Именем закона - Леонард Элмор Джон "Голландец" - Страница 27

Чип подпрыгнул — точно так же, как десять минут назад, когда взглянул на комнату наверху и не обнаружил там Гарри. На сей раз он увидел, что во внутреннем дворике снова стоит тот самый парень в шляпе, федеральный полицейский, прямо возле деревьев. Без сапог, смотрит в сторону дома, а теперь направляется мимо бассейна к стеклянным дверям.

Зазвонил телефон, и Чип потянулся к нему.

Он подумал, что не хочет, чтобы парень услышал телефонную трель, и снял трубку прежде, чем понял, что допустил ошибку. Пусть лучше бы парень услышал, что звонит телефон и никто не отвечает… Было еще не поздно положить трубку обратно. Только Чип собрался это сделать, как услышал:

— Чип?

Ему показалось, что он узнал голос, но он не был уверен.

— Кто это?

— Кто, по-твоему? — спросила Дон.

— Послушай, я не могу сейчас разговаривать.

— У тебя кто-то есть?

Чип посмотрел на экран, на пустой внутренний дворик. Он хотел бы, чтобы парень появился там снова, хотел увидеть, как тот уходит. Все двери заперты. Он проверил их после того, как Бобби и Луис уехали. Парень не стал вламываться в дом, он же офицер федеральной полиции, черт возьми.

— Чип, я в «Чак энд Гаролд»…

— Знаю… Кое-что произошло, я не смог приехать.

— У тебя нет денег, да?

— Как насчет завтра?

— Ты водишь меня за нос…

— Нет, я звонил, но ты уже ушла, — сказал Чип.

— Я проверю свой автоответчик.

— Я не оставлял сообщения. Послушай, мне интересно — тот парень не возвращался?

— Какой парень?

— В шляпе.

— Нет.

— Ты говорила, что он из федеральной полиции.

— Да.

— Как ты это узнала?

— Думаю, точно так же, как то, что он ищет сейчас тебя. Еще не нашел, но близок к этому. — Дон замолчала.

Чип ждал. Она спросила:

— Он, случайно, сейчас не там? Снаружи. Осматривается?

— Я не видел его.

— Ты хочешь сказать, что не говорил с ним, — заметила Дон.

У входной двери раздался звонок.

Чип переключил видеоизображение с внутреннего дворика на входную дверь. Вот он. Ждет. Поправляет шляпу. Смотрит в видеокамеру.

— Разве ты не видишь его, Чип? — спросила Дон. — Скажи мне правду, разве ты не смотришь на него прямо сейчас?

Он не ответил.

— Чип?

Чип смотрел на парня. Тот наконец повернулся и отошел. Теперь он был вне зоны видимости камеры, и Чип переключил видеоизображение на дорогу. Пусто. Чип подумал, что парень зашел за дом. Снова раздался голос Дон:

— Он знает, что мы с тобой знакомы.

— Откуда?

— Это то, чем он занимается. Все выясняет.

— Ладно, допустим, что знает. Но ты не видела меня. Послушай, меня тут нет. Луис сказал ему, что я на юге, и он не знает, когда я вернусь.

— Он разговаривал с Луисом, — сказала Дон, — но не с тобой. Он все еще там?

— Нет, ушел.

— Но ты видел его.

— Всего одну минуту. Даже меньше. — Чип чувствовал тревогу, но соображал медленно, пытался поддерживать беседу, говорить убедительно, несмотря на то что снаружи притаился полицейский из федеральной службы. Это было трудно. Для этого требовались стальные нервы. Чип вызвал на экран изображение внутреннего дворика — освещенного солнцем и по-прежнему пустого. — Послушай, ты ничего не знаешь, поэтому ничего не сможешь сказать ему, правда?

— Ты имеешь в виду то, что я могла узнать от тебя?

— Именно, поскольку я тебе ничего не говорил.

— А как насчет того, что знаю я, — сказала Дон, — и о чем мне никто не говорил? Я не собираюсь садиться в тюрьму, Чип, за пятнадцать сотен долларов, которые еще даже не получила.

— Подожди! — воскликнул Чип.

Но Дон уже повесила трубку.

