Возвращение в Сокольники - Незнанский Фридрих Евсеевич - Страница 29

• Предыдущая
• 29/67
• Следующая

– Ну нет, Станислав Густавович! – запротестовал Турецкий. – Что такое эти ваши законы природы?

– А то!

– Нет, что? – допытывался Турецкий. – Кто тогда будет судить людей? Самый сильный?

– Пусть хотя бы и он.

– А слабые что же? Слабые должны погибнуть?

– А по-вашему, должны погибнуть сильные?

– Ну нет, я не согласен, – сказал Турецкий.

– Как хотите. Этот спор давний. К слову сказать, вы тоже судите по праву сильных.

– Кто – мы? – спросил Турецкий.

– Ну, например, Генеральная прокуратура.

– Да почему же?

– А потому!… Но ваше право сильных – это опять-таки право большинства перед меньшинством. Право отары овец судить льва.

– И кто же тогда лев? – улыбнулся Турецкий. – Тот ли старый очкарик, который трахнул девушку в кустах, а потом прирезал ее?

– Заметьте, трахнул-то не одну.

– А какая разница?

– Их было штук двадцать! А это уже целое стадо антилоп. Навел шороху на весь город. Напугал всех добропорядочных мамаш и папаш. Вот он и лев!

– Но это же смешно! – возмутился Турецкий.

– Да, смешно, – согласился Зильбер. – Но не забывайте, что мы с вами – люди. А человек – это уже порча по сравнению с природой. Вот поэтому вам тихий очкарик и сделал то, что хотел. Кстати, этот боксер, как его… Не подскажете?

– Какой?

– Ну американец… Из головы вылетело. Не важно. Не помню фамилии. Так вот он тоже трахнул какую-то девушку. Помните ту историю? Боксер-профессионал.

– Тайсон? – подсказал Турецкий.

– Вот-вот, Майкл Тайсон! И что же? Где были прокуратура и все судьи Америки? Ну да, парню дали несколько лет, потом выпустили под залог, потом разрешили выезд и выступления. Почему? Потому что Тайсон – огромная фирма. На нем зарабатывает миллионы куча людей, это – бизнес. Его выпустили, а вашего очкарика они же элементарно приговорили бы к электрическому стулу. Ну как? – торжествующе посмотрел Зильбер на Турецкого. – Съели?

– Это частный случай… – забормотал Турецкий, уже окончательно побежденный напором и темпераментом ученого старца.

– Да никакой это не частный случай, – поморщился Зильбер. – Это – закон, поймите вы! Единственно верный и признаваемый во всем мире закон. Закон силы, закон природы, в которой, при внешней простоте, все устроено вовсе не так уж и просто.

– Ну нет, – сказал Турецкий, – нет…

Он не знал, что ответить Зильберу.

– Не убедил? – хитро посмотрев на Турецкого прищуренным глазом, проговорил Зильбер.

– Нет.

– Ладно, бог с вами. Только не думайте, что я сам живу по этим законам. Нет, наоборот, я как раз – старый непротивленец, и если есть на моей совести несколько мелких грешков, то не больше, чем у других добропорядочных граждан. А вы… вы, Александр Борисович, придет время, доживете до моих седин – вспомните. Но поймите главное: тот, кто вам скажет, что все просто, достоин того, чтоб ему плюнули в физиономию. И это – истинная правда. Можете даже сослаться на меня, доктора медицинских наук, профессора Зильбера Станислава Густавовича. Вашего покорного слуги.

К чему теперь вспомнились старик и, особенно подробно, беседа с ним? Какие ассоциации вернули в прошлое, не такое уж, впрочем, и далекое? Вряд ли с ходу ответил бы Александр Борисович. То, что бандиты, с которыми он разговаривал и коих представлял этот Иван Иваныч, живут по своим понятиям – так они для себя определяют и законы, – несомненно. И, возможно, полагают, если судить по Зильберу, что сильные – именно они. А остальные, как стадо слабых, судит их по другим понятиям, по своим собственным. И ты, Александр Борисович, в их глазах, так уж получается, олицетворяешь это стадо, все-таки очень опасное для них. Вот и хотят они избавиться от тебя – откупившись. Поскольку считают, что те три сотни тысяч баксов – достаточная компенсация для твоей «непримиримой» совести. И верно. Как ответил тот алкаш, которому продавщица винного отдела посоветовала купить вместо бутылки водки рубашку, зима же на дворе: «Не надо, Тома, здоровье дороже…»

