Дрессировщики - Сотник Юрий Вячеславович - Страница 2
- Предыдущая
- 2/5
- Следующая
Гриша всё ещё сидел на корточках, разглядывая Пальму.
— Если бы овчарка, она ещё лучше бросалась бы, — негромко проговорил Гриша.
— А я, ты думаешь, для чего её дрессирую? Знаешь, для чего? Вот я её выучу, пойду в питомник, где служебных собак разводят, покажу, как я умею дрессировать, и мне дадут на воспитание щенка-овчарку.
Гриша поднялся, он всё ещё смотрел на Пальму.
— Наверняка дадут? — опросил он.
— Не совсем наверняка, а просто я так думаю.
— А у нас в городе есть эти самые… где овчарок разводят?
— Питомники? Конечно, есть. При ДОСААФе есть, при управлении милиции есть. Я в ДОСААФ пойду. Вот только отработаю с Пальмой лестницу, барьер и выдержку.
— А что это такое?
— Лестница — это чтобы она умела подыматься и спускаться по приставной лестнице. Барьер — это чтобы она умела преодолевать заборы, а выдержка — это так: я, например, скомандую ей сидеть, а сам куда-нибудь уйду хотя бы на полчаса, и она должна сидеть до тех пор, пока я не вернусь.
До сих пор Гриша мало был знаком со служебным собаководством. Он слышал, что есть собаки-ищейки, раза два видел в кино замечательно умных овчарок, совершавших подвиги вместе с пограничниками. Но ему казалось, что воспитание подобных собак доступно лишь особым специалистам. И вот теперь он увидел, что не специалист, а его одноклассник заставляет не овчарку, а самую паршивенькую дворняжку по команде садиться, по команде ходить рядом и по команде бросаться на прохожих.
С виду флегматичный, угрюмый, Гриша был человеком страстным, увлекающимся. Сейчас, разглядывая Пальму, он представлял себе, как он идёт рядом с огромной овчаркой, от которой все шарахаются в сторону, как он приходит с ней в школу и как на глазах у изумлённых ребят этот свирепый, клыкастый зверь по одному его, гришиному, слову перепрыгивает через забор, подымается по приставной лестнице на чердак сарая и спокойно, не сходя с места, сидит во дворе, пока Гриша занимается в классе.
— Вершинин, а где ты научился… это самое… дрессировать?
— Очень просто. Купил себе в магазине книжку — «Дрессировка служебных собак» называется, — по ней и научился.
— Я себе тоже такую куплю. С собаками вот плохо. Я бы мог какую-никакую дворняжку поймать, да только бабушка прогонит.
— А ты знаешь что? Ты подговори ребят из своего звена и всем звеном дрессируйте, а потом всем звеном воспитывайте настоящую овчарку.
Ребята долго разговаривали, стоя на пустынной улочке у края тротуара. Олег рассказывал Грише о приёмах дрессировки собак, показывал, как надо приучать собаку садиться по команде, нажимая ей ладонью на спину, а после того, как она сядет, угощать её кусочками сахара. Гриша внимательно следил за всеми его манипуляциями и только раз оглянулся, услышав в отдалении неторопливые чёткие шаги. По противоположному тротуару, высокий, стройный, подтянутый, шёл милиционер с лейтенантскими погонами на плечах. Заложив большие пальцы рук за поясной ремень, он с любопытством посмотрел на двух ребят, возившихся с уродливой собакой, и улыбнулся. Олег тоже заметил милиционера.
— Смотрит, — тихонько сказал он.
Польщённые вниманием лейтенанта,
ребята взглянули на него и улыбнулись. Тот слегка им подмигнул. И вдруг Гриша вспомнил, что, по словам Олега, в управлении милиции есть питомник! Он тихонько толкнул дрессировщика в бок и зашептал:
— Покажи ему! Покажи, как она бросается!
— Неудобно.
— Ну, чего неудобно! Покажи!
Олег секунду поколебался, потом присел, вытянул руку в направлении милиционера и громко, чтобы тот слышал, крикнул:
— Пальма, фасс, фасс!
Пальма рванулась, неожиданно выдернула веревку из руки Олега и с яростным лаем понеслась к милиционеру.
— Тикай! — в ту же секунду крикнул Гриша.
