Выбери любимый жанр

Убийство в состоянии аффекта - Незнанский Фридрих Евсеевич - Страница 13


Изменить размер шрифта:

13

Начинался час вечерних «пробок» на улицах. Если поздно приедет – могут отказать. Скажут, правила, то, се... Да нет, сообразил, не скажут. И везде-то у тебя, Гордеев, знакомства. Был бы ты жуликом – из любой бы ситуации вывернулся. Большие бы деньги зарабатывал. Жил бы ой как богато... Эх, опять старая песня. А кто это, господин адвокат, всего несколько часов назад желторотому следователю про справедливость и торжество законности вкручивал? Той самой законности, которой без честных юристов полная хана придет. А когда придет она – эта хана законности, – то и всем нам, людям то есть, тоже хана. То-то.

А по фене-то ты, Гордеев, слабоват. Любой урка тебя на смех поднял бы. А вот туда же – чем ближе тюрьма, тем больше на язык словечек всяческих лезет. А словарь-то соответствующий ограничен. Так-то. Впрочем, и слава Богу.

А ты-то куда, придурок, на своем «Москвиче»?! Ну вот, встали. Пробка. Так и знал. Ну почему именно в этом месте, в двух кварталах от Матросской Тишины – пробка? Неужели все так туда торопятся? Ну ты же, Гордеев, торопишься, может, и у других там дела.

Адвокат усмехнулся. Потом вытащил сигарету. Нет, и так больно много этой дряни в легкие напихал за последнее время. Черт, ну как же они все-таки там, в прокуратуре, не заметили таких важных подробностей? Не заметили или не хотели заметить?

Ведь ясно, что если у убийцы на момент совершения преступления на теле синяки, свежие ссадины – значит, между ним и жертвой была борьба. И нешуточная. Но это еще полбеды. Странно было бы, если бы никакой борьбы не было.

Но ведь на лице и груди жертвы, на одежде обнаружены следы чая. Что ж он так неаккуратно чай-то пил? Ну, допустим, пил вперемешку с коньяком – могла и рука дрогнуть. Да ведь коньяка-то выпили немного – бутылка только почата была. И Коробков, когда приехали забирать его, вполне трезв оказался. Значит (ну, давай, давай, чего встал, заводи свою керосинку – еще полсотни метров вперед продвинемся), этот чай ему в лицо выплеснули. Коробков выплеснул, которого, если родственникам верить, из себя вывести – постараться нужно было. А если верить безоговорочно, никто и никогда, как ни старался, вывести из себя Владимира Коробкова не мог.

А может, сказки все это? Старухи в нем души не чают. Ну и, конечно, он у них безгрешный: тихий, покладистый, справедливый...

Справедливый? Справедливый... А может, не зря он своему корешу в лицо чай выплеснул? Может, стоил того дружок-то?..

Стоп! Никаких необоснованных догадок. Вот и доехали. Нормально, Гордеев. Сейчас увидим твоего подзащитного, посмотрим, что это за птица.

Может, бандит, каких мало. Зверюга. Человека убил и не поморщился. А сейчас придумывает, как бы ему судей разжалобить. Впрочем, это тоже догадки. Да что ты, Гордеев, суетишься? Сейчас многое выяснится...

Еще до того, как войти в здание знаменитой Матросской Тишины, Юрий Петрович поймал себя на том, что ему очень интересно, по-человечески любопытно, каким окажется его подзащитный, загадочный Владимир Коробков...

Разумеется, часы, в которые заключенным разрешено встречаться со своими адвокатами, уже прошли. Вот так – понадобится тебе шкуру свою спасти, последний шанс у тебя, а время неурочное.

Хорошо хоть по разным местам разбросало бывших сокурсников (странная штука жизнь – еще недавно ведь думал об этом с горечью). Есть такой знакомый и в Матросской Тишине. Невелика шишка, но все-таки помочь сможет. На месте? Тогда передайте, что его желает видеть адвокат Гордеев. Юрий Петрович Гордеев. Да, правильно.

Глава 6

Сев в машину, Турецкий понял, что страшно голоден.

Сколько он успел выкурить натощак? Лучше не считать...

Перед глазами замаячил аппетитный сэндвич, приготовленный руками жены: каждый слой щедро пропитан кетчупом, переложен ломтиками сыра, бекона, кольцами свежего огурца и лука. Вкуснотища! Даже в желудке засосало.

