Мертвая зыбь - Никулин Лев Вениаминович - Страница 37

• Предыдущая
• 37/86
• Следующая

— Ни в коем случае не раздражать поляков, делать вид, что наше правительство будет уважать суверенитет и почитать будущего главу государства — Пилсудского… — так закончил Якушев.

Боярин Василий пригласил высказаться Мирзоева по самому болезненному вопросу — о финансовых затруднениях МОЦР.

— В конфиденциальном письме из Парижа мои родственники, Чермоевы, пишут: «Вы, наверно, думаете, что мы располагаем прежними возможностями, и ошибаетесь. Подлец Гукасов продал свой нефтеналивной флот англичанам. На его счастье, флот находился в британских водах. Он как был, так и остался миллионер. Мы же не могли вывезти принадлежавшие нам нефтяные источники в Европу, как вам известно. Откуда же нам взять средства, чтобы помочь нашим друзьям?..» Я не буду читать полностью письма, но ознакомлю вас с таким предложением: «Если бы вам удалось устроить хотя бы небольшое восстание на Северном Кавказе, то можно было бы здесь представить его как начало большого дела. И я уверен, что деньги бы тотчас нашлись. Мы знаем от генерала Улагая и его братьев, что на Кавказе найдутся люди, есть и хорошо спрятанное оружие, — следовательно, МОЦР остаётся взять дело в свои руки…»

— Браво!

Якушев строго взглянул на Струйского:

— Вместо патетических восклицаний нам следует выслушать мнение начальника штаба.

Все повернулись к Потапову.

— Я категорически должен возразить против «хотя бы небольшого восстания». Не преуменьшайте вооружённых сил Советов. Они справятся с таким «путчем» легко и быстро. Начинать дело можно, если ты уверен в успехе. Генералу Улагаю легко командовать из Парижа. Но ведь нам-то отсюда виднее.

Потапов произнёс это веско и убедительно. Никто не возразил.

— Будем беречь силы и готовиться. Иное дело, если Антанта решится на интервенцию, — вздыхая сказал Ртищев. — Пожелаем же удачи нашим дорогим соратникам.

Потапов заметил, что эти господа решали дела в спешке.

Все нервно повернулись к двери, когда вошёл человек, в котором Потапов, по рассказам Якушева, узнал Стауница. Он получил из рук Ртищева бумаги. «По-видимому, для шифровки», — подумал Потапов. Ему было известно, что этот человек исполняет обязанности начальника канцелярии МОЦР.

— Кажется, все? — спросил Ртищев.

И по тому, как быстро опустела сторожка, Потапов понял, что каждый хотел уйти поскорее.

Якушев и Потапов вышли последними. Когда они очутились за оградой кладбища, Якушев спросил:

— Ваши впечатления, Николай Михайлович?

— Вот эти монстры думают восстановить монархию в России?.. У меня было такое впечатление, будто из склепов вылезли мертвецы и справляют шабаш, все эти камер-юнкеры, камергеры, бароны… — Потапов остановился. — Но вы лучше меня знаете, кто за ними стоит. Монархию они не восстановят, но натворят бед, если мы с вами и нашими товарищами не возьмёмся за них. Не так ли, ваше высокопревосходительство, министр иностранных дел?

— Абсолютно согласен с вашим высокопревосходительством, военным министром.

Они посмотрели друг на друга и рассмеялись.

— А пока как бы господа министры не пропустили трамвай. Он в этих местах ходит редко.

Им предстояло нелёгкое испытание. Разведотдел польского генштаба имел солидную репутацию в Сюртэ женераль и в Интеллидженс сервис. Об этом их предупредил Артузов. Накануне отъезда они репетировали свои роли: Потапов — типичного «момента» (так назывались карьеристы-офицеры, получившие образование в Академии генерального штаба), светского человека, близкого ко двору, Якушев — человека себе на уме, но тоже карьериста, влиятельного руководителя сильной подпольной организации, готовой взять власть в свои руки. И как обычно между штатским генералом и военным, к тому же генштабистом, они решили изобразить лёгкое соперничество.

Оба признались друг другу, что в молодости имели успех в любительских спектаклях, но им предстоял спектакль другого рода, более серьёзный. И они серьёзно готовились к этой игре.

