Знак Кота - Нортон Андрэ - Страница 32
- Предыдущая
- 32/61
- Следующая
И все же как мне — слуге, пастуху, торговцу из тех людей, которых обитатели нагорья считают примитивными варварами, — надеяться найти дорогу к будущему? Торговые гильдии будут закрыты для меня как для одинокого торговца, не связанного ни с каким Домом. Если все рассказы о Вапале верны, то ее обитатели еще сильнее связаны клановыми узами, чем мой народ, и чужаки найдут там мало радушия.
Я постоянно ощущал на губах привкус пыли и обреченности. И все же во мне оставалось еще нечто, что не позволяло мне просто сесть наземь и в отчаянии ждать прихода смерти, Пока я могу двигаться, я буду переставлять спотыкающиеся ноги и тащиться вперед. Звезды, которыми я руководствовался, по-прежнему оставались на месте, но, переживая время от времени периоды головокружения, я не мог быть уверен, что иду верным путем. Постоянный шелест песка…
Я остановился и огляделся по сторонам, очнувшись от дурмана усталости и жалости к самому себе, которые чуть не одолели меня.
Острые камни кончились. Мы снова были на настоящем песке. Я опять огляделся по сторонам, уже окончательно придя в себя. И увидел свет немного к востоку от нас. Оттуда донесся удаленный крик горячего ориксена, затем ответный предупреждающий окрик. Я повернул в ту сторону и пошел быстрее, хотя мои израненные ноги порой по щиколотку увязали в мягком песке. Я мог только устремляться к лагерю…
Торговцы? Я надеялся на это. Но ведь по краям пустоши скитались и другие. Но если я действительно нашел караванную тропу, разбойники вряд ли осмелятся приблизиться к ней, поскольку торговые пути постоянно патрулируются разведчиками Ка-хулаве.
Мурри слегка замедлился. Теперь он шел рядом со мной, а не вырывался вперед, и я понял, что, если я сам приближаюсь к спасению и помощи, песчаный кот может встретить там нечто совсем иное. Слишком давно наши народы враждуют друг с другом. Он заворчал, и я знал, что он думает о том же самом.
Сначала я увидел свет, а теперь еще и услышал звук. Оттуда доносились поющие голоса. Я не мог пока что разобрать слов, но мотив знал очень хорошо. Это была старинная песня, любимая торговцами, и, казалось, у каждого каравана была собственная версия текста, поскольку в него вплетались рассказы о приключениях и всех необычных вещах, встречавшихся им на пути.
Неожиданно песню заглушили удары барабана. Буря? Я бросился вперед, опираясь на посох, чтобы двигаться как можно быстрее, надеясь достигнуть безопасности лагеря прежде, чем на нас обрушится гнев пустыни. И тут я понял, что тревожный ритм далекого рокота был другим. Что за послание может быть настолько важным, чтобы использовать для его передачи барабаны, звучащие только в крайних случаях?
Песни в лагере смолкли. Но далекий барабан продолжал рокотать. Теперь его ритм подхватили барабаны торговцев, передавая новости дальше сквозь ночь, как и делалось всегда.
— Сссииииииии! — послышался традиционный приветственный оклик торговцев, как только затихла барабанная дробь. Кто-то из часовых заметил меня.
Хотя мои собственные странствия прежде ограничивались небольшими расстояниями, я прекрасно знал, как следует ответить. Хотя мои глотка и рот так пересохли, что мне трудно было это даже прохрипеть.
— Кккалавва… — Опознавательный клич моего народа. Однако я знал, что за мной пристально следят, пока я не выберусь на свет костра и они не убедятся, что я воспользовался верным знаком.
Снова ровно зарокотал барабан вдали. Это не предупреждение о приближении бури, даже не предыдущее сообщение, но очередное, которое я не мог расшифровать. Может, какие-нибудь изгои подняли мятеж?
Я вступил в круг огня. Меня встретили две женщины, каждая — с обнаженным мечом в одной руке и с факелом, освещающим мне дорогу, в другой.
Они были из моего собственного народа, и одну из них я даже знал.
— Кинша-ва-Гуара! — хрипло приветствовал я ее.
— Кто в ночи произносит мое имя?
