Визиты: Осенние визиты. Спектр. Кредо - Лукьяненко Сергей Васильевич - Страница 58
- Предыдущая
- 58/225
- Следующая
Только не Тьма.
Он очнулся, когда понял, что лифт не движется уже несколько минут. Как ярко. Как больно. И пусть старик иронизирует по поводу одной-единственной победы. То поражение стоило сотни побед.
Визитер вышел из лифта, чувствуя, как дергается лицо. Прочь-прочь-прочь.
Новое время, новые игры. Не скажешь, что легче.
Он позвонил, и Скицин открыл почти сразу, словно подошел еще на шум лифта и стоял в недоумении, ожидая звонка.
– Ну, проходи. – Степан стал сдвигаться вдоль коридора, освобождая место.
Рядом со Скициным Заров всегда чувствовал себя стройным и невесомым, словно самые малолетние из его героев. Впрочем, Скицин ухитрялся таскать свои килограммы с грацией закоренелого толстяка.
– Н-да. – Сложив руки на животе, Степан наблюдал за ним. – Ну, здравствуй. Очень рад, что на вторые сутки неожиданного пребывания в Москве ты исхитрился выкроить минутку для старого друга.
– Вчера был кошмарный день. – Визитер почувствовал, что начинает оправдываться. Это было от Ярослава, и он невольно поморщился.
– Кошмарный, говоришь? Я бы предположил, что ты заглянул к Озерову и вы устроили дегустацию мускатных вин. Собственно говоря, я так и предположил. Но он, оказывается, ожидает тебя только сегодня. С минуты на минуту. Нехорошо, Ярик. Хоть позвони Тиме, скажи, что у меня немного посидишь…
Черт…
– Я уже звонил. Мы договорились завтра встретиться.
– Да? Ну рад, рад. А то можно Озерова позвать. Или к нему поехать.
– Не стоит, у него сегодня какие-то важные гости.
– У… – Скицин протиснулся мимо него, закружился у плиты. – Я тут повожусь немного, ты пока располагайся, морально готовься к отдыху. Мои сегодня на даче, решили хорошей погодой воспользоваться. Так что можно шуметь.
Визитер кивнул, проходя в зал. Устроился на продавленном диване, покосился на шкафчик с кассетами.
– Степан, ты свой видик починил?
– Да, конечно. Включай, смотри.
Слава присел на корточки, провел ладонью по кассетам. Усмехнулся:
– Что, достал «Повелителя мух»?
Скицин вплыл в комнату, толкая перед собой сервировочный столик. Гордо кивнул:
– Да, разжился. Редкий фильм. Американская версия, конечно, гадостнее, но и ее обещают найти. Так, ты в состоянии пить?
– У меня в сумке пиво.
– Я предполагал что-либо покрепче, но можно начать и с пива. – Скицин очень медленно и осторожно опустился в кресло. – Так, ты вон в то кресло не садись, оно почему-то шататься стало…
– С чего бы это? – Визитер встал. – Надо будет порыться в твоей коллекции.
Он стал выкладывать пиво. Степан иронично поглядывал на него.
– Ну, рассказывай.
– Что рассказывать-то?
– Каким ветром в Москву занесло? Во вторник ты был в Алма-Ате и никуда не собирался. На самолетах ты летать не любишь, это значит, выехал в среду. Что случилось-то?
– Ничего. Давно не приезжал.
– Темнишь, Ярик… – Скицин покачал головой. – Ладно, сам расскажешь… О, у тебя появился вкус к хорошему пиву. У меня, кстати, есть чешский сыр, получится идеально. Чешский сыр любишь? «Плеснивец»? Название-то какое, а?
– Вы в Москве немного оторваны от реальности.
– Что ты, у нас его тоже не найдешь. В Праге был недавно, запасся. Прозит!
Они выпили, Скицин крякнул, потер ладони.
– Рассказывай.
– Да что?
– Как «Книги Пути»?
Слава кивнул, вспоминая.
– А… ничего. Пишу.
– Распечатку привез?
– Нет.
– А файл?
Слава покачал головой.
– Ты урод, – сообщил Скицин. – Так вообще-то нельзя поступать. Ладно. Если не хочешь, Ярик…
– Слушай, зови меня Славой. Мне так больше нравится.
Степан пристально изучал его.
– Хорошо, Слава. Бороду отпустить не собираешься? Для окончательной смены имиджа?
– Подумываю.
– Да… что-то с тобой стряслось. Кризис тридцати лет?
– Психолог…
– Давай я все-таки что-нибудь поставлю. «Секретные материалы» свеженькие или еще что-нибудь.
– Давай, только не мистику. Надоела.
