Динка (ил. А.Ермолаева) - Осеева Валентина Александровна - Страница 13

• Предыдущая
• 13/146
• Следующая

— Ну, куда ты вылезла? — тянет ее за платье тетка. Динка быстро-быстро гладит ее по волосам:

— Ничего, Катя! Пускай я буду тут! Не тащи меня!

Мама вынимает из кулька три яблока. Одно из них очень большое и румяное.

— Это детям, — говорит она.

Алина берет самое большое яблоко и смотрит на Мышку.

— Я дам это Динке, ладно?

— Конечно, — рассеянно соглашается Мышка и жадно смотрит на аккуратно завязанную стопочку книг. Динка с радостью хватает яблоко.

— Его даже есть жалко! — говорит она. Мама разворачивает еще один сверток.

— А что ты привезла себе, мамочка? А Кате? — спрашивает Алина.

— А дедушке Никичу? А Лине? — напоминает Мышка. Они знают, что если мама привозит какие-нибудь гостинцы, то она привозит их всем.

— Подождите… Вам яблоки и книжки… Дедушке Никичу перочинный ножик. Он вот здесь. Разверни, Алина. Алина достает перочинный ножик.

— Покажи. Острый? — спрашивает Динка. Она трогает лезвие ножа и деловито заявляет: — Хороший. Дедушка Никич как раз потерял свой, а ему надо!

— Ну, значит, кстати, — радуется мама. — А вот Лине три гребешочка!

— Лина! Лина! — перегнувшись через перила, кричат дети. Но пока Лина доходит до крыльца, Динка уже летит к ней навстречу и тащит ее за фартук.

— Пойдем! Там такие гостинцы! Всем, всем гостинцы! — захлебываясь, говорит она.

— Пришла-приехала баловница… Все свое жалованье небось растрынькала. Ну, купила б детям по яблочку, а то гляди чего тут, — подперев рукой щеку и глядя на стол, выговаривает Лина.

Но Мышка уже снимает с нее головной платок и засовывает ей в волосы новые гребешки. Ободочки у гребешков выложены цветными камушками, и Лина очень довольна.

— И угадает же, что кому! Андел ты наш, милушка бесталанная! — целуя маму, растроганно говорит Лина и тут же выкладывает все, что ее тревожит: — Ведь вот стратила денежки-то, а в булочной у нас за две недели не плочено. Туды-сюды раздадим, а как начнут энти сыщики про нас расспрашивать да распытывать, да сгонит нас хозяин с квартеры, куда без денег пойдем?

— Что такое? — искренне удивляется Марина и смотрит на Катю.

— Да глупости! Вечные Линины страхи! — смеется Катя и, видя, что Лина собирается что-то возразить, быстро предупреждает: — Лина, не забывайте…

Но старшая девочка уже настораживается:

— О чем это она говорит! Какие сыщики? Почему нас сгонят с квартиры?

— А почему раньше сгоняли? Как узнают, что неблагонадежные, так и сгоняют. Ладно, попался хороший хозяин, ничем не антересуется, а то б живо… начинает опять Лина и, поняв, что проговорилась, машет рукой. — Терпения нет с этой жизнию!

— Лина, поставь лучше самовар! Так чаю хочется! — говорит Марина и, проводив Лину смеющимся взглядом, шутит: — Ну, неблагонадежные, теперь остается последний, очень интересный гостинец… Это нам с Катей!

— А книжки, мамочка? — жалобно спрашивает Мышка.

— А книжки будете смотреть после. Это удовольствие на целый вечер. Потерпи немного, Мышка!

— Сейчас Кате с мамой. Ишь какая! Все ей да ей! Нехорошо, Мышка! — строго замечает и Алина. Мышка, краснея до слез, прячется за тетку.

— А нам с Катей… — Марина, с улыбкой поглядывая на сестру, роется в сумочке. — Сейчас… сейчас…

Дети в нетерпеливом ожидании смотрят на ее пальцы, которые быстро-быстро перебирают в сумочке какие-то бумажки, встряхивают платочек, торопливо роются в боковых отделениях…

— Потеряла? — ахает Алина.

— Нет, нет… Сейчас… подождите…

— Вот носишь с собой всякую дрянь… — начинает Катя, но Марина с торжеством вытаскивает две тоненькие зеленые бумажки.

— Это билеты в театр, — говорит она сияя. Катя всплескивает руками, глаза ее тоже сияют, и на щеках вспыхивает румянец.

— Ну, подумай, Марина! Что ты только делаешь! — нежно упрекает она сестру. — С какой же это радости?

— Не с радости, а с гадости, — смеется Марина. — Сегодня так скверно было на душе, так захотелось чего-нибудь хорошего! Пошла и купила билеты. И знаешь на что? На пьесу Толстого «Живой труп».

— Неужели? — Катя хватает билеты, не в силах скрыть своей радости. — Это просто замечательно! Мне так хотелось пойти на эту вещь!

Алина и Мышка разглядывают билеты и, видя, как счастливы мать и тетка, тоже радуются.

