Танцы на снегу - Лукьяненко Сергей Васильевич - Страница 49

• Предыдущая
• 49/86
• Следующая

Надо же. Ведь Лион на Новый год был еще ненормальным. Значит, все запомнил… Мы вначале сидели вдвоем, потом пришел Стась, а потом еще Рози и Роси… мы поехали в Камелот…

Я вспомнил авалонских друзей и загрустил. Плотный щит из веток, подвешенный на веревках над костром, отражал свет на лицах девчонок. Плясали красноватые отблески, дым обтекал щит и кольцом уходил в небо. Какая-то мелкая партизанка, восторженно глядевшая на Лиона, сомлела, положила голову на коленки подруге и задремала.

Тихонько поднявшись, я отошел от костра. Заглянул в шалаш к Семецкому, но скотовод надвинул на глаза щиток телевизора и что-то сосредоточенно смотрел, временами причмокивая.

Я пошел бродить по рощице, на всякий случай стараясь не выходить из-под кроны деревьев. Остановился на опушке. Вдали темнел Хребет Харитонова, на самом высоком пике редко-редко поблескивал красный огонек.

– Там метеостанция и резервный радиотелецентр Аграбада, – сказал кто-то совсем рядом.

Вздрогнув, я повернулся. И с трудом разглядел в темноте Наташу. Она сидела, подтянув коленки к подбородку, и смотрела на горы.

– Ты чего тут делаешь? – От испуга я начал грубить. Но Наташа ответила мирно:

– На горы смотрю. Красивые горы. Только там очень трудно… холодно и сорваться легко.

Присев рядом, я спросил:

– А тебе не страшно воевать?

– Страшно, – честно ответила Наташа. – Почти всем страшно. Дайянке не страшно, она нечувствительная какая-то. Кира и Мирта тоже говорят, что ничего не боятся. Но я думаю, они врут.

– У тебя храбрый дедушка, – сказал я.

– Да. И умный. Он с нами много говорил, прежде чем мы решили стать партизанами. Про Иней… и вообще.

– И уговорил.

– Уговорил. Он объяснил, что самая главная свобода всегда была внутри человека. В душе. Даже самые страшные тираны не могли отнять у человека право думать по-своему. А Иней пытается это сделать… и тут уже не важно, убьют нас или в зомби превратят. Все равно ведь это будем уже не мы.

– Угу, – сказал я. Хотя на самом деле подумал: если человека навсегда посадить в тюрьму, то это будет еще страшнее. Зомби ведь уже не понимает, что у него отняли свободу.

– А трудно быть фагом? – спросила вдруг Наташа.

– Что? Ну… когда как.

– Правда, что вы ничего не боитесь? Совсем?

Мне хотелось признаться, что я вовсе не фаг. Но делать этого было нельзя.

– Даже фаги боятся, – сказал я. – Особенно если не за себя.

Наташа едва уловимо в темноте кивнула.

– Тиккирей…

– Что?

– Знаешь, я думаю, что мы все погибнем, – сказала она. – Ну не сможем мы все время прятаться… а по нам сейчас одну ракету выпустить – и все.

– Вы же прячетесь.

– Все равно поймают. Мы, конечно, остерегаемся… вот сейчас костер жжем, потому что на вершине холма. А это гейзерные холмы, тут часто горячие источники бьют. Но нас все равно рано или поздно выследят. Если только Империя на помощь не придет.

Я молчал. Мне нечего было ей сказать, я не знал, когда начнется война с Инеем.

– Тиккирей… поцелуй меня, – вдруг попросила Наташа.

У меня даже дыхание перехватило.

– Я никогда не целовалась, – сказала Наташа. – Знаешь, обидно, если нас убьют, а я еще ни разу не целовалась. Ты меня поцелуешь?

– Э…

– Я тебе не нравлюсь?

– Нравишься… – сказал я, хотя ничего такого особенного в Наташе не было.

– Поцелуй меня. Один раз. – И Наташа повернулась ко мне.

Может быть, фагов и учат целоваться, а вот я тоже никогда по-настоящему не целовался! Мне захотелось вскочить и убежать, но трусить было стыдно. Потом я увидел, что Наташа закрыла глаза, и чуть осмелел.

В конце концов, меня же никто не заставляет на ней жениться!

Я осторожно прикоснулся губами к ее губам. Ничего особенного… только почему-то сердце стало тревожно колотиться.

– Уже все? – тихо спросила Наташа.