Что было дальше, ребята не видели. Кинув стёганку на тротуар, Гриша юркнул в ближайшие ворота, Олег бросился за ним. Они заметили, что у забора, справа от ворот, возвышается большая поленница, а между поленницей и забором есть щель шириной сантиметров в тридцать. Оба, слоено сговорившись, свернули направо, втиснулись в эту щель и замерли. Через несколько секунд до них донеслись размеренные шаги, затем стук пальцев по стеклу окна. Всё это слышалось совсем близко, почти у самой поленницы. Прошло ещё несколько секунд. Щёлкнула задвижка, скрипнула дверь. Молодой женский голос немного встревоженно спросил:
— Вам кого?
— Это ваши дети хулиганят? Собак на прохожих натравливают?
— Де-ети? — протянула женщина. — У нас во всём доме ни одного ребёнка нет.
— А я видел, как двое сюда побежали, — сказал милиционер, и мальчикам послышалась в его голосе усмешка.
— Пожалуйста! Войдите да посмотрите, если не верите. Двор у нас проходной. Вон калитка! Наверное, туда и убежали.
— Ну, извините, — уже другим тоном проговорил милиционер.
— Пожалуйста, — ответила женщина и захлопнула дверь.
Шаги милиционера стали удаляться.
Всё это время ребята стояли, не шевелясь, не дыша, стиснутые между сырым кирпичным забором и концами поленьев, острые углы которых впивались им в рёбра и в плечи.
— Вылезай! — прошептал Гриша, когда шаги милиционера совсем затихли.
— Тише ты… Дурак! — прошипел Олег и вцепился пальцами в руку Гриши выше локтя. Олег весь дрожал.
— Вылезай! А то ещё вернётся! — сказал Гриша и почти силой вытолкнул Олега из-за поленницы.
Ребята выскочили за ворота и со всех ног помчались по улице.
Остановились они только в подъезде гришиного дома. На носу и щеке ассистента красовались большие ссадины. Он ободрал лицо о поленья. Новенькие синие брюки дрессировщика были испачканы смолой, к ним прилипли мелкие щепочки и чешуйки сосновой коры.
— Вот это влипли! — медленно проговорил он, когда отдышался. — Дурак я был, что тебя послушался.
— Дурак, что верёвку выпустил, — буркнул Гриша, сев на ступеньку лестницы и подперев подбородок кулаками.
Олег подошёл к Грише и наклонился над ним:
— Ты знаешь, что теперь будет, если она его покусала? Думаешь, это дело так оставят? На представителя власти собак натравлять!
— И ничего не будет. Скажем, что нечаянно, показать хотели, — проворчал Гриша, сам не очень веря своим словам.
— «Показать хотели»! — передразнил Олег. — А кто тебе поверит, что показать хотели? Как ты докажешь?
Гриша угрюмо молчал. На душе у него было тошно.
— А ты ещё спецодежду потерял, — продолжал допекать его Олег. — Знаешь, что теперь будет? Нас найти могут по этой спецовке.
— Как? — уныло спросил Гриша.
— А очень просто, приведут ищейку, дадут ей понюхать спецодежду и найдут и меня и тебя, потому что ты тоже её надевал.
Гриша совсем приуныл. Он встал, заложил руки за спину и, вцепившись пальцами в локти, прошёлся по площадке. Через минуту он остановился перед Олегом.
— Слушай! Давай так: если тебя поймают, ты не говори, где я живу, скажи, что не знаешь. А если меня поймают, я тоже не буду говорить. Ладно?
— Ладно, — согласился Олег. Потом, помолчав немного, добавил со вздохом: — Ну, я пошёл, уроки надо готовить.
Высунув голову из двери, он посмотрел направо, налево — нет ли где поблизости милиционера — и затрусил мелкой рысцой по улице, то и дело оглядываясь. Гриша поплёлся на второй этаж, в свою квартиру.
Бабушка, открывшая Грише дверь, сразу заметила ссадины на его лице.
— Ишь, ободрался! Где это тебя угораздило?
— Так просто, — ответил Гриша и прошёл в свою комнату.
До вечера он слонялся по квартире без дела, часто подходил к двери, прислушивался к шагам на лестнице, ожидая, что вот-вот раздастся звонок и на пороге появится милиционер.
А на дворе, как назло, стоял чудесный солнечный день. На улице под окнами у Гриши происходило напряжённое футбольное состязание между командой ребят из гришиного дома, в которой он всегда играл вратарём, и футболистами с соседнего двора.
- Предыдущая
- 2/5
- Следующая
