Орден последней надежды. Тетралогия (СИ) - Родионов Андрей - Страница 77
- Предыдущая
- 77/315
- Следующая
Сам Этьен вовсе не счел происшедшее подвигом, он и слов?то таких не употреблял, к тому же числил на счету десятки куда более опасных дел. Французский народ отблагодарил отважного гасконца по?своему: вплоть до Великой Революции лицо Ла Гира красовалось во всех карточных колодах. Вглядитесь в червового валета былых времен, это он и есть.
Забегая вперед, заметим, что Орлеанская Девственница в том славном пантеоне заняла место пиковой королевы, а мать ее, Изабелла Баварская, – королевы червовой. Вот что является истинным показателем народной любви и популярности, а потому какая разница, что понаписывали о «героях былых времен» историки?
Тяжелораненого графа Дюнуа едва успели спасти верные оруженосцы. Вороной жеребец вынес беспомощного хозяина в последний момент, тот лежал поперек седла, не подавая признаков жизни. Еще на поле боя графу выдернули бронебойную стрелу из правого бедра, которая с вызывающей легкостью пронзила тяжелый рыцарский доспех хваленой немецкой стали. Увы, увесистый трехгранный наконечник остался в глубине раны, английские лучники умышленно крепили их к древкам кое?как, рассчитывая именно на такой исход. Позже, уже в Орлеане, в поисках застрявшего в кости наконечника хирурги искромсали все бедро, затем рана нагноилась.
Капитан Фастольф приказал бросить на месте разбитые французскими ядрами телеги, а сам с богатыми трофеями, в том числе захваченными на поле боя пушками, спокойно продолжил путь. Он таки довел большую часть обоза к осаждающим город войскам, исполнив данный ему приказ. Как ни странно, герцог Бедфорд ничем не отметил сэра Фастольфа за победу, случившееся сражение британцы и за битву?то не посчитали.
Облагодетельствованные десятками брошенных телег с едой, жители окрестных французских деревень долго вспоминали сражение как День селедки. Качественно просоленной рыбы из разбитых бочек высыпалось столько, что хватило чуть ли не на полгода интенсивного питания. А остальная добыча – от досок и колес до вполне целых бочек и мешков? Плюс одежда и обувь, снятая с убитых. Да мало ли что забитый, живущий в страшной нищете серв может подобрать на поле боя, чтобы удачно приспособить в хозяйство! Еще и триста лет спустя пейзане праздновали двенадцатое февраля, выставляя на столы соленую селедку.
Шарль Бурбонский граф Клермон, узнав о страшном разгроме, дрогнул и спешно повернул назад, не рискуя преследовать опасный обоз. Беззащитная поначалу дичь обернулась хищником с острыми клыками и стальными когтями. Еще можно было настичь ослабленный боем английский отряд на марше, когда он беззащитен, уничтожить захватчиков, если бы не одно но. Граф Клермон лишь накануне получил золотые рыцарские шпоры, а проиграть первый бой – плохая примета. Вот если бы была гарантия победы, а так… Уж лучше отступить, рассказывая всем встречным?поперечным о силе и могуществе британской короны.
Франция вновь погрузилась в ступор, а из осажденного Орлеана начали потихоньку разбегаться войска. Горожане, поначалу смотревшие на королевские войска и шотландских наемников как на заступников, начали роптать. Люди попросту не понимали, почему, вступив в бой с пушками и троекратным превосходством в людях, французы вновь проиграли. Добавляли неразберихи английские шпионы, назойливо твердившие на всех перекрестках о предателях?дворянах, готовых вот?вот сдать город британцам.
Дошло до того, что городское ополчение с боем попыталось отогнать охрану ворот, чтобы военные не смогли открыть их англичанам. Постепенно горожанами овладела апатия, а шотландские наемники незаметно исчезли из обреченного города. Всем в Орлеане было ясно, что наступает конец.
– Сражаться бесполезно, – уныло твердили горожане. – Англичане и в самом деле непобедимы.
Когда речь зашла о том, чтобы вынести англичанам ключи от города и сдать Орлеан, тяжелораненый граф Дюнуа попросил вытащить носилки на городскую площадь.