В то время когда Потапов и Якушев благополучно перешли границу и находились в Польше, произошло то, чего опасался Артузов. От Щелгачева из Ревеля поступило сообщение, что в Москву следует супружеская пара Шульц. Их направляет Кутепов. Они хорошо ему известны по «Союзу галлиполийцев». Щелгачев дал им явку к Роману Бирку, а Бирк к Стауницу, в Москву.

Об этой новости доложил Артузову Зубов.

Таким образом, «Трест» должен был принять «контролёров» — эмиссаров Кутепова, убеждённых монархистов, в сущности соглядатаев. К тому же ни Якушева, ни Потапова не было в Москве, и Зубову предстояло заняться ими одному. Инструкции Артузова и Старова были такими: настроить Стауница против приезжих «контролёров», не спускать глаз с него самого и до приезда Якушева пресекать всякие попытки эмиссаров Кутепова связаться с Политическим советом МОЦР.

Принять супругов Шульц было необходимо: через этих посланцев Кутепова появлялась возможность установить связь с ним самим и проникнуть в РОВС. Однако шли дни, а супруги Шульц не появлялись. Стауниц проявлял нетерпение. Зубов, как бы между прочим, сказал:

— На кой черт они тебе сдались?

— Как «на кой черт?» Чем нас больше — тем лучше. И узнаем, что за зверь Кутепов.

— А ты не знаешь? Он посылает контролёров, а нам радоваться? Вот увидишь, Якушев разозлится. Да и Политсовету не понравится.

Стауниц действительно призадумался.

В конце сентября на границе был задержан крестьянами гардемарин Бурхановский, посланный Врангелем и застрявший в болоте. А о супругах Шульц ни слуху ни духу. И вдруг поздно вечером «племянники», как окрестили чету Шульц, явились на квартиру Стауница:

— Мы пришли от Всеволода и имеем дело к Эдуарду по поводу продажи картины.

На это Стауниц ответил, как было условлено:

— Картина уже продана, но я вам могу предложить другое дело.

Женщина была очень взволнована, мужчина тревожно озирался, оба едва стояли на ногах.

Стауниц проводил их в приготовленную комнату.

— Мы ждём вас давно и, признаться, беспокоились. Где вы задержались?

— Шли через Псков. Заблудились. Решили, что пропали. Собирались подороже продать жизнь.

Из-под платка на Стауница смотрели наглые, молодые глаза немолодой женщины.

Она размотала платок, скинула резиновый плащ. Стауниц разглядел её лицо и подумал: «Вероятно, хороша была в молодости».

Мужчина, расстегнув шинель, упал на диван.

— Гога… — укоризненно сказала женщина.

— Как вас прикажете называть?

— Я думаю, что вам можно назвать наши настоящие имена. У нас немецкие паспорта на имя Шульц, но зовут меня Мария, Мария Владиславовна Захарченко, а его Радкевич, Георгий Николаевич.

— Хорошо. Здесь вы в безопасности. Располагайтесь. Вы, вероятно, очень устали?

— Дело не в физической усталости. Откровенно говоря, мы решили, что погибли. Но мы знали, на что шли.

— Повторяю, вы в полной безопасности. Ваши паспорта не годятся. Придётся не выходить до тех пор, пока мы не приготовим вам документы. Потом ваша одежда: резиновый плащ, брезентовый балахон… Все это тоже не годится. Времена военного коммунизма прошли. Этим я займусь. Мы, Мария Владиславовна, подберём вам туалет к лицу…

— Эдуард Оттович, я не искательница приключений. Я и Георгий прошли через две войны: мировую и гражданскую. То, что мы живы, это почти чудо. Ваша организация может нами располагать, как она найдёт нужным. Я уполномочена генералом Кутеповым установить связь с «Трестом».

Она смотрела в упор на Стауница — бледное лицо, судорожно сжатые губы и широко открытые, горящие глаза.

«Психопатка», — подумал Стауниц и вынудил себя улыбнуться.

— Что ж… Мы рады. В ближайшее время я могу устроить вам встречу с одним из наших руководителей.

— Мы хотим действовать, а не разговаривать.

— Чтобы действовать, надо знать обстановку. Дело не в том, чтобы жертвовать собой по пустякам. Этот… Бурхановский был с вами?

• Предыдущая
• 37/86
• Следующая