Васек Трубачев и его товарищи (книга 1) - Осеева Валентина Александровна - Страница 22

• Предыдущая
• 22/43
• Следующая

— А я что? Что я? — сразу вскипел Трубачев.

— Ты сказал, что у тебя все в порядке, а сам…

— Что — сам? — подступил к нему Васек.

На щеках у него от обиды расплылись красные пятна.

— Дисциплина! — крикнул кто-то из ребят. — А сами еще всех подтягивают!

— И на девочек нападают, — пискнула Синицына.

— Молчите! — с бешенством крикнул Васек и обернулся к Саше: — Говори, что я сделал?

— Мел не положил, вот что!

— Кто не положил?

— Ты! — бросил ему в лицо Саша. — Весь класс подвел.

— Врешь! — топнул ногой Васек. — Я все проверил, и все было, — нечего на меня сваливать!

— Я не сваливаю. Я еще больше отвечаю! Я староста!

— Староста с иголочкой! Тебе только сестричек нянчить! — выбрасывая из себя всю накопившуюся злобу, выкрикнул Васек.

— Трубачев! — сорвался с места Малютин.

— А-а, ты так… этим попрекаешь!.. — Саша поперхнулся словами и, сжав кулаки, двинулся на Васька. Тот боком подскочил к нему.

— Разойдись! Разойдись! — выпрыгнул откуда-то Одинцов.

Несколько ребят бросились между поссорившимися товарищами:

— Булгаков, отойди!

— Трубачев, брось!

— Перестаньте! Перестаньте! — кричали девочки. Валя и Лида хватали за руки Трубачева. Одинцов держал Сашу.

— Ты мне не товарищ больше! Я плевать на тебя хочу! — кричал через его плечо Саша.

— Староста! — презрительно бросил Васек, отходя от него и расталкивая локтями собравшихся ребят. Пустите! Чего вы еще?

Сева Малютин загородил ему дорогу:

— Трубачев, так нельзя, ты виноват!

Васек смерил его глазами и, схватив за плечо, отшвырнул прочь. Класс ахнул. Надя Глушкова заплакала.

Валя Степанова бросилась к Малютину.

Васек хлопнул дверью.

Мазин и Русаков стояли молча в уголке класса.

Когда Трубачев вышел, Мазин повернулся к Русакову и с размаху дал ему по шее.

— За что? — со слезами выкрикнул Русаков.

— Сам знаешь, — тяжело дыша, ответил Мазин.

Ребята удивленно смотрели на них:

— Еще драка!

Но Мазин уже выходил из класса, спокойно советуя следовавшему за ним Русакову:

— Не реви, хуже будет.

Одинцов и Саша шли вместе. Под ногами месился мокрый снег, набиваясь в разбухшие от сырости калоши. Саша шел, не разбирая дороги, опустив голову и не глядя на товарища. Одинцов щелкал испорченным замком своего портфеля и взволнованно говорил:

— Знаешь, он просто со зла, нечаянно… Он, может, этот мел в форточку выбросил, когда тряпку вытряхивал… И сам не знал… Да тут еще ребята кричат. Ну, довели его до зла — он и сказал.

Одинцов перевел дух и взглянул в упрямое лицо Саши.

— Вот и со мной бывает. Как разозлюсь в классе или дома — так и давай какие-нибудь глупости говорить, что попало, со зла. А потом самому стыдно. Да еще бабушка скажет: «Ну, сел на свинью!» Это у нее поговорка такая.

Коля неловко засмеялся и, ободренный Сашиным молчанием, продолжал:

— Это с каждым человеком бывает. А Трубачев все-таки наш товарищ.

Саша вскинул на него покрасневшие от обиды глаза:

— Товарищ? Да лучше б он меня по шее стукнул, понимаешь? А он мне такое сделал, что я… я… — Саша задохнулся от злобы и, заикаясь, добавил: — Ни-когда не прощу!

— Саша, ведь ему самому теперь стыдно, он сам мучится! — горячо сказал Одинцов. Саша вдруг остановился.

— А, ты за него, значит? — тихо и угрожающе спросил он в упор.

— Я не за него, — взволновался Одинцов, — я за вашу дружбу, за всех нас троих! Мы всегда вместе были. И на пруду еще говорили…

— Ладно, дружите… А мне никакого пруда не надо. Мне и тебя, если так, не надо! — с горечью сказал Саша.

