Три версты с гаком - Козлов Вильям Федорович - Страница 28

• Предыдущая
• 28/67
• Следующая

— Мне тоже, — сказал Артем.

— Ты приехал — уехал, а я серьезно... Может, я же­ниться на ней хочу.

-— По-честному, я бы тоже не против, если, конечно, согласится.

Володя отвернулся и долго смотрел на остров. Лицо его все больше мрачнело, на скулах заиграли желваки.

— Я знаю, Татьянка девка строгая, — наконец заго­ворил он. — И в обиду себя не даст... А все ж таки будет лучше, если она сейчас со мной уедет.

— Ей здесь нравится, — сказал Артем. — А впрочем, хочешь — позову ее?

— Не надо, — сказал Володя. — Еще подумает, сле­жу за ней...

— А разве не так?

— Ты не говори ей, что мы тут... беседовали.

— Не скажу, — пообещал Артем.

Володя подошел к своей «Яве». Рывок — и мотоцикл затарахтел. Сняв с сука ружье, Володя повертел его в руке и, вдруг вскинув, дуплетом выпалил вверх. На кры­шу «Москвича» посыпались иголки и сучки. Рядом с Ар­темом упал опаленный бумажный пыж. С соседнего де­рева со вспологаным криком сорвались две сороки и, вере­ща, полетели прочь. А громкое эхо, всколыхнув тишину, пошло гулять от острова к острову. Володя разобрал ружье, сложил в брезентовый чехол и приторочил к ба­гажнику. Все это он делал сосредоточенно, не спеша.

Длинные рыжеватые бачки на лице двигались вверх-вниз. Казалось, он улыбается. Но Володя не улыбался; усев­шись за руль, он обернулся и угрюмо сказал:

— Лучше бы тебе, борода, уехать отсюда...

«Ява», выпустив клубок пахучего дыма, резво взяла с места. Видно, он хорошо знал дорогу, потому что с та­кой скоростью по узенькой лесной тропке вслепую не поедешь.

Артем поддал босой ногой пыж, спихнул лодку в воду и, равномерно взмахивая веслами, поплыл к острову.

5

Как всегда, захватив с собой снасти, Артем поплыл на свое любимое место к острову, напоминающему шап­ку Мономаха. Солнце еще не взошло, и над озером стлал­ся белый туман. У берегов, громко всплескивая, охоти­лась щука. На плесе гонял мальков окунь. Резиновая лод­ка бесшумно продвигалась вдоль берега. За ней тянулась широкая дымная полоса. Весла чуть слышно погружа­лись в воду. На кувшинках, камышовых листьях, в осоке чернели стрекозы. Много месяцев провели они под водой, прежде чем из личинок превратились в стрекоз. Утрен­няя роса обильно окропила их. Смятые прозрачные крылья слиплись, длинные членистые туловища изогну­лись. Насекомые терпеливо ждали восхода солнца. Лишь обсохнув, смогут они расправить крылья и, навсегда рас­ставшись с пучиной, впервые взмыть в небо.

Солнце занималось над островом. Небо щедро играло яркими красками. Туман рваными клочьями отрывался от воды и таял в воздухе. Артем опустил весла и стал смотреть на остров. Небо над ним заполыхало огнем, вер­шины сосен разом вспыхнули, будто бенгальские огни, и над островом показался край ослепительного диска. Артем сначала сощурился, а потом совсем закрыл глаза. Когда он снова взглянул в ту сторону, солнце уже выкатилось из-за острова, а длинные лучи разбрелись по небу.

Миллионы лет свершается великое таинство: переход от ночи к дню и ото дня к ночи. И миллионы лет эта величественная картина волнует человека. Забыв про ры­балку, Артем, энергично взмахивая веслами, поплыл к другому берегу, туда, где блестела под сосной машина. Там в багажнике мольберт, краски, кисти...

И вот уже третий день он пишет восход солнца. На его счастье, стоит хорошая погода, но каждый раз солнце встает из-за острова по-разному. Никогда эти ве­ликолепные утренние краски не повторяются. Артем ра­ботает с упоением, не замечая времени. И лишь когда солнце начинает припекать макушку, а деревья переста­ют отбрасывать тень, он распрямляется и, отойдя на не­сколько шагов, разглядывает свою работу.

Работал он на том самом земляничном острове, где они с Таней обнаружили ветхий шалаш. Чтобы не возить каждый раз мольберт и краски, Артем оставлял их на ночь в шалаше.

