Сборник Поход «Челюскина» - Коллектив авторов - Страница 78
- Предыдущая
- 78/185
- Следующая
Через полторы недели я был призван в Красную армию. Пробыл там год. Попал в радиотелеграфный батальон. Так как я был радистом, то вел занятия с группами красноармейцев. В батальоне я был кроме того ротным горнистом; вследствие этого у меня не [383] было винтовки, и мне ее не приходилось чистить. Зато каждый день оказывались недостатки в моей трубе: то она плохо почищена, то в ней осталась капля слюны. За все эти дела я получал штрафные наряды. Горнистом я был плохим.
Но как радист я умудрился в продолжение одного года участвовать в пяти маневрах. Выдержав испытание на командира взвода, я был переведен в запас в ноябре 1926 года.
Все время мечтал о второй зимовке. Тогда появились в радиотехнике короткие волны. Хотя я о них знал только понаслышке, но решил испытать их на Севере. И вот я отправился в московское представительство нижегородской радиолаборатории им. Ленина к ее директору, профессору Бонч-Бруевичу. Пользуясь тем, что у меня была от первой зимовки морская форма, я сообщил ему:
— Морское ведомство очень желает поставить опыты с короткими волнами в Арктике, но не имеет аппаратуры. Если будет дана [384] аппаратура, то морское ведомство предоставит место и возможность произвести эти опыты.
После этого я за свой счет отправился в Ленинград, где заявил:
— Профессор Бонч-Бруевич очень желает поставить опыты с короткими волнами в Арктике. Дело только за вами. Если морское ведомство даст место, то профессор Бонч-Бруевич даст аппаратуру.
Таким образом я связал для общей пользы два учреждения, хотя мне никто этого и не поручал и никто меня об этом не просил. Думаю, что этот небольшой обман простителен. В дальнейшем дело пошло уже совсем хорошо: появились первые бумажки, и началась переписка. Опять-таки за свой счет я отправился в Нижний-Новгород, где ознакомился с аппаратурой, бесплатно предоставленной радиолабораторией, и после этого уехал в Архангельск. Там меня встретили, как помешанного, так как я говорил, что при помощи этой маленькой радиостанции можно будет связаться с Москвой, Ленинградом, а также с радиостанциями вне Союза. В то время в Архангельске не было даже коротковолнового приемника.
На гидрографическом судне «Таймыр» благополучно добрался до места зимовки. Опять та же самая радиостанция на Новой Земле. Установил коротковолновый передатчик. Первая радиостанция, с которой я связался, была Баку. В дальнейшем связь держал с радиостанциями Москвы и Ленинграда.
В те годы был как раз расцвет коротковолнового движения во всем мире. Работала масса любителей всех стран. У меня завелись Знакомые и в Лондоне и в Париже… Самая южная радиостанция, с которой мне удалось разговаривать, была радиостанция в Моссуле. Моя радиоустановка была первой коротковолновой в советской Арктике. Она существует и до настоящего времени. За такой интересной работой совсем незаметно прошел год зимовки.
После зимовки несколько месяцев работал радистом на гидрографическом судне «Таймыр». Совершил большой рейс по маршруту: Белое море — остров Колгуев — устье Печоры — Маточкин Шар — Югорский Шар — Маре-Сале — Вайгач — Канин Нос — Архангельск.
После этого отправился в Москву и поступил радистом в Научно-испытательный институт связи в Сокольниках. Работая в Сокольниках, все время интересовался предстоящими полярными экспедициями. Мне было сообщено, что собирается экспедиция для установки радиостанции на Земле Франца-Иосифа. Экспедицией этой руководил Отто Юльевич Шмидт. Помнится первое знакомство со Шмидтом. В Ленинграде на Съездовской улице в помещении Института по [385] изучению Севера зимовщики, отправляющиеся на Землю Франца-Иосифа, в большой комнате ожидали Шмидта. В то время мы путали Отто Юльевича с наркомом труда Шмидтом. Думали, что это это один и тот же человек. Открывается дверь, и входит знакомый нам Самойлович вместе с товарищем в чесучевом пиджаке с внушающей доверие бородой. Это был Отто Юльевич Шмидт.
