Серебряная Снежинка - Шварц Сюзан - Страница 2
- Предыдущая
- 2/63
- Следующая
Однако, напомнила себе девушка, если бы она оставалась дома, чиновнику из Шаньаня пришлось бы питаться остатками еды. Хорошо, что их охота оказалась успешной: немногие оставшиеся во внутреннем дворе женщины смогут приготовить пир, который понравится гонцу.
Кто знает, ощутив укол тревоги, подумала она, какую стражу расставил этот господин с юга по собственному приказу? Может, уже сейчас его люди наблюдают за ней. Она все время осматривала местность в поисках врагов, но теперь опустила взор. Когда в доме ее отца гость из столицы, она должна соблюдать все приличия, даже так далеко от дома.
Она знала, что наблюдатель может приписать ее поведение нескромности, не подобающей незамужней девушке. Что сказали бы предки или Книга Обрядов о девушке, которая насмехается над подобающим поведением и даже рискует своей целомудренностью, скача с луком на охоте, как мальчишка дикарь? И хотя трудная жизнь вынуждала ее отказаться от обычаев, она понимала, что за это придется отвечать. Пусть предки сердятся, в необычно мятежном, но искреннем протесте воскликнула она про себя.
Пусть осуждает ее неизвестный, невидимый чиновник – именно благодаря ей он сегодня вечером поест; и, что гораздо больше ей по душе, поест отец, все домочадцы и эти воины, кони которых увешаны трофеями успешной охоты; и даже предки будут почитаться и дальше благодаря ей.
Конечно, не сама Серебряная Снежинка будет прислуживать предкам. Как дочь, она не может жечь благовония и бумажные изображения в их склепе, чтобы привлечь благосклонное внимание. Им должен прислуживать сам отец, слишком искалеченный годами, проведенными в седле, и старыми ранами, чтобы охотиться; но он достаточно здоров, чтобы научить дочь, своего единственного уцелевшего ребенка, натягивать лук, играть в шахматы, думать и действовать так, как одобрил бы Конфуций. Хотя в остальном и она, и отец почитают «Ли Чи», или «Книгу обрядов», и «Аналекты» Конфуция.
Действительно, старшая жена Чао Куана предпочла повеситься, чем жить в позоре и бесчестии, когда было объявлено, что ее муж больше не вельможа и военачальник. Ее сыновья, трижды почитаемые братья Серебряной Снежинки, отправились в смертельный бой против Куджанги, шан-ю варваров запада. Младшая жена – Осенний Дым, которая ждала ребенка, после получения известия о позоре и бесчестии господина осталась жить в надежде, что ее сын когда-нибудь вернет то, что утратил отец. Но когда родилась Серебряная Снежинка, ее мать утратила всякую надежду на жизнь, дав дочери такое же печальное, меланхоличное имя, как у нее самой. Ребенка вполне могли бы бросить на произвол судьбы; ее спасла и вырастила старая нянька; и каким-то образом девочка выросла.
Когда ей исполнилось десять лет – задолго до достижения этого возраста девочку полагалось бы перевести на женскую половину, которую она не должна покидать до самого замужества, – отец сбежал от шунг-ню. Слухи, добравшиеся быстрее его самого, сообщали, что он бросил там жену (если можно считать, что у варваров шунг-ню существуют такие семейные связи) и новорожденного сына. Эти слухи вызвали страх в бедных холодных помещениях, в которых росла Серебряная Снежинка. Как благородный полководец и вельможа Чао Куан (хотя по декрету императора он больше не полководец и не вельможа) воспримет известие, что у него есть только дочь и нет ни одного живого сына?
Качая головой, с многочисленными оговорками и предупреждениями, нянька представила ему Серебряную Снежинку. Даже сейчас, вспоминая, она думает, что произошло ниспосланное небом чудо: она не разразилась испуганными слезами. Отец показался ей ожившим предком, а не человеком. Потому что он не походил на человека. Борода и голова под тусклой шапкой поседели, а древнее шелковое одеяние с меховым воротником и кружевами повисло мешком на его худой фигуре.