Вот и они полагают, что твое здоровье, «важняк», тебе дороже. И не так уж и не правы. А здоровье твое – это деньги, «капуста», «хрусты», «зелень», которых у них много, а у тебя практически нет совсем. За малым исключением. Ты же взяток не берешь, тебе в этом смысле «за державу обидно». Так вот, чтоб без обиды, рыночная стоимость которой по нынешним временам определяется довольно точно, тебя и пригласил этот «мягкоголосый» Иван Иваныч, которому, в свою очередь, приказал новый Черный Абдулла: «Договорись с таможней!» Сперва – мягко. А потом? Есть много способов заставить человека сделать так, как хочешь именно ты. И понимающий это, подчиняясь инстинкту самосохранения, выбирает из двух зол меньшее. Верно: лучше быть одну минуточку трусом, чем всю жизнь покойником.

Интересно, а какой вывод сделал бы старик Зильбер из случая с Нонной? У них мог бы получиться любопытный диалог, который стоило бы так и назвать: шлюха и психиатр…

Все забудется в конце концов. Как однажды выпадет из памяти и случайный Георгий Фролович. Да вот и совесть – по понятиям – явление временное, малообъяснимое, и лучше б ее вообще не было. А если все-таки есть, ну пусть поболит, а потом пройдет. Как все в жизни. Кажется, это выражение Нонны, ее постоянный рефрен.

«Чудовищно: шлюха и психиатр! И оба – философы! Да, им было бы вдвоем интереснее, чем со мной. А мне, – сказал Турецкий, – с ними – нет…»

Пo его мнению, нечто, заложенное в него изначально, он еще не растерял на дороге жизни… Дурак, что ли? Нет, дуракам много проще! Разве что частный случай? В самом деле…

Несмотря на некоторые превратности вчерашнего дня, верный своему служебному долгу, как ни выспренно это звучит, Турецкий все-таки провел вторую половину вторника в архиве. Согласно указанию, или поручению, или предписанию заместителя генерального прокурора Меркулова. К вящей радости и Георгия Суреновича, и Максима Петлицына.

Первый получил в лице «важняка» незаменимого помощника в разгадывании кроссвордов.

Второй – возможность задавать любые вопросы, даже идиотские, на которые Александр Борисович, вспоминая себя, такого же молодого и неуемного в получении информации на халяву, отвечал с терпеливой и снисходительной улыбкой. Хотя кошки на сердце скребли основательно…

– Химическое вещество, пять букв? – провозгласил в очередной раз Георгий Суренович. – Первая «ка».

– Калий, – с ходу ответил Турецкий.

– Верно! – восхитился Георгий Суренович. – Хотел спросить вас, Александр Борисович. Вопрос важный! Вы никогда не пробовали сочинять кроссворды?

– Сочинять? – Турецкий сделал вид, что не понял. Действительно, «важный вопрос»!

– Да, именно сочинять, ведь это такое сложное искусство! Один мой знакомый из Еревана сочинял великолепные кроссворды. Он даже сделал на этом себе некоторое состояние. Небольшое, конечно, так себе. Поставил дело на конвейер, разжился учениками. Я думаю, у вас бы получилось. У вас острый аналитический ум!

– Спасибо, – поблагодарил «важняк». – Вы хотите, чтоб я тоже разжился?

– Э нет! – покачал головой Георгий Суренович. – Сейчас на этом не разживешься. То было первое время, самое первое время, когда все только начиналось! Теперь выгоднее выписывать какие-нибудь местные газеты и просто передирать кроссворды оттуда, выдавая их за свои. Так тоже делают.

– Надо же! Видимо, совсем совесть потеряли?

– Вы правильно понимаете, Александр Борисович. Я ж говорю, что у вас бы обязательно получилось… А я вот пробовал сочинять, – мечтательно добавил Георгий Суренович. – Скрывать не буду. И что же? Знаете, сколько усилий?

– Сколько?

– Очень много! А результат? Ноль! Полное, полное фиаско.

– Может, стоит снова попробовать? – предположил Турецкий. – Поучиться. Не все же дается вот так, с ходу. Долго вы учились этому?

– Нет-нет, бесполезно! – засмеялся и замахал руками Георгий Суренович. – Для этого нужен особый талант. А еще выяснилось, знаете, что сочинять кроссворды не так уж и интересно. Вот отгадывать их! И это разочаровало меня еще больше.

• Предыдущая
• 29/67
• Следующая