Записки мудрой стервы - Николаева Галина - Страница 2

• Предыдущая
• 2/67
• Следующая

Помню, на студенческой практике я попала на предприятие в отдел к трем дамам, у которых были точно такие же прически, как и у большинства сотрудниц означенного заводоуправления. Выбивалась из клише лишь одна дамочка, инженер-технолог, которая позже стала секретарем директора предприятия и о которой, уж не знаю насколько обоснованно, ползли разговоры о предосудительной ее связи с начальником. Дама эта ярко красилась, что ей, впрочем, шло; ее волнистые черные волосы свободно рассыпались по плечам; несмотря на очевидные сорок, она была подчеркнуто приветлива и наигранно весела (сейчас я назвала бы это «американской улыбкой»), носила облегающую одежду и явно была довольна собой. Между тем в испытательной лаборатории заводоуправления работала супруга директора завода – женщина из разряда тех, о ком можно сказать, что когда-то они были красивыми. И в свои восемнадцать я задалась вопросом: какие именно дефекты внешности отличают эту невзрачную серую мышь из лаборатории от яркой красавицы из директорской приемной? По сути-то и никакие. Прекрасно сохранившееся моложавое лицо минимум косметики сделал бы не таким отталкивающе скорбным и недовольным, гадкого цвета бежевый форменный халатик прекрасно оживился бы яркой косынкой, а заколотые в стародевический шиньон волосы в свободной прическе могли бы выглядеть так же эффектно, как и у ее соперницы. Но, похоже, эту благонравную и вечно хмурую даму страшно оскорбила бы сама даже мысль о том, что волосы можно покрасить или просто хотя бы чуть свободнее уложить. Да и вообще на том заводе царили странные нравы. Тогда уже появилась редкая по тем временам специальность директора по маркетингу, и из столицы на завод приехал специалист с супругой, которая тоже стала работать в заводоуправлении. Эти двое просто шокировали поначалу местный инженерно-технический бомонд: он появлялся на рабочем месте в малиновом свитере и с пышным каре вместо традиционной «советской» короткой стрижки. Она же ходила на работу в длинных трикотажных платьях, которые великолепно сочетались с ее черными длинными локонами, спускающимися на плечи из-под черепахового гребня. Нашим дамам – искренним сторонницам джинсовых юбок и турецких свитеров, как вполне приличной одежды («все как у людей») – это опять же казалось чем-то вроде верха бестактности.

Но, замечу в скобках, все мужчины завода, абсолютно все, провожали глазами именно этих двух женщин – директорскую секретаршу и супругу специалиста по маркетингу. С остальным же женским народонаселением они, подвыпив и осмелев, кокетничали и заигрывали, похлопывая коллегу по щечке и отпуская ей комплименты типа «Ох и прилег бы я сейчас с тобой!» Меня с моим девичьим максимализмом это невероятно возмущало, я не могла понять, как все эти бесформенные и обрюзглые тетки смогли вот так разбазарить свою женскую суть. Кино про красивую жизнь они, что ли, не смотрят? Те самые фильмы, где фигуру стройной сорокалетней дамы, чей лоб уже изборожден морщинами, обтягивают элегантная деловая юбка и приталенный пиджачок, где дама эта умело пользуется тонкими духами, нежится в ванной с ароматной пенкой, вдохновляется романтическим французским шансоном, а не сборками «Русская дискотека». Но потом я поняла, что, сознательно либо подсознательно, большинство знакомых мне женщин стремится к утверждению в себе антигероини, не стыдясь своих пухлых ножек, обтянутых несвежим трико, во время похода в магазин. «Я не кинозвезда, я простая женщина, и я должна сделать все для того, чтобы каждый, кто меня видит, немедленно это понял», – кажется, множество женщин готовы написать это у себя на лбу. Допускаю, что это стремление к «честному» уродству укоренилось в психологии рядовой женщины еще во времена расцвета послереволюционной социалистической романтики и насаждения соответствующей ей морали («Прошу заменить мое буржуйское имя «Наташа» на пролетарское имя «Кувалда»). Принцип «не высовывайся» очень многие трактовали во времена моей юности и продолжают трактовать сейчас как запрет быть красивой.