И даже больше чем седина и худоба, поражала хромота. Должно быть, во время безумного бегства с запада она причиняла ему больше мучений, чем самый строгий указ императора. Под рукой лежал эбеновый посох, рядом шелковый свиток трудов Конфуция и бронзовая жаровня в форме горы с двенадцатью вершинами, отделанная драгоценными металлами и сердоликом, – сокровище дома. От жаровни поднимался тонкий ароматный смолистый дымок артемизии; впоследствии в памяти Серебряной Снежинки кривые сосновые ветви всегда связывались с испытаниями отца.
И сейчас, дыша на замерзшие руки, Серебряная Снежинка вспоминала тепло и аромат жаровни. И только это тепло тогда поддерживало ее, когда она, устало передвигая ноги, шаг за шагом, опустив глаза, подходила к человеку, который сидел на изношенных подушках неподвижно и прямо, как будто не доверял им. И в этот момент, словно по желанию благосклонных богов, с жаровни взвились искры. Серебряная Снежинка, забыв о скромности и покорности, посмотрела прямо в лицо отца и увидела полный любви и доверия взгляд. Ее отец протянул руку, худую, дрожащую, с одним отсутствующим пальцем, и она побежала к нему.
Отныне все мысли о сдержанности и скромности были забыты; с десятилетнего возраста Серебряную Снежинку воспитывали как сына, которого так не хватало ее отцу; ее учили охотиться, играть в шахматы, петь и – самое дерзкое – читать и писать стихи.
И вот они продолжали жить на севере, вблизи Великой Стены. С окутанных дымкой времен пяти императоров здесь располагались поместья их семьи; но столь же традиционно здесь всегда жили изгнанники, те, кто должен продолжать позорную, лишенную чести жизнь.
Может, север и земля изгнанников, но Серебряная Снежинка всегда любила его суровую красоту, бесконечные просторы равнин, разрываемые Великой Стеной и менее древним, но таким же полуразрушенным домом ее предков. Теперь слабые лучи послеполуденного солнца падали на Стену, делая снег и лед, на которые она отбрасывала длинные фиолетовые тени, великолепным, исполненном красоты зрелищем.
Но, возвращаясь домой, девушка чувствовала, что на ее сознание легла гораздо более густая тень. Она торопилась подчиниться приказу Сына Неба, посланному после десяти лет молчания. То, что рассказывал ей отец о шунг-ню, заставляло ее заглядывать за Великую Стену не со страхом, а с любопытством. Она знала, что за стеной тянутся бесконечные просторы степей, населенных безбожными дикарями, которые едят мясо сырым, никогда не моются и пытают цивилизованных людей. Но там же, за Стеной, открытые просторы и свежий воздух, там свобода и утраченная честь отца.
К тому времени как госпожа Серебряная Снежинка добралась до древней полукрепости-полужилого дома (престарелые лучники на сторожевой башне кивнули ей и ее сопровождению), ее заставлял торопиться не только холод, но и стремление подчиниться воле отца и узнать, какие новости заставили их самого молодого слугу рисковать собственной жизнью и жизнью лошади, чтобы как можно скорее добраться до нее и передать приказ возвращаться. Дрожа от холода и возбуждения, девушка сделала последний поворот – мимо пустого пространства, с которого прошлой зимой загадочно исчезла нефритовая статуя, мимо стены, с которой за последние два поколения стерлась краска – и попала в свой собственный крошечный дворик. Ширмы и стены приглушали суматоху, которая поднялась после ее возвращения.
Здесь Серебряную Снежинку схватила старая нянька – руками, похожими на цыплячьи лапы, но сильными, несмотря на старость, – и потащила во внутренние помещения, где ждали огонь, горячая вода и одежда, пусть поношенная, но теплая и безупречно чистая.
Но когда старуха собралась раздевать Серебряную Снежинку, девушка ее остановила.
– Матушка, такая служба, – и такая быстрота, подумала она, – тебе не под силу. Где моя служанка Ива?
– Она там. – Женщина показала в сторону двора. Несмотря на тщательно расставленные ширмы, в открытую дверь врывался сквозняк. Можно было мельком разглядеть клочок вечернего неба, ставшего фиолетовым, как весенняя одежда первой наложницы.
Нянька сделала жест, отвращающий зло. Если бы старуха не была для Серебряной Снежинки почти бабушкой, девушка ударила бы ее.
- Предыдущая
- 2/63
- Следующая
