Трудная профессия: Смерть (СИ) - "Mirash" - Страница 35

— Сейчас желающие могут сходить переодеться, мы выходим на учебный полигон. В дальнейшем попрошу всех приходить сразу в полевой форме одежды. Встречаемся через пятнадцать минут на выезде из базы, аудиторию заприте и ключ сдайте дежурному. В общем, все как всегда.

Мне переодеваться было не нужно, я быстро направилась в сторону выезда и ждала там, немного в отдалении, чтобы не слушать разговоры. Может, все-таки уехать? Ну как я это выдержу? Борисов подошел к назначенному времени и мы растянулись колонной, которую, как обычно, замыкала я. Переходы в целом стали для меня намного легче за минувшие дни — приноровилась, обзавелась нужными вещами. Хотя все равно я отставала от остальных и очень быстро уставала. Но вскоре мы дошли до полигона — в отличие от других практик, как мне стало понятно, наша работа будет вестись не по маршрутам или профилям, а на полигоне, расположенном не так уж далеко. И видимо, ему предстояло быть вывернутым наизнанку в процессе скрупулезного изучения пытливыми студентами.

Вересная как обычно распределяла работу. У нее здорово выходило, надо признать, поэтому ее раз за разом выдвигали в старосты. Я бы не смогла так сформулировать задачи каждому, что бы все оказались при деле и еще остались довольны. Хотя, конечно, тут еще играло роль то, что группа состояла из сильных ребят, кроме меня.

— Ксеня, ты можешь опять взять на себя полевой дневник? — я молча кивнула.

День был пасмурным и прохладным, не настраивающим на беседы. Все торопились быстрее закончить работу на полигоне и вернуться в уютную учебную аудиторию, поэтому меня почти не обсуждали. Только периодически слышались вопросы:

— Что там Мягкова?

— Да ничего, только молчит все время.

— Плохо, это ей несвойственно.

— Согласен с вами, коллега, — поправляет несуществующие очки Бабушкин. — Но в целом, пока полет нормальный.

На этом разговор заканчивается. Вот в обеденный перерыв я успеваю наслушаться о себе множества неприятных вещей и снова сбегаю из столовой. Направляюсь в домик, беру деньги и небольшой сверток из рюкзака. Иду на рынок, останавливаюсь перед ларьком, закупаюсь всем необходимым и направляюсь на полянку, которую не посещала с экватора. Здесь сыро, но зато никого нет, — а значит, для моих целей место отлично подойдет.

Я постелила пакет на бревно и достала купленное в ларьке. Небогато, но обед вполне заменит, а на ужин надо будет все же дойти в столовую. Нельзя ведь бесконечно залезать в деньги наставницы, питаясь кефиром и пирожками, — так мне потом нечем будет ей долги возвращать. Да и на таком рационе много не набегаешь, физическая нагрузка у нас не самая маленькая. Съев свой скромный обед и собрав мусор в пакет, я закрыла глаза и заставила себя рассуждать.

Первое: с практики я никуда добровольно не уеду. Точка. Стеклова права, я в очередной раз пытаюсь трусливо сбежать. Так не пойдет, я остаюсь и делаю все, что бы пройти практику до конца и получить зачет.

Второе: с Дягилевой я больше не ругаюсь. Еще одна жирная точка. Пусть делает все, что угодно, я буду терпеть и молчать. В конце концов, это я на нее без причин накинулась в первый день.

Третье: я беру плеер Арины и начинаю им пользоваться. Иначе я скоро просто сойду с ума, слушая, что обо мне говорят.

Достав сверток, я бережно вынула из него плеер. Секунду назад я держала себя в руках, а сейчас по щекам неуправляемо потекли слезы, стало тяжело дышать. Аришка, как же так… Ты уже больше полугода лежишь в земле, оставив стольких любящих тебя людей, которым так без тебя плохо. Почему так происходит? Почему именно ты должна была умереть, что бы дать другим возможность жить? А я сижу здесь, бесполезная и никчемная, никому не нужная, — но я жива и проживу еще долго…

Я кое-как вытерла слезы и включила плеер, надела наушники. Индикатор показывал низкий уровень зарядки, но на пару часов хватит. О зарядном устройстве не подумала, придется покупать? Хотя нет, пока не обязательно, тип разъема такой же, как у мобильного телефона, выданного наставницей. До конца практики смогу заряжать с одного провода, а там посмотрим.