— Идите, мамочка, идите! Я посмотрю за детьми! — говорит Алина.

— А я за Динкой посмотрю! — обещает Мышка.

— Да это еще не так скоро, — говорит мать. — Я просто заранее взяла билеты.

— Как это — билеты на труп? — налегая на стол, громко спрашивает Динка.

Но матери и тетке не до нее. Они уже советуются между собой, в чем пойти в театр и как оставить на этот вечер детей. — Какой труп, мама?.. — капризно тянет Динка.

— Не приставай! — строго говорит Алина. — Все равно ты ничего не поймешь! Это такая пьеса. И слезь со стола сейчас же!

Мышка тянет сестру за руку.

— Пойдем, я тебе скажу. Живой труп — это не труп, — шепотом объясняет сестра, отводя Динку в сторону. — У нас есть он на чердаке, в папиных книжках.

Динка недоверчиво смотрит на сестру.

— Он живой? — так же шепотом спрашивает она.

— Да нет… Ты не понимаешь… — пытается объяснить Мышка. — Это же не настоящий труп, а живой человек… просто он такой несчастненький.

Динка почему-то вспоминает стихи: «Тятя, тятя, наши сети притащили мертвеца…»

— Его притащили на чердак? — еще тише спрашивает она.

— Кого? — таращит глаза Мышка.

— Да этого… несчастненького… живого трупа, — показывая что-то руками, допытывается Динка.

— Хи-хи-хи! — тоненько хихикает Мышка. — Хи-хи-хи! Это же книга… это пьеса… Она просто так называется, — заикаясь от смеха, говорит она.

— А чего же ты врешь тут все! — сердито толкает ее Динка.

— Хи-хи-хи! — пригнувшись к полу, заливается Мышка. Динка больно дергает сестру за волосы:

— Вот тебе за твой труп! Дуришка-Мышка! Куриная голова!

— Ты сама куриная голова! Я с тобой больше не вожусь, — обижается Мышка.

— Дети, дети! — кричит Алина. — Не ссорьтесь! Пойдем смотреть книжки! Мышка, ты плакала?

— Я не плакала, — подходя к столу и вытирая слезы, говорит Мышка.

— Динка, что ты ей сделала?

Динка сердито сопя, берет со стола свое яблоко. — Где мима? — спрашивает она вместо ответа. — Мама с Катей ушли на кухню. Не ходи туда, дай им отдохнуть от детей, — говорит Алина. — Займись чем нибудь.

— Я буду есть яблоко, — угрюмо говорит Динка, усаживаясь на перила.

— Ну, а мы будем читать! Вот книги, Мышка! — Алина поднимает со стула горку маленьких книжечек.

— Ой, как много! — с восторгом говорит Мышка и, уткнувшись в книгу, забывает обо всем на свете.

Алина тоже садится читать. На террасе становится очень тихо…

Динка остается одна. На коленях ее лежит яблоко, но она не ест его, а только гладит румяные бока. Везде так тихо, из кухни не доносится ни одного голоса, сестры сидят молча. В саду тоже скучно, солнце уже спряталось за калиткой, и кусты, не окрашенные в его теплый цвет, и дорожки, и листья на деревьях тускнеют… На Волге гудит пароход. Высокие пенистые волны бегут от него к берегу…

Динка ежится, подбирает ноги. Никогда больше она не заплывет так далеко. Как они швыряли ее, переворачивали, эти пароходные волны… Вода набиралась ей в рот и в нос. Ведь она же и вправду тонула, а тот мальчик… его зовут Ленька… все время кричал ей: «Не бойся, не бойся», — а сам схватил ее за волосы.

Динка трогает свою голову. Наверное, много волос выдернулось с корнем, потому что даже сейчас до головы больно дотронуться. Дурацкое это спасение за патлы…

Динка снова вспоминает все с самого начала. «Никто ничего не знает, — думает она. — Ни Алина, ни Мышка, ни мама… Если бы мама знала, как она поступила с тем мальчиком! Если б она видела, как его бил хозяин! Шел и бил, шел и бил. А берег длинный, длинный… Мама сшила бы мешочек, положила туда хлеб и сказала бы Динке: «Иди себе, девочка, куда знаешь, мне не нужна такая дочка». Динка плакала бы и кричала, а потом пошла… Пошла бы, как тот гномик на открытке, которую прислал папа. На этой открытке густой-густой лег. И в лесу идет гномик. На нем красный колпачок, в руке палочка, а за спиной узелок… Далеко-далеко, в самой чаще, горит огонек. «Вот, — сказала бы мама, — иди на этот огонек, — может, там есть добрые люди, которые примут тебя.»» — на глаза у Динки набегают слезы. «Эх ты, паскуда!» — сказал ей тот паренек. Такое нехорошее слово сказал — наверное, это самое главное ругательство. И никто-никто не заступился, все смотрели такими злыми глазами, как будто хотели опять бросить ее в воду…

• Предыдущая
• 13/146
• Следующая