Выбери любимый жанр

Зеркало Лиды Саль - Астуриас Мигель Анхель - Страница 24


Изменить размер шрифта:

24

Латачин подумал: Читалану лучше. – солнце не слепит его.

Читалан подумал: Латачину повезло. – в лучах солнца он видит меня лучше.

Пока вытаскивали они свои мачете, пролетел у них над головой попугай.

– Латачин… чин… чин… палачин!. – весело горланил он. Потом улетел, но вернулся, и еще веселей. – Палачин… чин… чин… Латачин!

Он улетал и возвращался:

– Читалан… лан… лан… Пачилан! Пачилан… лан… лан… Читалан!..

– С меня хватит, разрази меня Акус Великая!. – вскричал Латачин и, потрясая мачете, помчался вслед за попугаем-насмешником.

– Палачинчин, палачин!.. Палаланлан, Пачилан!.. – зеленый шустрый балагур,. – Палаланлан, Пачилан!.. Палачинчин, Палачин!

И так, летая туда-сюда, па-лала и чин-чин… чин-чин и па-лала… увлек он за собой с площади, превращенной в арену, Палачинов из Пачилана, которые гнались за ним, грозя на бегу мачете.

– На то они и Палачины!.. – сказал кто-то, не попугай. Кто-то. Видно было только его плечо и восседавшего на плече попугая.

– Я вас тут поджидаю, поджидаю, чтоб не кончили друг дружку, да, видать, прогляде. – не углядишь вас за пляской вашей дробноногой, вот я и послал за вами попугая.

Услышав упоминание о своей особе, попугай распушился, откинулся назад, растопырил лапки и облегчился, выпустив червячок помета на плечо человека плеча.

– Благодаря этому червячку,. – завопил попугай, раздувшись как сконфуженный кочан салата,. – спасут свою шкуру Латачин и Читалан и снова дробью ног-ног-ног запляшут в Пачилане!

– Не то что совсем спасут,. – сказал человек плеча,. – но поживут еще, кол и бросят он и совсем свое занятие. Не дело это. – кровь проливать.

– На то они и Палачины!. – уточнил попугай.

– Меня не проведешь!. – взъярился Латачин. – Червяк попугаев. – это трусость! Такой ценой не нужна жизнь Палачинам из Пачилана!

– Да нет же.... – засуетился Читалан: не лежала у него душа к смерти, и даже с некоторой толикой попугаевой какашки предпочитал он жизнь…

Мстительный клинок прорезал воздух и врезался в чью-то ногу. В бескровную, черную, мохнатую ногу с острыми ногтями. Ногу, отсеченную не по щиколотку, а по отчаянный визг. Читалан на ходу подобрал ее. Они возвращались на площадь Пачилана к поединку, прерванному появлением попугая. Колышутся, точно крылья, поля белых, как вся их одежда, сомбреро. Белые лица и руки, словно обратная сторона листьев белого дуба. Странные пепельно-белые персонажи с болтающимися на груди амулетами смерти в оправе из драгоценных камней. – мертвыми руками Бешеной Удавки: у каждого по руке. Губы шевелятся в монотонном бормотании приговоренных к смерти, шепчут бесконечную однообразную молитву: она не умерла… она не умерла… она не умерла… Не умерла, так и вина поменьше, а может, и вправду верят они, что те, кто умирают не там, где рождаются, не умирают вовсе, а отсутствуют, вдвойне отсутствуют, как та, у которой было вчера в ушах, сегодня на губах и завтра в глазах. Все тщетно, все беспросветно тщетно. Поникшие, нелепые, предавшие себя, преступившие клятву, задыхаясь от рыданий под мертвой тяжестью раздувшихся, словно жабы, сверкающих золотом и драгоценными камнями рук проклятой сводни, они. – какая дикость!. – все одолевают себя вопросами, на которые нет ответа.

– Отдай мне ногу, отдай!.. Это моя нога… моя!. – жестами и гримасами объясняет Читалану большая обезьяна цвета кофейной пены.

– Возьми, если хочешь…

– Чем могу служить, господа?. – казалось, спрашивает своими ужимками хвостатая обезьяна, пожирая глазами реликвии, висящие на груди у Палачинов. Она забегает вперед, заглядывает им в лицо, потом оборачивается назад. Ковыляя дальше. – ногу она не приставила,. – обезьяна поскрипывает зубами и все оглядывается и оглядывается.

Великий Магвохмелюль размашистым шагом приближается к ним.

– Когда смотрю я сны, то глаз не закрываю, а думают, я что-то знаю. – мурлычет он себе под нос,. – думают, я что-то знаю, раз сны смотрю, а глаз не закрываю…

– Кто будут господа,. – с вызовом обратился он к Палачинам. – как зовут?.. О! О! Да это.... – он всмотрелся в них получше,. – да это Палачины из Пачилана!

