ФБР. Правдивая история - Вейнер Тим - Страница 20

ФБР сохранило за собой право проникать в ACLU посредством этих обменов любезностями в последующие месяцы и годы. Осенью 1924 года Бюро содержало шпиона в исполнительном комитете ACLU, похищало протоколы его заседаний в Лос-Анджелесе и вело учет источников его финансирования. Через семь недель после своей сердечной встречи с Болдуином Гувер уже принимал новые и подробные отчеты о юридической стратегии руководства ACLU. Количество его досье росло и уже включало досье на руководителей союза и его видных сторонников, среди которых была одна из самых известных в мире женщин – глухая и слепая Хелен Келлер. Ее досье стало одним из тысяч ему подобных, связанных с уникальной историей американского движения за гражданские права, отслеженной ФБР.

«Мы не знали о том, как ФБР Гувера следило за нами, – сказал Болдуин полвека спустя. – Они никогда не переставали следить за нами»[111].

И Гувер не упразднил отдел общей разведки. На бумаге этот отдел исчез. Но источник его жизненной силы – досье – остались. Чтобы сохранить их в тайне, Гувер создал совершенно новую регистрационную систему под названием «официальный – конфиденциальный». Эти документы находились под его контролем. Теоретически централизованная документация Бюро принадлежала министерству юстиции. Она была уязвима к обнаружению в судах или для повесток о явке в суд, посланных конгрессом. Папки «официальные – конфиденциальные», введенные Гувером, были его, и лишь его одного. На протяжении пятидесяти лет они оставались его неприкосновенным тайным запасом. Его способность шпионить за людьми, ведущими подрывную деятельность, зависела от секретности, а не гласности. Конфиденциальные досье были гораздо лучше, чем кричащие заголовки. Несмотря на опасность обнаружения, Гувер и Бюро вели наблюдение за американскими коммунистами.

Министр юстиции Стоун велел Гуверу придерживаться закона. Он не раз спрашивал Гувера, по каким федеральным законам коммунизм является нелегальным. Таких законов не было. «Деятельность коммунистов и других ультрарадикалов до нынешнего времени не представляла собой нарушение федеральных законов, – написал Гувер 18 октября 1924 года. – Следовательно, министерство юстиции теоретически не имеет права расследовать такую деятельность»[112].

Бюро расследований не имело полномочий вести политическую войну. Закон о шпионаже времен Первой мировой войны потерял силу теперь, когда война закончилась. Оставшийся федеральный закон о подстрекательстве к мятежу времен Гражданской войны требовал доказательства плана использовать насилие с целью свержения правительства. Ни разу Бюро не смогло представить удовлетворительные доказательства суду, что американские коммунисты строили заговор с такой целью. Даже еще более старый закон – закон Логана от 1790 года – запрещал американским гражданам вступать в отношения с представителями иностранного государства с целью враждебного заговора. Коммунисты в Соединенных Штатах явно имели связи с Москвой. Но конгресс так и не проголосовал за то, чтобы удостоить Советский Союз дипломатического признания – он не был страной с точки зрения американского закона, – так что закон Логана не работал. У Гувера не было закона, который надо было приводить в исполнение. Он ограничил свои полномочия рамками антикоммунизма.

Тем не менее он удовлетворил требования министра юстиции. 10 декабря 1924 года Стоун сказал, что тот прошел испытательный срок. Гувер стал директором Бюро расследований.

Замечательно, что в ту же неделю Гувер нашел юридическую базу для ведения тайной разведки против американских «левых». Она была скрыта в законопроекте восьмилетней давности, санкционировавшем бюджет министерства юстиции. В 1916 году администрация Вильсона, бдительно следившая за иностранными дипломатами, ведущими шпионскую деятельность, начала использовать агентов Бюро с целью прослушивания разговоров в посольстве Германии. Администрация потихоньку внесла строку в бюджет министерства юстиции, предоставляя Бюро полномочия расследовать «официальные вопросы под руководством министерства юстиции и Госдепартамента»[113]. Этот законопроект стал законом, и его положения остались. Когда сенат проводил слушания по вопросу о признании Советской России в 1924 году, госсекретарь Чарльз Эванс Хьюз попросил Гувера подготовить доклад о влиянии Москвы на американских коммунистов. Гувер ответил почти пятьюстами страницами, подробно изложив свою веру в то, что советский коммунизм стремится проникнуть во все стороны американской жизни.

