Три версты с гаком - Козлов Вильям Федорович - Страница 22
- Предыдущая
- 22/67
- Следующая
— Он! — сказал один из них.
Артем взглянул на того, кто приближался со стороны детсада, и в ту же секунду получил сильнейший удар в челюсть. Отшатнувшись, он ударился спиной о забор и, отпружинив, бросился на одного из троих. От его удара тот охнул и согнулся в три погибели, схватившись за лицо.
— Он еще дерется?! — яростно прохрипел другой, и увесистые кулаки замолотили по чем попало. Артем, пряча лицо, отбивался, но они свалили его. Он слышал, как затрещала рубаха. Кто-то ударил носком ботинка в бок. И в этот момент из-за поворота выскочила машина, стегнув по глазам яркими фарами. Один из парней сквозь зубы ругнулся, в следующий момент раздался топот многих ног, и стало тихо. Артем с трудом встал на четвереньки. Гудела голова, ныло под ложечкой. Очевидно, «газик» остановился, потому что он услышал басистый голос:
— Ишь нализался, как поросенок... На карачках домой добирается!
«Газик» уехал дальше, а Артем, держась за забор, добрался до палатки и, не раздеваясь, рухнул на раскладушку.
3
Проснулся он рано, и долго не хотелось открывать глаза. Сразу вспомнил, что произошло ночью. Наконец открыл глаза: палатка наполнена розовым светом, как абажур. На дворе солнце. Оба глаза видят хорошо, значит, синяков нет. Ощупал голову: три изрядные шишки. По привычке вскочил с раскладушки и поморщился: ноют шея, бок. Добросовестно отделали его! Это, конечно, дружки Таниного ухажера. Все произошло так быстро, и потом в темноте он никого не разглядел в лицо. Был ли среди них этот кавалер?
Настроение сразу поднялось, когда он рассмотрел свое лицо в зеркало: кроме синяка на скуле и припухлости на челюсти, все было в норме. Спасительная борода надежно укрыла синяки. «Можно снова на танцы...» — усмехнулся Артем. Как ни странно, злости он не чувствовал, наверное, оттого, что один его удар все-таки достиг цели и тому парню сегодня утром тоже несладко. Злости не было еще и потому, что парень с бачками, собрав компанию, как бы признался в своей слабости. При его росте и широких плечах вряд ли нужно было обращаться к дружкам за подмогой. Если уж захотелось выяснить отношения, то почему бы не поступить по старому мальчишескому обычаю: один на один? Выходит, в могучем теле слабый дух?..
Отбросив полог, Артем увидел голубой квадрат неба и красный флаг поселкового Совета, левее флага — купол водонапорной башни. Над ним носились стрижи. Они свили себе гнездо на башне. Иногда, словно черная молния, один из них устремлялся с неба на купол и исчезал в невидимой снизу щели.
Натянув синие спортивные штаны, он полуголый выскакивает на заваленную строительным материалом и мусором лужайку. Яркая зеленая трава буйно растет на свободных клочках земли. В огороде взошли картошка, лук, укроп, морковь. Это сосед дал семян, и Артем впервые в жизни все это сам посадил. Сосед сказал, что земля не терпит бесхозяйственности и ему будет очень неприятно видеть, если чертополох оккупирует десятилетиями ухоженную землю.
Достав из колодца ведро ледяной воды, Артем стал, фыркая, умываться, плескать на шею, плечи, грудь. Иногда он морщился, прикасаясь к синякам. Великое дело — привычка. Хотя ныли мышцы, ломило в боку, Артем тем не менее сделал зарядку.
Послышался негромкий смех. Артем обернулся и увидел, как тоненькая девичья фигурка спряталась за поленницу в соседнем дворе. Это пятнадцатилетняя дочь Николая Даниловича — Маша. Вместе с одноклассниками она целый месяц работала в совхозе на производственной практике. И вот на днях вернулась. Наверное, со стороны смешно смотреть на него. Интересно девчонке: что это за странный бородач тут объявился?
4
Днем у калитки остановился невзрачный мужичонка в гимнастерке и кепочке блином. Наклоняя голову то на один бок, то на другой, долго разглядывал сруб. Лицо хмурое, губы шевелятся, будто разговаривает сам с собой. На Артема — тот вставлял в отремонтированную раму стекло — не обращал внимания.