Обезьяна сидела на земле и пыталась приделать свою ногу, когда великий Магвохмелюль полюбопытствовал, за какие проделки ей эту ногу оттяпали. Она сидела и перемешивала слюну с землей и визгом.

– Морока, хватит визжать!. – пригрозил Магвохмелюль обезьяне посохом, на который опирался. А затем, повернувшись к Палачинам, властным тоном произнес: -Друзья мои! На этих холмах не должна пролиться кровь…

Он вытер рот тыльной стороной ладони. – от одного упоминания слова «кровь» спекаются губы. – и осведомился, вперив взор в опавшую листву веков, какое впечатление произвел его приказ «кровь не проливать» на тех, кто только этим и занимался.

– Да, но если не проливать крови, на что же мы будем жить?.. – ответил вопросом на вопрос Читалан. – А хуже всего, что сейчас мы связаны клятвой: я. – пролить кровь Латачина, а Латачин. – мою.

– Выход всегда найдется…

– Нет! Это невозможно!. – вскричали Палачины.

– В моих холмах невозможного нет…

– Если б правда выход нашелся.... – заторопился Читалан, загоревшись надеждой: уж очень не лежала у него душа к смерти, а особенно под ударами мачете.

– Выход! Через трусость, замешанную на попугаевом дерьме,. – распетушился Латачин,. – ха-ха-ха.... – захохотал он и тут же добавил:. – Пачиланская красавица ждет нас по ту сторону жизни, туда мы и пойдем…

– А почему оба?. – нахмурив брови, спросил Магвохмелюль.

– Ее погубила любовь, любовь к нам обоим,. – объяснил Читалан,. – никак решить не могла, на ком свой выбор остановить, и попала во власть всех тех, кто ее не любил…

– Ну… а как вам понравится, если и с красавицей пачилан-ской встретитесь, и умрете не до конца?.. – непринужденно провещал Магвохмелюль.

Протяжно вздыхала задремавшая обезьяна. Ногу она приклеила. Палачины не верили своим глазам. Как поверишь. Слюна, земля и немного визга. – какой еще клей нужен.

«Умереть, не умирая до конца… и клятву сдержали бы, и в живых остались…». – думал про себя Читалан.

– Но уговор,. – Магвохмелюль угадал, что именно взвешивал Читалан на незримых весах возможностей,. – одно-единственное условие. Не прольется больше кровь в Пачилане. Кровь Палачинов будет последней.

– Все сделаем, что прикажешь, только бы умереть, не умирая,. – зачастил Читалан с растущей надеждой,. – и клятву исполним, и с жизнью не расстанемся…

Латачин хранил молчание. Морока и Магвохмелюль были ему подозрительны. Он стиснул челюсти и прикусил мысль. Смело Палачины убивают, да несмело умирают. – она всегда так говорила. Этот болтун в душу лезет, хочет внушить нам, будто умрем мы, но не умрем. Это он так говорит, чтобы смелости нам хватило убить друг друга. Биение сердца прострочило ему губы. Наконец он смог вымолвить:

– Со своей стороны, благодарю, но не нуждаюсь и согласия не даю. Представление какое-то, а не поединок. Противно. Убивать так убивать.

– Попробовать-то можно, что мы теряем.... – прошептал Чи-талан, душа которого упрямо не лежала к смерти.

– Все потеряем.... – послышался голос Латачина,железный, жесткий голос,. – все потеряем, если каждого лгуна слушать станем!

Морока скакала, пританцовывала, и неизвестно было, какую же из двух ног приклеила она слюной, смешанной с землей.

– Ладно уж,. – бросил Латачин. – чудесное водворение на место отрезанной обезьяньей ноги обескураживало его,. – послушаем, как это можно умереть, не умирая на самом деле…

– Цыц, Морока!. – прикрикнул Магвохмелюль на неугомонную обезьяну. – В богини не прошла, балериной заделалась,. – пояснил он, улыбаясь, после чего черты лица его отвердели, и торжественно, в каменной неподвижности сообщил он Палачинам, что даст им два талисмана, по одному на каждого, с помощью которых смогут они возвращаться к жизни из океана субстанций.

– Инстинкт самосохранения,. – продолжил Магвохмелюль. – это великий немой пес, верный страж плоти человека, его тела, его сохранности, он и предупреждает об опасности, и с пеной у рта бросается на защиту; после инстинкта самосохранения идет науаль, то бишь дух. – покровитель души человека, его двойник, животное, которое всегда его поддерживает, никогда с ним не расстается и сопутствует ему и после смерти; и, наконец, за науалем идет огненная стихия субстанций. – основа основ жизни, сокровенный трепет бытия, другими словами, тонус.

24
Перейти на страницу:
Мир литературы