужто, говорит, в Бога веришь? После всего! А ты, спрашиваю, неужто нечистому поклоняешься? Ага, говорит. А Бога вашего нет. Я ему: дьявол, значит, есть, а Бога нет? Именно, отвечает. Он всем правит. И опять на рогатого кажет. Любовь, говорит, кончается ненавистью, а красота тленна. Тогда почему, спрашиваю, дьявол до сих пор не воцарился в мире? Воцарится еще. Придет срок… И спасутся только те, кто ему сейчас почести отдает.

Женя вопросительно посмотрела на Альберта. Тот молча пожал плечами. Что тут скажешь?

– А это кто? – спросила Женя у старика, указывая на портрет какого-то мужчины.

– Юрка и есть. Сам себя рисовал.

Женя присмотрелась. Она где-то видела этого человека. Высокие скулы, безвольный скошенный подбородок.

– Ой!

– Что такое?

– Это же!..

– Кто?

Женя посмотрела на старика, который шаркающей походкой двинулся к двери, и приложила палец к губам.

– Это тот… – Женя вновь покосилась на старика, – с кладбища… Которому голову отрезали. Убитый вчерашний.

– Ты думаешь? Круто! Делаешь явные успехи. Срочно нужно ехать в управление и доложить майору. Как думаешь, твой оруженосец еще у ворот?

Пашка дожидался их.

– Очень кстати, – серьезно заявил Альберт, – ваша помощь милиции, видимо, в скором времени будет отмечена. А теперь, уважаемый Павел, везите нас в управление.

– Угробили их обоих все-таки из-за кассеты, – заключил Буянов, выслушав рассказ Жени и Альберта, – если, конечно, все, что вы мне рассказали, соответствует истине. Он снимал. Уверен, она действовала не по собственной инициативе, а по команде Шакала. Потом по глупости оставила себе один экземпляр записи. Нужно было убрать свидетелей. Ее и его. Чтобы не разболтали, кто наниматель. Кудрявого убирают, а прокурором можно вертеть как угодно. Очень логично.

– Тогда почему не уничтожили Горшкову? – спросил Альберт.

– А потому, что она не знала, кто заказчик. Они тоже не дураки – гробить всех подряд. А то, что вам наболтали в баре, только доказывает мою правоту. Брат Кудрявого очень хочет свести счеты с Шакалом. Силенок у него маловато, вот он и прибегнул к помощи милиции.

– Но откуда они знают, что Вержбицкую убрали по команде Шакала? И этого Леонардо?

– Про Леонардо они, возможно, не в курсе, а про Вержбицкую знают наверняка. Поэтому вам и твердили, что Шакал де на нее наехал… А может, считали, что Леонардо ее укокошил опять же по команде Шакала. Вы ведь всего не знаете. Против Шакала начало копать не только Шестое управление, но и ФСБ. Тут много чего всплывает. А кассета – реальный шанс внести смуту в наши ряды. Мол, глядите, каковы правоохранительные органы! Пока суматоха, то да се, он попытается отмазаться. Ты подумай, одну придушили, другому голову отрезали! Ну артисты! Конечно, Шакал не дурак и высшее образование имеет…

• Предыдущая
• 14/61
• Следующая