Рядом с ним стоял великолепный фокстерьер и, задирая бородатую морду, смотрел на него смышлеными глазами. Артем бросил работу и уставился на эту странную пару. В поселке много было собак, в основном дворняги. А тут фокстерьер! И еще при таком неказистом хозяине.
Сняв кепку, мужичонка поскреб лысеющую голову и длинно выругался. Он даже сплюнул в сердцах. Разделяя его негодование, пес тоже негромко рыкнул.
— Вы ко мне? — спросил Артем.
Хозяин собаки, бормоча что-то под нос, нехотя толкнул калитку. Теперь Артем разглядел его как следует: роста среднего, с бугристым багровым носом и мутноватыми, неопределенного цвета глазами. На загорелом с шелушащимися скулами лице щетина.
Вслед за ним степенно вошел и пес. Ошейник у него был из отличной кожи и украшен никелированными бляхами. Если хозяин был одет кое-как, то пес гордо блистал своим дорогим ошейником.
— Здравия желаю, — буркнул мужичонка.
— Как вас величать?
— Хоть горшком назови, — не очень-то приветливо ответил человек, присаживаясь на бревна. — А его, — он глянул на собаку, — зовут Эдуард, антиллигент, значит... Я его стал называть Дурак, так обижается...
Пес и вправду, услышав свое прозвище, поднял голову и, поглядев на хозяина умными темными глазами, заворчал, показав белые клыки.
— Не любит, когда дураком обзывают, как и человек... Не гляди, что скалится — не укусит. Еще ни одного человека не укусил, а люди боятся. Вид у него такой сурьезный.
Эдуард — странное имя для собаки — зевнул и улегся у ног хозяина. И даже глаза прикрыл. Только стриженые уши вздрагивали.
— Мой дед случайно не остался вам должен? — улыбнулся Артем. Больно уж ершистый вид у мужика.
— Дед твой, царствие ему небесное, никому не должен, — сказал мужик. — А вот я у него в долгу...
— Кто же вы?
— Спроси что-нибудь полегче, — ухмыльнулся мужик. — Слыхал такую поговорку: и швец, и жнец, и на дуде игрец? Вот и я из этого роду-племени... А ты, слышал, художник? Дед твой как-то говорил... Солдат и художников сразу узнаешь: солдат в форме, а художник при бороде... Правда, ты на Андрей Иваныча здорово смахиваешь. Артиста я тоже сразу определю: барская физиономия, гордый такой, при шляпе, а за душой и на маленькую не наскребешь...
— Сердитый ты... — Артем тоже стал называть его на «ты».
— Сердитый... — возразил мужик. — Ты меня только увидел, а уже туда... характеризует! Может, я сроду такой. А кличут меня Васькой-плотником... Ну, а ежели тебе так несподручно — зови Василь Гаврилычем, только я не обижусь и на
Ваську-плотника.
— Василь Гаврилыч, дорогой! — обрадовался Артем. — Тебя-то я и жду!
— Знаю, что ждешь, — сказал Гаврилыч.
— Как же я тебя раньше-то здесь не видел? И собаку тоже?
—- Вчера только вернулся с Эдом из лесу.
— Что же ты там делал?
— Делал... -— Гаврилыч с сердцем сплюнул. — Корабельный лес губил. Переводил добро на дерьмо. Не бережем мы свое добро. Лес под корень, реки загаживаем... Слыхал, на той неделе в Вышнем Волочке какой-то сволочной заводишко разную пакость спустил в реку Цну? Три дня рыба шла кверху брюхом. Говорят, прямо в городе отравленный сом всплыл пудов на пять.
— Не слыхал, — сказал Артем.
— А, что попусту языком молоть! — махнул рукой Гаврилыч. — Когда-нибудь хватятся, да будет поздно.
Артем смотрел на этого ершистого мужика, и он все больше ему нравился С юмором, глаза умные. От носа к щекам ползли тоненькие склеротические жилки. Такие бывают у пьяниц. Волосы, как и глаза, неопределенного цвета, торчат седоватыми кустиками из-под добела выгоревшей кепчонки. Руки узловатые, мозолистые, в старых порезах.
— Гаврилыч, не посидишь смирно с полчасика, я твой портрет набросаю? — попросил Артем.
— Чего выдумал! — сказал Гаврилыч. — Не люблю я эти разные карикатуры. В прошлом году в поселковой газетенке намалевали меня... Тьфу! Вспомнить противно.
— Это будет не карикатура, а портрет.
- Предыдущая
- 22/67
- Следующая
