Четвертая профессия - Нивен Ларри - Страница 16
- Предыдущая
- 16/18
- Следующая
Шепелявые слова странно жужжали в горле, щекотали небо, но слышал, что выговариваю их правильно. «Монах» удивленно вздрогнул.
— Мне сообщили, что вас научили пониманию нашей речи, но не сказали, что вы умеете изъясняться на ней.
— Вам не сказали, какую мне дали таблетку?
— Языковую. Я и не знал, что она была у него с собой.
— Он не закончил дегустацию земных алкогольных напитков. Не выпьете ли вы еще?
Я уловил, что он пытается осмыслить мои мотивы, и уловил, что он ошибается. Он решил, что я хочу воспользоваться проявленным им любопытством и всучить ему побольше выпивки за наличные. К тому же, с чего ему бояться меня? Какие бы интеллектуальные способности ни приобрел с помощью таблеток, через два часа от них и следа не останется.
Ставя перед ним стакан, я спросил:
— Что вы думаете о пусковых лазерах?
Наш спор принял весьма технический характер.
— Давайте рассмотрим особый случай, — помнится, говорил я ему, — предположим, цивилизация владела искусством звездных полетов в течение шестидесяти четырех тысяч лет. А, может быть, и в восемь раз дольше. А потом в главный океан планеты врезался астероид, наступил ледниковый период… — Так действительно случилось однажды, и он был об этом прекрасно осведомлен. — Но ведь природное бедствие не может стереть различий между разумом и животным состоянием, не правда ли? Если, конечно, бедствие не затрагивает непосредственно ткани мозга…
Сначала его удерживало любопытство. А потом уже я, я сам. Он уже не мог вырваться. Такая мысль ему теперь и в голову не приходила. Он оставался звездолетчиком, он был совершенно трезв и спорил с ожесточением евангелиста.
— Или возьмите общую посылку, — помнится, говорил я. — Существа, неспособные построить пусковой лазер, считаются животными, не правда ли? Но и сами «монахи» не застрахованы от возвращения в первобытное состояние. — Да, это он тоже знал. — Почему же вы не построите пусковой лазер сами? Если не можете, то ваш капитан и весь экипаж корабля — животные…
В конце спора говорил один только я. И все «монашьим» шепотом, звуки которого так легко различаются друг от друга, что даже мне, с моим неприспособленным человеческим горлом, не приходилось повышать голоса. И хорошо, что не приходилось: ощущение и так было такое, будто я наглотался использованных бритвенных лезвий.
Моррис оценил обстановку правильно и не вмешивался. Я ничего не мог передать ему ни словом, ни жестом, ни мысленным приказом, даже если бы сумел это сделать; его мысли были для «монаха» открытой книгой. Но Моррис знай сидел себе, попивая тоник без джина, пока я шепотом дискутировал с «монахом».
— Но корабль! — шептал тот, — Что будет с кораблем?..
Его агония была и моей, ибо первейшая обязанность капитана — спасти корабль любой ценой…
К началу второго «монах» дошел до середины нижнего ряда бутылок. Он соскользнул с табурета, заплатил за выпитое бумажками достоинством в один доллар и выплыл за дверь.
«Косы тебе только не хватает да песочных часов», — подумал я, провожая его взглядом. — «А мне не хватает долгого, хорошего утреннего сна, которого мне, увы, не видать, как своих ушей».
— Проследите, чтобы никто не вздумал задержать его, — сказал я Моррису.
— Никто не вздумает, но хвост за ним пустят.
— Бесполезно. Одеяние для ношения среди чужих — хитрая штука. Оно поддерживает «монаха»и дает ему способность к прямохождению. Служит щитом и воздушным фильтром. А также плащом-невидимкой.
— Да ну?
— Я расскажу вам об этом, если успею. Именно таким образом он сюда, по всей видимости, и добрался. Один из членов экипажа раздвоился. Потом один остался на месте, а второй ушел. У него было две недели сроку.
Моррис поднялся и сорвал с себя свой спортивный пиджак. Рубашка под пиджаком промокла насквозь.
— Что если мы попробуем промывание желудка? — спросил он.
— Бесполезно. Стиратель памяти уже, наверное, растворился в крови. Лучше записывайте, не теряя времени, все, что я помню о «монахах», пока я еще хоть что-нибудь помню. В запасе еще есть часов девять-десять…
Это я, конечно же, нагло солгал.
— О'кей. Сейчас включу диктофон.
— Но не бесплатно.
Лицо Морриса стало неожиданно жестким.
— Сколько?
Я обдумал ответ самым тщательным образом.
— Сто тысяч долларов. И если вам охота поторговаться, вспомните, чье время вы тратите.
— Я и не собирался торговаться.
Собираться-то он собирался, да передумал.
— Хорошо. Деньги переведите немедля, пока я еще способен читать ваши мысли.
— Договорились.
Он предложил зайти в телефонную будку вместе, но я отказался. Никакое стекло не помешает мне видеть его насквозь.
Вышел он оттуда молча: его мучил вопрос, ответа на который он боялся как огня. Потом он отважился:
— Что решили «монахи»? Что будет с нашим Солнцем?
— Этого я заговорил. Потому и просил вас его не трогать. Он убедит остальных.
— Вы его заговорили? То есть как?
— Пришлось потрудиться. — Я вдруг понял, что готов душу отдать за час сна. — Он запрограммирован до мозга костей: его профессиональный долг — сберечь корабль. Таблетка въедается глубже некуда. По себе знаю.
— Но ведь тогда…
— Не будьте ослом, Моррис. Пока корабль находится на окололунной орбите, ему ничто не угрожает. Парусный звездолет может столкнуться с опасностью только в межзвездном пространстве, где помощи ждать не от кого.
— Вот как!
— Не то, чтобы я его сразу убедил. Просто заставил здраво оценить этическую сторону сложившейся ситуации.
— А если его кто-нибудь переубедить?
— Все может быть. Потому-то нам и надо построить пусковой лазер.
Моррис мрачно кивнул.
Следующие двенадцать часов достались мне тяжело.
Первые четыре часа я выкладывал все, что мог вспомнить о телепортации, о технике «монахов», о семейной жизни «монахов», об этике «монахов», о взаимоотношениях между «монахами»и инопланетянами; я описывал этих инопланетян, называл координаты бесчисленных населенных и ненаселенных миров… короче, все, что мог. Моррис и сотрудники секретной службы, те, которые раньше изображали посетителей в баре, сидели вокруг меня завороженно, как мальчишки, слушающие рассказы у костра. А Луиза заварила нам свежий кофе и ушла спать в одну из кабинок.
- Предыдущая
- 16/18
- Следующая