Что до девочки Оксаны, о которой шла речь выше, замуж она все-таки вышла, я недавно встретила ее в городе, с очень некрасивым мужем и некрасивым ребенком. Она шумно радовалась встрече, тараторила без умолку, а я смотрела на ее дорогое, но уродливо сидящее на ней модное стеганое пальто и все те же ошметки кудряшек вокруг мясистого широкого лица-«лопаты». И по инерции думала о том, как несложно было бы все это облагородить.

Вообще-то я люблю встречаться с бывшими одноклассницами, хотя иногда приходится прикладывать усилия для того, чтобы скрыть ужас в собственном первом взгляде. Так и хочется возопить – где же твои зубы? Чем же ты так разъелась? Неужто у тебя нет ничего, кроме этих ужасных белых «дутых» сапог? Особенно удивляют встречи с бывшими девочками-вамп. В каждом классе есть такие девочки – с ними хотят встречаться абсолютно все мальчики, игнорируя других одноклассниц, они всегда – королевы школьных танцулек. Сейчас они, все эти мои девчонки, замужем за мужчинами, которые мне кажутся одним сплошным недоразумением, они остригли свои замечательные косы и сделали эти дурацкие завивки… и я люблю приводить их в шок вопросом вполголоса: «А с личным как?»

Могут мне, конечно, возразить – каждый человек волен выбирать свой путь, соответственно каждая женщина вольна выбирать свою модель семейной жизни. И, наверное, абсолютно справедливо то, что многие девочки в 14 – 15 лет настраиваются на твердо обозначенную программу жизни: в 19 – выйти замуж за мальчика из соседнего двора, в 20 – родить первого ребенка, в 22 – второго, потом работать, работать, работать, чтоб в квартире чисто, и накормлены чтоб, каждый вечер ужин из двух блюд, утром подъем ни свет, ни заря – семейство на работу да в школу выпроваживать. Ну и что, что от постоянных этих хлопот огрубели лексика и манеры, ну и что, что нет никогда времени на утренний макияж, ну и что, что вздумай кто-нибудь назвать вас «обворожительной», «сексапильной», ваш муж разразился бы гомерическим хохотом? В конце концов, на такой вот бытовой рутине держится земля… но почему так много разводов именно в такой среднеклассовой среде, почему только ругают, а не хвалят своих мужей подобные дамы в обеденный перерыв на работе и почему мужья этих дам отнюдь не считают, что они шествуют триумфаторами по своей одной-единственной жизни? Скорее, как пришлось, так и живем.

Наверное, очень многие юные девушки оскорбились бы, услышав, что, готовясь к свадьбе с избранным ими молодым человеком, они собираются связать свою жизнь с абсолютно не своей половиной, более того, невольно закладывают фундамент будущего безвременья, в которое превращается, чаще всего, последующая семейная жизнь.

Самоанализ у нас – занятие интеллигентское. Большинство 17 – 18-летних девчонок вряд ли утруждают себя рефлексиями на тему: «Чего же я действительно хочу?» Конечно, с одной стороны, занятие это – мартышкин труд. Все равно через пять-шесть лет семейной жизни не только девичьи мечты, как правило, забываются – ни одного нежного момента из предыстории брака уже на память не приходит.

Традиция «женщина-тоже-должна-работать» у нас сказывается очень неприятной стороной – подсознательно родителями, просто взрослыми людьми девочке, девушке закладывается в голову страх не успеть, даже не то что не успеть, а просто не суметь рационально использовать то время, которое биологически-социальная биография отвела ей на «гули». Что говорят, например, мамы своим дочкам, отправляя их поступать в университеты-институты? Парня хорошего надо присмотреть к концу первого курса, замуж за него следует идти на третьем, а ребенка можно заводить примерно на пятом. Как-то не допускается вариант того, что на поимку парня и приведение его в загс может быть отпущено не три-четыре года, а куда больше, что само по себе несправедливо и непропорционально, ведь брак, если он, как того желалось, удачен, тянется все 30 – 35 лет.

• Предыдущая
• 2/67
• Следующая