Я отправился в Архангельск в товарном вагоне, который был прицеплен к пассажирскому поезду. В вагоне было экспедиционное имущество и около десятка собак. Было грязно и пыльно. Когда мы подъезжали к Архангельску, у меня случился первый острый припадок апендицита. Прямо с поезда был отправлен в больницу, где пролежал сутки и, выслушав успокоительные заверения товарищей: «ты не волнуйся, уже подыскивают другого радиста», удрал оттуда.
На пароходе «Седов» через льды мы благополучно добрались до Земли Франца-Иосифа. Здесь, в бухте Тихой, на острове Гукере, была построена самая северная радиостанция мира. Нас было оставлено семь человек. Дом, окрестности, радиоаппаратура и питание были прекрасные. Полярная ночь длилась 128 суток. В первый и последний месяцы в полдень появлялся бледный отблеск зари, но два месяца были абсолютно темными.
12 января 1930 года мне удалось связаться с радиостанцией американской экспедиции адмирала Берда. Эта экспедиция зимовала на южнополярном материке, и Берд хотел достигнуть южного полюса на самолетах. Ясно, что оба радиста — и американец и я — были очень обрадованы такой интересной двухсторонней связью. Ведь это были самая северная и самая южная радиостанции мира. Разговаривали мы около полутора часов, обменивались сведениями о нашей работе и о нашем быте. Разговор велся наполовину на английском, наполовину на немецком языках. Я так же слабо знал английский язык, как он немецкий. Но в общем мы вели интересный разговор.
Однажды норвежская радиостанция ответила мне на прекрасном, чистом русском языке. Оказывается, что это говорил радист Олонкин. В свое время он работал в качестве переводчика у Амундсена, который шел на «Мод» по Северному морскому пути. Тогда я ему страшно завидовал. Мы часто с ним разговаривали по радио. Он нас дразнил описанием прекрасной погоды в Тромсе, сообщал, что участница бала, очень красивая блондинка, шлет нам, семерым отшельникам, сидящим на морозе в занесенном снегом доме, свой горячий привет. [386]
В гостях у «Цеппелина»
Мой полярный пыл не остыл по возвращении в Москву (выражение конечно не точное; правильнее было бы сказать: «мой полярный холод не потеплел», но я знаю наверняка, что существует доподлинный полярный пыл).
Вернувшись в Москву, я стал работать заведующим радиостанцией «Общества друзей радио». Я скучал по Арктике и всю зиму бомбардировал профессора Визе письмами о предстоящей экспедиции. В январе 1931 года получаю от него письмо о том, что, возможно, летом состоится полет немецкого дирижабля «Граф Цеппелин» в Арктику. Полет организуется Международным обществом Аэроарктики. Не верилось в возможность такого счастья: попасть в Арктику на дирижабле и осмотреть ее сверху. Мою кандидатуру поддерживал Отто Юльевич Шмидт.
После многих волнений и ожиданий дело уладилось, и я был назначен в полет. От Советского союза в экспедиции участвовало четыре человека: профессор Самойлович, профессор Молчанов, инженер-дирижаблист Ассберг и я — в качестве радиста.
В июле вместе с Ассбергом отправились в Германию. Жена дала мне самый малюсенький чемоданчик, в котором она носила картошку. В чемодане, кроме кусочка мыла и полотенца, были еще номер «Известий» и номер «Огонька», которые в Польше у меня отобрали.
Впервые был за границей. Добрые друзья советовали мне осторожнее обращаться с валютой. Прибыв в Польшу, решил, что я попал в окружение генералов польского штаба. Конфедератки для чего-то окованы блестящей медью. Роскошные усы, лязг шпор и с треском волочащиеся сабли…
Таможенный осмотр прошел быстро. Было у нас с Ассбергом на руках 25 долларов. Для того чтобы не тратить валюты, мы плотно пообедали и запаслись папиросами на последней нашей советской станции. Тем более было обидно, когда вошла старушка и на польском языке обратилась к нам с просьбой заплатить за пользование уборной. Это была первая и очень обидная трата валюты.
Благополучно добрались до Берлина. Там нам объяснили, что при официальном визите нужно убрать из петлицы ремешок от часов. Вообще в 24 часа изучили все правила хорошего тона.
- Предыдущая
- 78/185
- Следующая