Я увидел, что она крепче сжала рукоять меча. Она всматривалась в меня, и я вдруг осознал, каким странным, может, даже пугающим видением я должен выглядеть, в рваной одежде, согнувшийся под весом мешка, с отметинами от суровых испытаний на теле. И еще Мурри,..
— Клаверель-ва-Хинккель и Мурри, — Я назвал его имя так, как назвал бы имя человека. — Я возвращаюсь из соло…
— И ведешь с собой смерть на четырех лапах? То, что ты говоришь, не имеет смысла. — Она по-прежнему преграждала мне путь, а ее напарница передвинулась, встав чуть правее от нее, чтобы в случае нападения быть готовой встретить атаку с другого направления.
— Я веду друга, с которым противостоял смерти и которому обязан жизнью. Мы — кровные побратимы. — Действительно, проведенный Марайей обряд был достаточно похож на тот, что обычно совершают названые братья, чтобы я мог нас так называть. — Мы не несем с собой смерти, хозяйка дорог.
Она несколько мгновений смотрела на нас обоих, затем сделала нам знак факелом, все еще держа свое оружие на виду. Мы вместе с Мурри подошли поближе. Мурри держался совсем близко ко мне. Я полагал, что песчаный кот никоим образом не опасается нападения, будучи совершенно уверенным в своей собственной силе. Однако осторожность была у его народа в крови.
— Прочь это! — шепнул он мне, сильно встряхнувшись, чтобы освободиться от своего мешка.
Я знал, что необходимость тащить груз ему была ненавистна, а предстать перед чужаками с мешком на спине было просто невыносимо для его гордости. Не было причин, по которым стоило бы так его унижать. Я наклонился и обрезал ремни, чтобы он мог сбросить груз на песок.
Странный тревожный сигнал затих вдали, но послание подхватил караванный барабан. Мы не могли дальше разговаривать среди этого грохота, поскольку вошли в самую сердцевину лагеря.
Там собрались торговцы. Как часто случается среди нашего народа, они все оказались женщинами. Они часто успешно ведут торг и рано начинают этим заниматься. В отблесках пламени их бахромчатые палатки сияли яркими красками, говоря о том, что это достаточно богатый караван, чтобы перевозить предметы роскоши. Хотя их одежды были тускло-коричневого и серого цветов, как часто носят путешественники, обилие украшенных драгоценными камнями поясов, головных повязок, браслетов, ожерелий делало их похожими богатством на вапаланцев.
Та, что спрашивала меня, подошла к центральному шатру, у которого сидела барабанщица, чьи ладони летали, словно сражаясь с ее инструментом. За ней стояла женщина постарше, которая, судя по ее украшениям, подобранным со вкусом и носимым с гордостью, была главой каравана. Хотя сам караван мог быть составлен из маленьких групп, каждой из которых командовала самая опытная среди них.
И эту женщину я тоже знал. Это была Элвене Карафа, настоящая хозяйка дальних дорог, которая регулярно отправлялась в путешествие через все пять королевств, собирая по дороге товары из каждого и направляясь на великую ярмарку в Вапале в конце года.
Я сбросил с избитых плеч мешок и глубоко вонзил посох в песок, опершись на него обеими руками. Мурри покачал своей огромной головой из стороны в сторону и, видимо решив, что сейчас бояться нечего, улегся у моих ног.
— Клаверель-ва-Хинккель, — представился я. — Мурри из рода мохнатых.
Барабанная дробь прекратилась, воцарилась тишина. Теперь меня могли легко услышать, и я добавил:
— Да пребудет удача с Элвене Карафа. Да будет богатой выручка, да будет легок путь, да не побеспокоят ее ни бури, ни тревоги.
Я твердо встретил ее внимательный взгляд. Она посмотрела на меня, затем на Мурри, глаза ее чуть расширились, встретившись с его золотистыми глазами, и снова вернулись ко мне.
— Что ты делаешь на дорогах, не-воин?
He-воин. Но сейчас я не почувствовал стыда за это прозвище и сумел остаться спокойным. Разве это не было правдой? Я вышел из воинского дома, но меч был не для меня. Я прекрасно знал о слухах с пиршества избрания, относящихся ко мне, кого считали позором своего Дома.
— Я возвращаюсь из соло, госпожа.
Она продолжала рассматривать меня, затем резко повернула голову и заговорила со старшей из женщин, приведших меня сюда.
- Предыдущая
- 32/61
- Следующая