– Хорошо, – согласился Скицин. – Вот, «Оливера» записал. Славный мюзикл.
Он стал рыться в кассетах. Визитер допил пиво, откинул голову. Хорошо. Как там Илья с Николаем?
Щелк-щелк… словно переключатель. Картинка, еще картинка… Пока не сошлись. Ладно, удачи тебе, Шедченко. Ярик был прав, смешно жаждать боя с Посланником Тьмы. В этот раз он не способен на равный поединок.
– А я тут, – вновь усаживаясь в кресло, сказал Степан, – с такими забавными людьми познакомился. Клуб любителей детской литературы «Штурман». Хочешь свожу?
Визитер пожал плечами.
– Ты у них один из любимых авторов, – продолжил Степан. – Они меня расспросами о тебе уже достали.
– Писателю вредно общаться с читателями. И кто им сказал, что я детский писатель? У меня нет детских книг. У меня взрослые книги, где действуют дети.
– Но ведь постоянно действуют! – Скицин захохотал. – Признаешь?
– Ну и что?
– Я сейчас собираюсь доклад для них сделать, – вновь хихикнул Скицин. – «Дети в творчестве Ярослава Зарова».
– Интересно.
– Первым вопросом у меня идет: «Почему писатель Заров так не любит детей».
Визитер кивнул.
– Ну спасибо. Дождался я. И почему же?
– Мне приходится опираться в основном на методы психологии, а не литературной критики, – сообщил Скицин. – Что поделаешь, так гораздо интереснее.
– Ладно, не оправдывайся. Мы этот метод вместе вводили. Излагай.
– Если взять твои книги, где в большинстве своем есть герои-подростки, то можно только поразиться количеству мерзостей, которые на них сыплются, – наливая пиво, сказал Скицин. – О, я погромче сделаю, тут такой славный хор! Итак, писатель Заров словно задался целью вывалить на своих малолетних героев все мерзости жизни. От убийств, причем он впервые у нас позволил детишкам вдоволь убивать не только взрослых негодяев, что вошло в обиход с пионерских романов, но и друг друга, и до сексуальных мерзостей разного рода.
– Жесткая детская фантастика. – Слава потянулся за сигаретами. – Я выйду покурю.
– Не увильнешь! – Скицин метнулся к серванту, достал стерильно чистую пепельницу. – На время слушания доклада я торжественно позволяю тебе курить в комнате. Пожертвую здоровьем ради истины. Итак, постулат первый – если бы Заров писал для детей, то он мог бы оправдаться тем, что учит молодежь жестокой правде жизни. Но он, по собственному заявлению, пишет для взрослых. А уверять взрослых, что жизнь – дерьмо, бессмысленно. Они и так это знают.
Визитер откупорил еще две бутылки. «Великопоповицкий Козел» с чешским сыром и впрямь был хорош. Жизнь, конечно, дерьмо. Но приятные частности случаются.
– Давай дальше.
– Постулат второй – вся мировая литература является преодолением писателем тех или иных внутренних комплексов. Кого бы мы ни взяли…
– Не стал бы так категорично…
– Думаю, те случаи, что не лежат на поверхности, просто требуют более детального изучения. Итак, что преодолевает Ярик… тьфу, Славик? Погрузившись в дебри психоанализа и восприняв художественные тексты как обычные рассказы пациентов, мы придем к печальному выводу о наличии серьезнейших психологических проблем, уходящих корнями в детство нашего героя.
– Класс. Эмбриональную стадию затронешь?
– Нет, живи… Двигаем дальше. Что могло служить причиной такой сильной социальной дезадаптации у ребенка из благополучной в общем-то семьи? Скорее всего – одиночество, отсутствие чувства коллектива, лучше даже сказать – стаи. Это порой происходит при сильных физических или умственных дефектах у ребенка, но данную версию мы с возмущением отвергнем. Тогда остаются завышенная самооценка или завышенные требования к окружающим, в первую очередь – сверстникам. Данные случаи нам известны, они могут привести к идеализации окружающего: «Мне просто не повезло, я не встретил хороших людей, а мир так светел». У тебя произошла обратная реакция: «Мир – дерьмо, а кто-то этого не понимает, я им объясню». Поскольку во взрослой жизни ты личность вполне состоявшаяся, добившаяся определенной известности и уважения, то поруганию подвергаешь собственное детство. Погружая очередного ребеночка в большой чан с кипящим драконьим пометом, ты просто оправдываешь собственную юность. Заявляешь: она мне дико не нравится, я считаю первую половину своей жизни потерянной и несчастной, но это общий случай.
- Предыдущая
- 58/225
- Следующая