Чип сидел, прислушиваясь и уставившись на пустой дворик. Ему хотелось выкурить еще одну сигаретку с марихуаной и съесть чего-нибудь сладенького. Он жутко проголодался, и ему надо было отлить. А еще неплохо было бы пройти через гостиную, библиотеку, выглянуть наружу, осмотреть все вокруг, но ему не хотелось выходить из кабинета. Он не знал, сколько еще ему придется просидеть здесь и что ему делать.

В стеклянную дверь постучали. Он напрягся.

Рейлан еще раз обошел вокруг дома, прижался к стеклянным дверям террасы и приложил ладони к лицу, чтобы собственное отражение в стекле не мешало ему наблюдать за дверью с противоположной стороны. Дверь была закрыта, но из-под нее пробивался свет. Рейлан постучал в стекло, продолжая следить за внутренней дверью. Подождав минуту, он отступил и подумал, что снимет шляпу и через нее разобьет стекло кулаком. Просунет руку, откроет стеклянную дверь, подойдет к той двери, из-под которой выбивается свет, и распахнет ее.

Он подумал об этом, зная, что так не сделает. Он мог пойти в обход правил, вызывая человека наружу, мог дать ему двадцать четыре часа на то, чтобы покинуть страну, но не мог войти в дом без приглашения или ордера и уж тем более взломать дверь.

Так уж его воспитали, привили хорошие манеры. Хотя однажды ситуация заставила его забыть об этикете. Это было, когда они жили в поселке угольщиков и шахтеры избили Дюка Пауэра. Рейлан большую часть года стоял в пикете, его отец умирал дома от антракоза, а бандиты из угольной компании пришли за дядей Рейлана, младшим братом его матери, который тогда жил с ними. Они перешли улицу, впятером, двое с кирками, и пошли по дорожке к дому, в то время как его мать стояла на крыльце. Он помнил, что у нее были проблемы с зубами, и они разболелись у нее в этот день. Бандиты сказали, что собираются поговорить с ее братом, который всех агитировал, вправить ему мозги. Она ответила, что его нет дома. Они заявили, что хотят осмотреть дом, а если она не отойдет в сторону, они ей помогут. Рейлан вышел на крыльцо и встал рядом с матерью. Он помнил ее глаза, помнил, как она посмотрела на него — словно у нее не осталось никакой надежды. Но голос ее не выдал, когда она сказала: «В чужой дом не входят без приглашения. Даже вам не грех знать это. У вас же есть дома, правда? Там ваши матери и жены. Это наш дом, и я вас в него не приглашаю». Они оттолкнули ее и сбили Рейлана с ног ударом кирки. Прошли дом насквозь и вышли через черный ход с пустыми руками.

Слова матери не остановили негодяев. Но они запали ему в душу — эти ее слова, ее спокойный голос — и удержали более чем через двадцать лет от вторжения в чужой дом.

Рейлан уходил со странной мыслью. Что, если написать Гарри письмо и отправить на этот адрес?

— Как может этот парень быть мошенником, — сказал Луис, — если всегда делает одно и то же?

— Они ничем не отличаются от других людей, — ответил Бобби. — Я знаю, как вести себя с такими. Узнаешь его привычки — и он твой.

Они сидели в черном «кадиллаке» Бобби на Саут-Каунти в Палм-Бич. По обеим сторонам дороги находилась площадка для гольфа, на которой Бен Кинг играл каждый день. Они дожидались, пока этот проходимец загонит мяч в первую лунку и пересечет дорогу в мототележке, чтобы заняться второй лункой.

— Молодец, да? — сказал Луис.

Никто не хотел теперь играть с ним, потому что его обвинили в обмане, растрате и, возможно, еще в каких-то вещах и выпустили под полумиллионный залог, внесенный тремя разными поручителями.

Они припарковались у здания клуба, чтобы увидеть, как Бен Кинг будет класть мяч для первого удара.

— У него все еще проблемы с ударом, — сказал Луис. — Но он справляется. С первыми тремя лунками не бывает проблем. Даже у никудышного гольфиста не бывает плохого удара.

Бобби недоверчиво спросил:

— Ты хочешь сказать, что играл на этом поле?

— Я подносил клюшки. Был худенький, маленький. Мешок для клюшек был больше меня.

Они повернули на Саут-Каунти, чтобы увидеть, как мистер Кинг вышел на поле и загнал мяч в первую лунку.

— Записывает результат в карточку, — произнес Луис. — Могу поспорить, что он мошенничает.

Они увидели, как Бен Кинг сел в мототележку и пересек Саут-Каунти прямо перед ними.