Трудная профессия: Смерть (СИ) - "Mirash" - Страница 37

— С каким еще разделом я должен с тобой разбираться?

— По морфологии, — не слишком любезно отозвалась я, подсовывая ему под нос свою работу.

— Ты что ли писала?

— Да. Читай и проверяй.

— Хорошо, — удивленно согласился он. — Садись рядом.

— Зачем? — раздраженно спросила я. — Если плохо, то выкинешь и перепишешь. А если нормально, вставите в отчет.

— А если требуется небольшая правка?

— Сам поправишь.

— Мягкова, сядь и угомонись! Может, у меня просто вопросы будут. И править текст легче всего автору, раз уж взялась, то доделывай.

Я недовольно уселась рядом, Игорь углубился в чтение. В нашей группе он для меня был врагом номер три — после Вересной и Статской. Но последнее время с Женей мы на удивление мирно сосуществовали, а значит и с Региной, так как они обычно выступали единым фронтом. Это, конечно, объяснялось просто тем, что Женя была старостой группы, ей невольно приходилось прилагать усилия, что бы со мной ладить. Но, так или иначе, а сейчас мы не ругались. Лера Лабутчер язвительно и нелицеприятно обо мне отзывалась, но на скандалы напрямую не шла, Аня Воронина сама по себе была абсолютно неконфликтной, краснеющей от моих реплик, так что с ней сталкиваться не приходилось.

Что касается мужской половины группы, то Вадим Стасенко был очень похож по характеру на Аню, разве что матерным словом его было не так просто смутить, а интеллигентно-ироничный Коля Бабушкин относился ко мне как к забавному существу, за которым интересно наблюдать, но не обязательно воспринимать всерьез. Игорь Андреев тоже не то что бы принимал мое существование близко к сердцу, но его врожденная прямолинейность и энергия, за что его так любили в институте, легко направлялись против меня. Поэтому он был последним в группе, к кому мне бы хотелось подходить, но что поделать.

— Ты это сама писала?

— Нет, Борисова попросила, — огрызнулась я. — Что не так?

— Да все так, переписать начисто и в отчет.

— Правки не будет?

— Не вижу необходимости.

Не зря сама вычитывала и правила трижды. И так, как учила Топотова, признанный мастер жанра. Спасибо за науку, пригодилось.

— Жень, там все отлично, — подошел к Вересной Игорь.

— Здорово.

— А у тебя как?

— У меня хоть стреляйся, еще два раздела. Не подхватишь антропогенку?

— Извини, Жень, — повинился Игорь. — Но мне бы свое закончить. Что-то у нас эта часть практики тяжелая вышла…

— С погодой не повезло, что поделать, поздно данные получили. Ладно, не отвлекай тогда.

У меня особых дел не было. Я переписала начисто свой раздел, привела в порядок оборудование и протерла подоконники, — что бы потом меньше забот было, но больше от нечего делать. Одногруппники сосредоточенно работали до ужина, а после него понемногу разбрелись, кто куда. До отъезда с базы оставалось полтора дня. Завтра мы представим отчеты, доложим преподавателям о проведенной работе и закроем свои учебные и бытовые долги на базе. А послезавтра утром получим, если все будет нормально, зачеты за эту часть практики, сдадим домики и поедем домой.

Как быстро пролетел этот месяц… И как многое для меня изменилось. Практика вымотала меня физически и морально, но одновременно и многое подарила. Первые дни я была уверена, что не получу ни одного зачета, а сейчас спокойно ожидала третью запись в зачетке — я ведь ее заработала? И не отчислили, и даже скандалы почти сошли на нет. Ясное дело, однокурсникам тут просто не до того, что бы лишний раз со мной ругаться, в семестре все вернется на круги своя. Но сейчас все неплохо и надо этим наслаждаться…

Было уже темно, я направлялась в домик, что бы выспаться перед завтрашним отчетом. Как обычно я старалась вернуться туда тогда, когда все уже легли спать, что бы лишний раз ни с кем не столкнуться. Проходя мимо учебного корпуса, я увидела свет в нашем помещении. Чего вдруг, поздно уже? Кто бы там ни был, вряд ли разумно туда идти и сталкиваться с ним. В учебное время меня терпят, в домике у соседок тоже особого выхода нет, но во всех остальных случаях лучше мне держаться от других подальше и не нарываться. Тем не менее, я, ведомая любопытством, двинулась на огонек. Одним глазком погляжу и сделаю ноги…

— Ксеня? Ты чего хотела? — Вересная с трудом сфокусировала на мне покрасневшие от усталости глаза.

