На ее условиях - Мори Триш - Страница 25

• Предыдущая
• 25/27
• Следующая

Симона ждет ребенка.

Спотыкаясь, Алесандер покинул комнату, оглушенный этим признанием у смертного одра. Симона беременна и даже не удосужилась сказать об этом ему, отцу ребенка. Он должен злиться на нее. Как долго она знала — несколько дней, неделю? Алесандер должен… нет, не просто злиться, быть в ярости! Случилось то, чего он боялся все это время, — обстоятельства их сделки внезапно сильно усложнились. И Симона ему ничего не сказала.

Ища ответы, он поднял лицо к небу и сделал глоток воздуха, такого же прохладного и чистого, как чаколи, что производили на этом винограднике. Почему он не злился? Вместо ярости он чувствовал почти облегчение. Алесандер выдохнул, только тогда поняв, что затаил дыхание. Теперь Симона не сможет вернуться домой. Странным образом эта внезапная мысль показалась ему единственно правильной. Он не отпустит Симону. Она ждет их ребенка.

Теперь она не сможет уехать.

Фелипе умер. Чувствуя себя одинокой и опустошенной, Симона опустила руку деда на его грудь, последний раз поцеловала его небритую щеку и встала из кресла, в котором провела последние три дня.

— Прощай, Abuelo, — сказала она. — Спи спокойно.

У нее ныла спина, болела голова, а на месте сердца зияла пустота. Abuelo умер, и больше ничто ее здесь не держало. Скоро она соберет вещи и вернется домой. Но даже эта мысль ее не утешила.

— Симона?

Алесандер стоял на пороге, такой близкий, такой сильный, что сердце Симоны сжалось. Но потом она вспомнила, что не должна его любить.

— Фелипе больше нет, — сказала она, наконец позволив себе поверить в это, и с признанием из ее глаз хлынули слезы.

Она упала бы, но Алесандер подхватил ее и прижал к груди:

— Я знаю.

Его руки были теплыми, надежными. Сколько времени прошло с тех пор, как он последний раз вот так держал ее в объятиях? Он казался одновременно чужаком и другом. Симона глубоко дышала, пытаясь насытиться его запахом впрок, зная, как ей будет не хватать его после отъезда.

Алесандер обнимал ее, пока ее слезы не утихли.

— Пойдем, я отвезу тебя домой.

А где ее дом? Когда-то она отчаянно хотела покинуть Испанию и вернуться в Мельбурн. Но теперь? Теперь она влюбилась в это скалистое побережье, и лазурные волны, и в лозы, вьющиеся над головой и любующиеся морем. Теперь она полюбила человека, с которым должна расстаться. Симона не знала, где теперь ее дом.

Алесандер привез ее в квартиру, когда город затопили сумерки. Он молчал, пока лифт поднимал их наверх, только обнимал ее за плечи, и Симона никому и никогда раньше не была так благодарна за тишину и поддержку. В спальне Алесандер раздел ее до белья, и Симона ему позволила. В том, как он ее касался, не было ничего сексуального, он словно раздевал ребенка, нежно и бережно, но спокойно. Симона забралась в постель, почти плача от прикосновения к прохладным гладким простыням. Она думала, что Алесандер оставит ее спать одну, но он удивил ее, скользнув под одеяло рядом и обняв ее. До этого он не трогал ее почти месяц, и Симона не беспокоилась. Она была пустой и оцепеневшей внутри, но ей было спокойно в его объятиях. И сейчас это было самым важным.

— Спасибо, — прошептала она в грудь мужчины, касаясь губами жестких волосков на его коже.

— За что? — спросил Алесандер, целуя ее волосы.

— За то, что ты рядом.

Его рука заставила ее приподнять голову, в темноте комнаты Симона скорее чувствовала, чем видела его взгляд. Его выдох скользнул по ее щеке, и Алесандер поцеловал ее в губы. Совсем легко, но это прикосновение словно побегом скользнуло в ее память, пробуждая прошлые поцелуи. О, как Симона скучала по этим губам. Как она будет скучать по ним, когда все закончится. Скучать по Алесандеру.

Темнота была слишком густой, и Симона вдруг острее ощутила, как близко Алесандер прижимается к ней, в скольких местах соприкасаются их тела, как напряжен мужчина в попытке защитить ее от самого себя. Желание взяло верх над ее оцепенением, ее спокойствие превратилось в жажду. Завтра ей придется думать о делах, организовывать похороны, подписывать документы. Собираться перед отъездом домой. Но это завтра. А пока у Симоны была эта ночь. Возможно, их последняя ночь.