О Тане он думал, возвращаясь на свой остров, где была разбита палатка. Что-то получилось у них не так. Девушка откровенно избегала его. Десять дней прожили они здесь. Начав картину, Артем забросил рыбалку. Правда, в садке еще гуляло достаточно рыбы. Когда нужно было варить уху, Таня брала ее и, подождав, пока уснет, чистила и потрошила. Уху она научилась ва­рить не хуже Артема.

Все делала молча, не глядя на Артема. Он пытался расшевелить ее, развеселить. Рассказывал разные смеш­ные истории и сам первый громко смеялся. У девушки же лицо было непроницаемым. Сняв котелок с огня, пригла­шала Артема обедать. Сидя друг против друга, молча ели. Уха была горячая, и Таня старательно дула на дере­вянную ложку.

Артем не понимал, что происходит с ней, да и не очень-то пытался понять. Работа слишком захватила его, чтобы думать о чем-либо другом. Иногда он ловил на се­бе ее пристальный взгляд, но она тут же опускала рес­ницы или отворачивалась.

Он не сказал ей, что встретился на берегу с Володей и что работает над картиной. Как-то позвал ее на тот, земляничный остров, но она отказалась. После того, что у них произошло, Артем хотел было из шалаша пере­браться в ее палатку, но Таня развернула его за плечи и вытолкнула вместе с матрасом. И вход на «молнию» за­крыла. Артем пожал плечами и отправился в шалаш. Что ему еще оставалось делать?

Он еще раз пытался ночью войти к ней, но, получив молчаливый, настойчивый отпор, угомонился. Хотя, при­знаться, очень разозлился.

Черпая из алюминиевого котелка горячую уху, Артем задумчиво смотрел на озеро,

С востока наползали подер­нутые дымкой дождевые облака. Если погода испортит­ся, придется прервать работу. А ему еще и нужно-то два-три солнечных дня...

Артем вздохнул и взглянул на девушку. Она тут же опустила глаза. В ее ложке дрожат золотистые капли ухи. Он решает, что пора наконец объясниться начистоту.

— Может быть, я действительно тут поглупел, но убей бог, не пойму, что с тобой происходит? — начал он, положив ложку на траву.

— Ничего.

— Тогда почему же ты со мной не разговариваешь?

— О чем говорить-то?

— Гм, — озадаченно произнес он. — Так уж и не о чем...

— Можно о погоде... К вечеру дождь будет.

— Лучше бы не надо.

— Так ведь он нас не спросит. Посыплется с неба — и все.

— Вон какой завернул ветер... Я думаю, разгонит ту­чу. Да и туча-то невелика... Ну, разве что самым краем зацепит...

— Ну вот и поговорили... о погоде, — сказала она, поднимаясь. — Ты на тучу любуйся, а я пойду позани­маюсь, пока нет дождя.

Улыбнулась и, захватив толстые книжки, ушла в глубь острова.

«Чего это я привязался к туче? — злясь на себя, по­думал Артем. — Действительно я здесь поглупел... Пого­ворили, называется!»

Погода вконец испортилась: ветер переменился, и по­дуло с севера. Высоченные деревья, раскачиваясь, шуме­ли и днем и ночью. «Шапка Мономаха» на острове сби­лась набекрень — это ветер согнул деревья. Когда в просветах облаков проглядывала свежая небесная голубиз­на, ветер ненадолго затихал, а хмурая свинцовая волна, с ворчанием накатывавшаяся на берег, замедляла свой бег, прятала белые гребешки. Иногда принимался моро­сить надоедливый мелкий дождь. И тогда на острове ста­новилось совсем неуютно. С ветвей капало на голову, брызгало с травы. Заденешь куст — так и обдаст круп­ными, как горошины, каплями. Стало холодно. Что хоро­шо, так это комары пропали. Куда-то улетела и Кира.

Таня часами не вылезала из палатки. Артем думал, что все зубрит, но, как-то заглянув в низкое окошко, уви­дел, что она лежит на матрасе и, не моргая, смотрит на мокрый просвечивающий потолок. Дождь монотонно шелестел по палатке.

— Таня? — позвал Артем, стоя у входа.

— Что? — не сразу ответила она.

— Я хотел тебе сказать... — он запнулся.

— Я слушаю.

— Знаешь что? Выходи за меня замуж.

Секунду в палатке было тихо, затем послышался сна­чала тихий, потом все громче смех.

— Это что, предложение?

— Я тебя... Ну, помнишь, я тебе говорил там, в ша­лаше?..

— Не помню.

• Предыдущая
• 28/67
• Следующая