– Французы, – просто сказал он, – я знаю, мы потеряли последнюю надежду. Все, чего прошу, – потерпите еще чуть?чуть, ибо было мне видение: грядет Избавительница. Обещанная пророчеством Дева Франции в белых доспехах и на белом скакуне, а в деснице ее полощет на ветру стяг королевского дома, золотые лилии на лазоревом фоне.
– Избавительница, грядет Избавительница, – передавали друг другу измученные осадой люди, плечом к плечу заполонившие городскую площадь.
И тогда впервые прозвучало из чьих?то уст:
– Орлеанская Дева, спасительница и заступница! Оборони нас и защити!
Святой воин
Моей Надежде
Пролог
1424?1427 год, Англия – Бургундия.
Боже, благослови женщину!
После бронзового века настал век железа, господство пара сменилось электричеством, и тут кого?то осенило, что женщины – тоже люди. К этой дерзкой, даже крамольной мысли постепенно привыкли, и ныне самому отпетому скептику точно известно, что именно с них, красивых, все и началось. Оттуда пошла славная земля русская, и дикие степи половецкие, и столь чудные для взыскательного европейского взгляда ступенчатые пирамиды ацтеков. Хочу заметить, что понимание пришло не сразу, прозревали мужчины долго.
Женщины не делали изобретений, которые перевернули бы вверх тормашками весь мир. Не по плечу им создание философских концепций, абсолютно по барабану, к чему придет (и придет ли вообще) наша цивилизация в грядущем. Мозг женщины признает лишь конкретное знание, а потому она гораздо охотнее размышляет о настоящем, в основном – о себе, любимой. В последние двести веков женщинам удалось всего одно изобретение, пусть коллективное, но зато какое! Они выдумали не просто любовь, отнюдь, считать так значило бы впасть в заблуждение. Женщины постигли, как править человечеством с помощью любви, а это, согласитесь, нечто принципиально иное.
Грациозные существа, глубокой верой в собственную исключительность как две капли воды похожие на кошек, лживыми посулами и страшными угрозами выманили нас, мужчин, из просторов прохладных тенистых лесов и таинственных глубин непролазных болот, а затем безжалостно швырнули в каменное чрево огромных городов. С тех пор мы мучаемся от духоты и тесноты, плавимся в асфальтовых джунглях, сходим с ума в автомобильных пробках, томимся в театрах и картинных галереях, а ради чего?
Кто в итоге выиграл оттого, что мужчины создали цивилизацию? Ответ очевиден: женщины. Нам, небритым и лохматым, было комфортно и в джунглях каменного века. Минули безвозвратно чудесные времена, когда от кормильца требовалось лишь забить мамонта, на худой конец – шерстистого носорога, и месяц после того мужчина был полностью свободен. Мы, простодушные весельчаки, во весь голос распевали задорные песни, охрой и мелом разрисовывали стены пещер, гнали брагу из перебродивших фруктов и даже не подозревали, что беззаботному нашему существованию вот?вот наступит конец.
Но женщинам требовалось все больше и больше всяких замысловатых вещей и штучек, и в конце концов, утомленные беспрерывным зудом и скандалами, первобытные мужчины сдались. Это и было началом нашего падения, а женщины... что женщины? Они – торжествовали!
Красотки принудили нас создать духи, изящные мобильные телефоны и капроновые колготки. Устрашенные их надменным видом, многие из наших несчастных предков уединялись в самой глуби пещер и долгими годами ломали голову, как бы исхитриться и придумать нечто такое, чтобы вон та задавака наконец поняла, какой я молодец! Именно так мужчины изобрели колесо, огонь и электрофены для сушки волос.
Тысячелетиями одним мановением руки жены ссорили нас с друзьями, вертели нами, как хотели, и заставляли по воскресеньям выносить мусор и вытряхивать половички. А самые прекрасные из женщин ради пустой прихоти затевали кровопролитные войны, по их мимолетному капризу сжигались древнейшие города, стирались с лица земли целые цивилизации.
- Предыдущая
- 77/315
- Следующая