— Алесандер? — Ее груди налились, тугое тепло пульсировало внизу ее живота.

— Да?

Симона выгнула шею и прошептала в его губы:

— Поцелуй меня еще. Сдавленный стон был ей ответом.

— Если я…

— Я знаю, — шепнула девушка, скользя ладонью вдоль его сильной спины и по округлости его ягодиц, впитывая жар его кожи. — Мне это нужно. Нужно почувствовать себя живой.

Ей не пришлось просить дважды. Его губы накрыли ее рот, и она пила его жар и его вкус, по которому скучала так остро, что сейчас не сдержала стона. Алесандер приподнялся в тревоге.

— Ты уверена в этом?

«Как мило, что он спрашивает так, словно хочет меня, а не просто секса…»

— Совершенно.

Он не спешил. Это было совершенно не похоже на ту пылкую стычку на винограднике. Алесандер не спеша изучал тело Симоны, замечая, насколько она похудела, пока ухаживала за дедом. Ничего, он позаботится, чтобы она хорошо ела. Теперь ей придется хорошо питаться. Его ладонь обхватила грудь Симоны, тронула сосок, и девушка застонала от желания.

— Ты прекрасна, — шепнул Алесандер, приподнимаясь над ней. Он не понимал, как мог оставить ее одну так надолго. «Теперь, — пообещал он себе, — я ее не отпущу».

Симона открылась для него, и когда он провел вниз по ее бедрам, то нашел ее влажной, готовой.

Она вскрикнула и выгнулась на постели, когда его пальцы тронули самое чувствительное место. Алесандер знал, что должен уделить этой ласке больше времени, не спешить и приласкать ее как следует.

«Следующий раз». Он знал, чего она хотела сейчас.

Алесандер не надел презерватив, это больше не было нужно. Симона уже беременна, уже носит его ребенка. Он провел ладонью между ее ног, погладил пока еще плоский живот, идеальную грудь, которая будет кормить их дитя. Симона выдохнула стон, и Алесандер направил себя в нее, влажную, горячую, восхитительную. Одним движением погрузившись до конца, он застонал, когда весь его мир сократился до этого тугого охвата и ее податливых губ, в которые мужчина ворвался поцелуем. А потом он начал двигаться, и все стало еще лучше. Вот только это не могло продлиться долго. Слишком долгим был перерыв, слишком жадными были пальцы Симоны на его коже, слишком страстными ее стоны. Она хотела этого так же, как он. Может, сильнее. Она двигалась с ним и навстречу ему, тугая и горячая, такая совершенная, что он хотел, чтобы это длилось вечно. Но его вероломное тело не поддавалось контролю, настойчиво ускоряло жаркий ритм, и, когда Симона закричала, выгибаясь под ним, Алесандер ответил ей гортанным стоном, изливаясь в ее пульсирующую глубину.

Когда он устало устроился рядом с ней и притянул ее ближе, Симона прижалась к его боку.

— Спасибо, — прошептала она.

Алесандер поцеловал ее в макушку, слушая, как успокаивается ее дыхание, когда Симона соскользнула в сон. Он гадал, когда успел измениться так, что мысль о том, что она останется, начала вызывать у него удовольствие. А мысль о ребенке — ощущение счастья. Он не знал, когда это случилось и почему. Может, утром его мысли прояснятся. Хотя утра Алесандер ждал не только поэтому. Восход солнца означал, что женщина в его объятиях проснется, и они снова смогут заняться любовью. И может, потом Симона почувствует себя лучше и будет в настроении поговорить. Наверняка тогда она вспомнит, что хотела рассказать ему о ребенке.

Когда Симона проснулась в объятиях Алесандера, ее печаль никуда не исчезла, но она чувствовала себя лучше, чем несколько последних недель. Согретой, обласканной и, может, даже немножко любимой. Когда она уедет, ей будет приятно думать, что Алесандер хотя бы немножко ее любил. Потому что прошлая ночь доказала Симоне, что она любила его. Он помог ей прогнать оцепенение, показал, что жизнь продолжается, он подарил ей не только секс, но и нежность, и за это она любила его еще сильнее. Уехать от него мучительно, но она будет утешаться памятью об этой ночи.

• Предыдущая
• 25/27
• Следующая