– Да…

– Спасибо, – неуверенно сказала Наташа.

И тут меня будто что-то толкнуло. Я потянулся к ней и снова поцеловал в губы. Вроде бы точно так же, но почему-то словно током ударило. Наташа, наверное, тоже это почувствовала и тихонько вскрикнула.

Я вскочил и бросился к костру. Остановился в нескольких шагах от круга света: вроде бы все по-прежнему сидели и слушали болтовню Лиона. За спиной зашелестели ветки – Наташка тоже бросилась бежать, но не к костру, а в шалаш к деду.

С часто бьющимся сердцем я присел к огню. Никто на меня и внимания не обратил. Мало ли почему потребовалось человеку на минутку отойти от костра.

На Карьере под куполами тоже течет речка. Но она замкнута петлей, и вода в ней фильтруется. На Авалоне и на Новом Кувейте реки были настоящие, я уже к ним привык, и они мне нравились куда больше.

Горная река, по которой мы спускались, оказалась совсем особенной.

Мы вышли из лагеря еще затемно, в четыре утра. Я, Лион и Наташа с двумя подружками. Семецкий попрощался с нами в лагере, обнял, сказал напутственно: «Узнают птицу по полету, иноходца по походке, человека – по делам. Удачи!»

Минут через сорок мы уже были у реки, вьющейся между холмов. Течение здесь было не такое стремительное, как выше, в горах, но река все-таки бурлила, пенясь на валунах. Порожек шел за порожком, сквозь чистейшую воду было видно каменистое дно. На обычной лодке тут проплыть было невозможно, но на берегу, замаскированный в скалах, стоял маленький скутер. На таких плавают в одиночку, но это для взрослых.

– Лезьте на сиденье, – скомандовала Наташа, когда мы спустили скутер на воду. Мы с Лионом сели друг за другом, она встала у рычагов управления. Помахала рукой девчонкам – они шли с нами, лишь чтобы проводить. Лица у Наташиных подружек были тревожными, видать, не так-то просто сплавляться по этой реке. – Держитесь крепче, – посоветовала Наташа. – Если упадете – все, конец.

– А пристегнуться тут нельзя? – спросил Лион.

– Ты что, со спутника свалился? Если скутер опрокинется, а ты будешь пристегнут – тебя по дну размажет.

– Спасательные жилеты? – предположил Лион.

– Нет у нас жилетов… все равно вода ледяная, сразу судорогой сведет… так что держитесь…

Наташа стояла, вся напрягшись, разминая руки на рычагах. Готовилась.

Мне стало жутковато.

– Поехали! – звонко выкрикнула Наташа. Я заметил, как напряглась ее спина, даже лопатки прорезались под тонким свитером. Наташа чуть наклонилась вперед, сзади опустились в воду сопла двигателя, и скутер рванулся.

Вот это была поездка! Я такое только в кино видел.

Скутер мчался вниз по течению, временами сопла вырывались из воды, и грохот водометов становился нестерпимым. Наташа плавно наклонялась вправо-влево, следуя за наклонами скутера. Мы знали, что надо делать точно так же, но как же трудно было подавить желание отодвинуться от воды – и почти ложиться на ревущие волны, под которыми угадывались острые камни! И все это – в неверном рассветном полумраке!

– Прыжок! – кричала Наташа. И мы взвивались в воздух, под оглушительный рев форсированных двигателей преодолевая очередной порог. – Расслабиться!

Мне хотелось повернуться и посмотреть, видны ли еще девчонки на берегу, машут ли они руками нам вслед. Но страшно было повернуть голову к проносящимся берегам. Я смотрел только в Наташкину спину, чувствовал, как напряжен Лион, сидящий за мной, ловил лицом брызги ледяной воды и увесистые оплеухи ветра.

Не знаю, сколько длился этот безумный спуск по реке. Но постепенно местность стала меняться. Скалы и холмы сменились пенепленом, исчезли торчащие из воды валуны, все реже и реже попадались пороги. Река становилась шире, а течение спокойнее.

– Все, теперь жить будем! – крикнула Наташа. Она была вся мокрая, с головы до ног. Нам тоже досталось, но меньше.

– Ты не простынешь? – крикнул я.

– Что? – Она слегка убавила мощность двигателя, рев перешел в свист, и говорить стало легче.

– Не простынешь?

– Простыну! – легко согласилась Наташа. – Ничего, дедушка вылечит. Тиккирей, ты не сердишься?

• Предыдущая
• 49/86
• Следующая