Он утверждал, что продолжающиеся дипломатические и политические разногласия дали ему разрешение на сбор информации о коммунистах в Соединенных Штатах. Гувер сделал эту часть предложения основой работы своей тайной разведывательной службы.

Харлан Фиске Стоун теперь поднялся по служебной лестнице в Верховный суд, где служил до конца жизни, закончив карьеру председателем Верховного суда. Он наблюдал за Гувером, и новый директор знал это. С этой целью Гувер следовал указам Стоуна. Ему приходилось избегать малейшего намека на нарушение закона, если он хотел поднять Бюро заново из руин, доставшихся ему в наследство. «Это Бюро не может позволить себе оказаться замешанным в публичный скандал, – написал Гувер в «личном и конфиденциальном» сообщении, посланном всем особым агентам в мае 1925 года. – Я лишь стараюсь защитить Бюро расследований от внешней критики и дурной славы»[114].

Он уволил махинаторов и некомпетентных людей, сократив число своих подчиненных настолько, что у него осталось меньше трехсот достойных доверия особых агентов. Он запретил распивать спиртные напитки на работе и в нерабочее время. Со временем он ввел единообразные формы отчетов о преступлениях, построил современную криминальную лабораторию, учебную академию и собрал архив отпечатков пальцев. А в течение следующих десяти лет его шпионские операции были невелики по масштабу и узконаправленны.

Риск быть пойманным на шпионаже за американцами был велик. Гувер подвергал себя ему. Риск не заниматься слежкой казался еще больше. На протяжении второй половины 1920-х годов Гувер и Бюро следили за работой американских коммунистов с помощью платных осведомителей – перебежчиков (отступников), полицейских детективов и чиновников Госдепа.

Гувер собирал сведения о национальном движении, чтобы в 1927 году остановить казнь итальянских анархистов Сакко и Ванцетти. Их осуждение на смерть рассматривалось либералами по всей стране как тайный сговор, и главный среди них был старый заклятый враг Гувера Феликс Франкфуртер, который бился с Гувером лицом к лицу во время депортаций на Олений остров. Он проинструктировал своих агентов «быть полностью в курсе» того, что происходит в местных комитетах по защите Сакко и Ванцетти, и «уведомлять меня», но «следить, чтобы вся секретность была соблюдена»[115]. Гувер всегда подозревал, что именно итальянские анархисты осуществили теракты в 1920 году, которые были нацелены на руководителей США и залили кровью Уолл-стрит. Но он никогда не мог доказать этого; эти дела навсегда остались незаконченными.

Гувер вел слежку за Уильямом З. Фостером – многолетним кандидатом в президенты от коммунистической партии, любимым организатором американского рабочего класса у Коминтерна и главой партийной Лиги профсоюзов образования. В досье ФБР от 1927 года, подробно описывающих тайные заседания лидеров коммунистической партии в Чикаго и Нью-Йорке, сообщалось о решимости «красных» удвоить численность и внедриться в ряды Американской федерации труда. Гувер сказал своим самым доверенным лицам в Госдепартаменте США, что коммунисты полностью контролируют «членство во всех нью-йоркских профсоюзах»[116] и строят заговор «с целью захвата исполнительной власти профсоюзов в этой стране». Он был в полной готовности, когда Фостер и его сподвижники отправились в Москву в мае 1929 года. Он отметил, когда Сталин прямо обратился к американской делегации, и продолжал вести это досье, которое было у него под рукой, до конца своих дней.