— Просто зашла, нельзя? — Женя пожала плечами и вернулась к работе.

Я бесцеремонно заглянула в ее записи.

— А что с расчетами?!

— Ошибку нашла, приходится пересчитывать.

— Это же на полночи работы!

— Неужели, — огрызнулась Женя.

— А антропогенку ты уже написала?

— Даже не начала. Но кроме расчетов и раздела по антропогенной нагрузке все готово, только подшить. Так что успею, хотя не посплю, — она тоскливо вздохнула.

— А чего других не зовешь?

— Дольше их разыскивать буду, и время позднее. Да я справлюсь.

Я решилась.

— Может… мне попробовать? С морфологией получилось. — Женя удивленно на меня посмотрела.

— Серьезно, ты готова?

— Почему нет… все равно делать нечего. Хочешь, возьмусь?

— Конечно, хочу! Спасибо!

Женя вернулась к своим расчетам, я закопалась в учебники и методички, в полевые дневники. Работать ночью мне приходилось не раз, но в качестве смерти. Там размышлять не нужно, да и обстановка ко сну не располагала. Здесь же ежеминутно закрывались глаза, мозг отказывался думать. В начале второго часа ночи Женя встала и направилась к электрическому чайнику.

— Ксюш, тебе кофе сделать?

— Угу, — я опустила голову на руки и на несколько секунд закрыла глаза.

Нет, так я усну! Я решительно встала и направилась к окну.

— Душно очень, давай проветрим.

— Давай, и прервемся ненадолго.

Мы проветрили, выпили кофе. Затем снова закрыли окно, чтобы не продуло, вернулись к работе.

— Тебе еще много?

— Нет, почти дописала. Только надо, что бы ты вычитала хоть немного. Я сейчас сама не смогу, глаз замылен.

— Хорошо. Расчеты мои начисто перепишешь? Я тоже заканчиваю.

— Перепишу.

Через полчаса мы произвели рокировку бумаг, я заварила еще пару кружек кофе и села переписывать расчеты. Тексты переписывать намного легче, здесь же приходилось вглядываться в каждую циферку и по пять раз перепроверять. Вересная закончила вычитку, что-то немного поправила и тоже села за переписывание на чистовик. Она справилась немного раньше меня.

— Ты можешь подиктовать, пожалуйста? — взмолилась я.

— Да, конечно. С какого места начинать?

Когда, наконец, все было закончено и Женя принялась подшивать листы в папку, я блаженно опустила голову на стол и почти сразу заснула.

Проснулась оттого, что в помещение заглянула уборщица, мывшая полы в коридоре — в своих учебных комнатах мы убирали самостоятельно.

— Чего это вы тут спите? — поинтересовалась она. — Учились всю ночь?

— Ага. А сколько времени? — зевнула я, скашивая взгляд на мирно сопевшую с дыроколом в руке Вересную.

— Почти шесть уже.

Уборщица двинулась дальше, Женя приоткрыла глаза.

— Кто там?

— Уборщица. Спи.

Вересная закрыла глаза, потом поморщилась, потянулась и поднялась со стула.

— Да нет, я уже в такой позе не засну. Сколько времени?.. — она посмотрела на свои наручные часы. — Можно до домика дойти…

— Полтора часа до подъема. Смысл? Потом вообще не встанем. Лучше кофе и погулять.

— Точно. Можно прямо с кружками пойти.

— Это у тебя закрывающаяся туристическая кружка, с моей не погуляешь.

— У меня объем большой, на двоих хватит.

Мы неторопливо спустились к речке, по очереди передавая друг другу кофе. В голове потихоньку прояснялось, спать хотелось, но уже не мучительно. У реки было по-утреннему холодно, но сейчас это было нам на руку, помогало проснуться.

— Подержи, — Женя передала мне кружку и принялась за разминку.

Вот сумасшедшая, мне вообще шевелиться не хочется. Я села на бревно, прикладываясь к ее кружке и ежась.