Разобравшись с кнопками, я просмотрела содержимое и стала прослушивать записи. Сама я раньше музыку не слушала, даже радио. Немного знала только то, что звучало в транспорте да в магазинах. Но музыка из плеера Арины мне нравилась почти вся, хотя у нее в предпочтениях были очень разные композиции. Я нашла и танцевальные, и лирические и классические произведения. Это хорошо, надо будет запомнить, что здесь есть и использовать по настроению.

Плеер очень меня спасал следующие несколько дней. В целом все делали вид, что ничего не произошло, но я-то могла слышать и не предназначающиеся моим ушам разговоры. Музыка служила отличной шумовой завесой, позволявшей отгородиться от всех. Правда, это не всегда удавалось сделать в процессе работы — записывать за одногруппниками в наушниках при громко включенной музыке я бы никак не смогла, даже с моим слухом. Да и преподавателя надо было слушать или хотя бы делать вид. Но все остальное время я фактически жила в плеере, и это помогало мне выдерживать давление общественного мнения. Можно даже сказать, что я теперь была почти не в курсе, в чем оно состоит. Анжела к моей радости притихла, то ли испугавшись моей истерики, то ли еще почему, но избегала меня так же, как я ее. Потерпеть оставалось совсем немного… А там я поеду домой, переживу дежурство и смогу немного отдохнуть и придти в себя. Может, даже статья выйдет в печати.

Через три дня меня неожиданно ждала большая радость. После обеда я заткнула уши плеером и легла вздремнуть, а проснулась оттого, что наушники из моих ушей выдернули, прыгали на моей кровати, обнимали и восторженно вопили «тетьсметь!!!».

— Олежка!!! — я подхватила малыша на руки, целуя и обнимая. — Малыш, как ты загорел!

— Привет, Ксюша! — поздоровалась улыбающаяся Ольга Валерьевна.

Я очнулась и посмотрела по сторонам. Домик, к счастью, пустовал, все куда-то разбрелись.

— Здравствуйте, — немного запоздало отреагировала я, продолжая крепко обнимать ребенка, пока не отняли. — Вы по делам?

— Да, Виктору Андреевичу нужно было кое-что решить, а мы с ним напросились прогуляться. И вот решили к тебе зайти, повидать. Извини, что разбудили.

— Да нет, я очень рада! Вы надолго?

— Примерно на часок, думаю. Виктор Андреевич тоже хотел тебя увидеть, если получится, — в этот момент как раз зашел Некруев.

— Привет, Ксюша. У тебя минутка найдется?

— Да, конечно, у нас послеобеденный перерыв.

— Витя, вы тогда говорите, а я пойду Олежку покормлю, а то он с утра голодный. Давай, сын, отпускай свою любимую тетьсметь.

Когда они вышли, Некруев сел напротив меня и несколько замешкался, будто пытаясь подобрать правильные слова. Я вздохнула.

— Могу помочь. Вам уже доложили во всех подробностях о скандале с Дягилевой, громких откровениях с моей стороны и, видимо, о попытке сбежать с практики. Правильно?

— Правильно, — кивнул он, сочувственно глядя на меня. — Ты как вообще?

— Паршиво, — я сглотнула комок в горле. — Но я дотерплю до конца практики, правда. Сама виновата…

Некруев помолчал, потом спросил:

— Ксюш, а у тебя пропусков за практику много?

— Два дня на первой части, потом не было.

— Ясно, это хорошо. Ладно, я к тебе ненадолго забежал, у меня здесь дела. Если получится, еще увидимся. Не раскисай!

До второй половины рабочего дня увидеться так и не получилось, с Ольгой Валерьевной и Олежкой я тоже смогла побыть еще только несколько минут. Расстроенная, я поплелась в учебную аудиторию. Началось занятие, Борисов что-то рассказывал, что-то рисовал на доске, а я что-то пыталась записывать, не понимая сути. В какой-то момент в помещение заглянул Некруев.

— Андрей Андреевич, прошу прощения. Я хотел бы забрать Мягкову, по рабочим вопросам. С администрацией все согласовано, если только Вы не имеете возражений, конечно.

Какие рабочие вопросы? Со статьей что-то или с моими базами данных? А чего здесь такого срочного, он же сам говорил, что до конца практики во мне необходимости не будет? И когда виделись сегодня, ничего не сказал…. Я в растерянности смотрела на своего научного руководителя. Что стряслось-то?