Турецкий посмотрел в окно.

– Останови-ка здесь, – попросил он водителя. С утра он решил вызвать служебную машину, и теперь беспечно покуривал на заднем сиденье.

Являться натощак в прокуратуру – дурная примета. Не так уж сильно он запоздает, если позавтракает.

Пробежав пешком полквартала (ближе негде было припарковаться), Турецкий приметил вывеску ресторана-бистро. Над дверью, когда он вошел, зазвенели китайские колокольцы. Зал показался ему уютным, запахи аппетитными, очередь у стойки недлинной. Он заказал рубленую котлету с картошкой, жюльен, апельсиновый сок, кофе и ватрушку. Завтракать пришлось задом наперед: сначала подали сок и ватрушку, затем кофе, а за котлетой пришлось дополнительно бегать к стойке. Жюльен приготовили последним. Он был горячим и обильно-грибным, что искупало задержку.

Две подружки студенческого вида, за чей столик подсел Турецкий, прервали свой щебет и стрельнули глазами в его сторону. Физиономия соседа показалась им привлекательной, потому что обе, словно невзначай, покосились в сторону зеркала, поправили прически, промокнули салфеточками накрашенные губы и принялись прихлебывать свой кофе маленькими глоточками.

Эти невинные знаки внимания заставили Турецкого почувствовать себя снова на коне.

«Зачем они так сильно красят волосы? – подумал он о своих соседках и вообще о всех нынешних девушках. – Ведь у них еще нет ни единого седого волоса. Искусственный цвет их старит. Им приходится часто пользоваться румянами, чтобы не выглядеть бледными на фоне собственных ярких шевелюр».

– Ты допила? – спросила «баклажанная» соседка свою «махагоновую» подругу.

– Да.

– Тогда идем.

Оживленно болтая, девушки подхватили свои художественные папки, сумочки и, бросив в сторону Турецкого прощальные взгляды, побежали к выходу.

Турецкий дожевал котлету. Выпил сок. Посмотрел на часы.

Проходя мимо зеркала, взглянул на свое отражение и заметил, что спросонья надел к пиджаку не тот галстук. Пиджак был сегодняшний, то есть тот, который жена повесила на плечики перед его носом, чтобы утром он не искал, что надеть. А галстук он вытащил из шкафа вслепую и выглядел в нем теперь как попугай.

В машине он снял галстук, скатал трубочкой и сунул в карман пиджака. Затем аккуратно протер губкой туфли. Проходя по коридору Генпрокуратуры, он уже чувствовал себя свежим и бодрым, словно только что из дому.

Первым долгом надо было доложиться у Меркулова. Тому тоже выпала бессонная ночь.

Меркулов был у себя в кабинете.

Пока Турецкий докладывал о поездке на Рублево-Успенское шоссе и результаты осмотра квартиры покойной, Меркулов не задал ни одного вопроса. Сидел неподвижно, уставившись в одну точку где-то на полу сбоку от стола. Турецкий, сидевший лицом к окну напротив Меркулова, впервые заметил, что подоконник в кабинете шефа густо заставлен горшками с цветами. Белая герань, фиалки, кактусы разных пород, и все усыпано цветами.

«У него новая секретарша», – решил про себя «важняк».

– Вот так обстоит дело в общих чертах, – вслух подвел он итоги.

Меркулов кивнул.

– Ты тоже думаешь, что покойная была лю... Что она была связана с Разумовским? – понижая на фамилии премьера голос до минимума, спросил Меркулов.

– Да. В этом нет ни малейших сомнений.

– Была или и сейчас ею являлась?

Вопрос был сформулирован без претензий на академичность грамматики, но суть Турецкий ухватил.

– Не знаю. Обыск в квартире еще продолжается. Ищем письма, записки, блокноты... Все, что может служить доказательством.

– Вот-вот. Это правильно.

Меркулов потер щеку, словно у него зуб заболел.

– Ненавижу я связываться с нашим правительством, – признался он. – Гнилое дело.

Турецкий не возражал. Дураку ясно, что гнилое.

– Саша, я тебе доверяю. Я знаю, ты сможешь...

И против этого Турецкий ничего возразить не мог.

Приятно, когда начальство в тебя верит.

– Максимально придерживай информацию. Как только об этом раструбят по телевизору, нам на хребет наступят железной пятой.

13
Перейти на страницу:
Мир литературы