Голос у него дрогнул, он повернулся и, разбрызгивая мокрый снег, быстро зашагал к своему дому.

— Саша!

Одинцов догнал его уже у ворот:

— Саша! Я все понимаю. Я за тебя… Мне только очень жалко…

— А мне не жалко! Мне ничего не жалко теперь! И хватит! — Саша кивнул головой и пошел к дому.

Одинцов глубоко вздохнул, оглянулся и одиноко зашагал по улице.

«Пропала дружба… — грустно думал он, стараясь представить себе, как будут теперь держаться Трубачев и Саша. А с кем я буду? Один или с каждым по отдельности?»

Одинцов не стоял за Трубачева. Поступок Васька казался ему грубым и глупым.

«На весь класс товарища осрамил! «Староста с иголочкой! Тебе только сестричек нянчить!» — с возмущением вспоминал он слова Трубачева. — И как это ему в голову пришло? Ведь Саша не виноват, что у них детей много, ему и так трудно, размышлял он, шлепая по лужам. — И еще Малютина отшвырнул… Севка и так слабый…»

Коля Одинцов был растревожен. Дома он наскоро выучил уроки, весь вечер слонялся без дела и, ложась спать, вдруг вспомнил: «А ведь сегодня четверг. К субботе статью писать надо…»

Перед ним встал Васек Трубачев, с рыжим взъерошенным чубом на лбу, с красными пятнами на щеках.

«Я ведь о нем писать должен. Все… Честно… И вся школа узнает… Митя… Учитель… — Одинцов нырнул под одеяло и накрылся с головой: — Не буду. На своего же товарища писать? Ни за что не буду!»

Он замотал головой и беспокойно заворочался. — Коленька, — окликнула его бабушка, — ты что вертишься, голубчик?

— У меня голова болит, — пожаловался ей мальчик.

— Голова? Уж не простудился ли?

Старушка порылась в деревянной шкатулке, подошла к кровати и пощупала Колин лоб:

— На-ко, аспиринчику глотни.

— Зачем? — отодвигая ее руку с порошком, рассердился Коля. — Вечно ты, бабушка, с этим аспиринчиком! У меня, может, не то совсем.

— Да раз голова болит. Ведь аспирин — первое средство при всяком случае.

— Ну и лечи себя при всяком случае, а ко мне не приставай… Тебе хорошо — ты дома сидишь, а я целый день мотаюсь. Иди, иди! Я и так засну!

Он повернулся к стене и закрыл глаза. Перед ним опять встал Васек Трубачев. Потом стенгазета, перед ней кучка ребят и учитель.

«Совершенно точно и честно», — глядя на статью, говорит Сергей Николаевич.

«Одинцов никогда не врет!» — кричат ребята.

«Не врет… Мало ли что… Можно и не врать, а просто промолчать. Только вот Митя спросит, почему не написал, и ребята скажут: побоялся на своего дружка писать, а как про кого другого, так все описывает… — Одинцов вздохнул. — Нет, я должен написать… всю правду».

Кровать заскрипела. Бабушка заглянула в комнату. Коля громко захрапел, как будто во сне.

«Какой же я пионер, если не напишу? — снова подумал он, прижимаясь к подушке горячей щекой. — Ведь меня выбрали для этого… А какой же я товарищ, если напишу?» — вдруг с ужасом ответил он себе и, сбросив одеяло, сел на кровати.

— Коленька, тебе чего?

— Дай аспиринчику, — жалобно сказал Коля.

Когда Саша открыл дверь своего дома, на него пахнуло знакомым теплым детским запахом, звонкая возня ребятишек неприятно оглушила его.

Он схватил за рубашонку играющего у порога Валерку:

— Куда лезешь? Пошел отсюда!

Валерка сморщился и вытянул пухлые губы. Мать поспешно подхватила его на руки и тревожным взглядом окинула расстроенное лицо сына:

— Саша, Саша пришел!

Ребятишки, отталкивая друг друга, бросились к Саше.

— Брысь! — сердито крикнул он и, заметив взгляд матери, с раздражением сказал: — И чего лезут! Домой прийти нельзя!

— Да они всегда так… радуются, — осторожно сказала мать.

— Виснут на шее! Как будто я верблюд какой-нибудь… ну, пошли от меня! — закричал он на сестренок.

— А мы без тебя играли. Знаешь как? — заглядывая ему в лицо и пряча что-то за спиной, сказала его любимица — Татка.

• Предыдущая
• 22/43
• Следующая