Тайга – мой дом - Кузаков Николай Дмитриевич - Страница 16

• Предыдущая
• 16/31
• Следующая

— Пошто из-за дерева? — Авдо поднимает на меня вопросительный взгляд.

— Безопасней.

— Если боишься, зачем в лес ходишь? Сидел бы дома на печке.

— Вот я и думаю, зачем занесло меня сюда.

— О леший, бойё. Город совсем кончил тебя, — качает головой Авдо. Лицо у нее строгое, но голос добрый, мягкий.

— Охотник — родня орлу. Орлу небо нужно, охотнику — тайга. В тайге сердце его закаляется. У тебя, бойё, сердце совсем старое стало. А человек со старым сердцем, что гнилой пень, никуда не годится. Иди в горы, и бури разбудят в тебе силы. Тогда ты снова узнаешь, что такое жизнь.

Авдо замолчала. В костре плясали огненные языки. С куста черемухи, кружась, падали огненно-красные листья. В холодном небе печально перекликались гуси, о берег с шумом бились волны.

А из синеватой дали на меня угрюмо смотрели горы. Кто знает, может быть, действительно они бы воспитали из меня хорошего таежника. Но теперь я уже опоздал. Я собрал ружье и щелкнул курками. Орлик прыжками подбежал ко мне и стал ласкаться, тыкаясь мордой в колени. Мы с ним вместе несколько дней, но уже подружились.

— Спасибо за Орлика, Авдо.

— Однако, потом спасибо скажешь, когда из леса придешь. Большой Орлик стал, но совсем еще молодой, шалопутный маленько. Учить его надо.

Слово «шалопутный» Авдо произнесла с какой-то особой теплотой, точно говорила о шаловливом и еще бестолковом ребенке. Я понимал ее. Авдо вырастила мне отличную собаку, но обучить, как надо, не успела, и это ее огорчает.

— А ты разве в тайгу не пойдешь? — спросил я.

Авдо ответила не сразу. Она смотрела через реку на горы, за которые спустилось солнце, охватив полнеба пламенем. Пять лет мы не виделись с Авдо. За это время внешне она почти не изменилась, только походка отяжелела, да в темных глазах застыла грусть.

— Теперь охотник из меня совсем негодный, — заговорила Авдо. В голосе была тоска. — Ноги силу потеряли. Глаза устали: соболя на дереве плохо вижу, стреляю мимо.

Слова ее болью отозвались в моем сердце.

— На одно ружье охотиться будем, — уговариваю я. — Ты места хорошо знаешь. Я буду стрелять. Что спромышляем, все пополам.

— Однако, не дело одним следом ходить. На душе худо будет: Авдо обузой стала.

— Пустое говоришь. Ходили же мы одним следом.

— Тогда я сильная была.

— Так я слабый был. Тайги не знал. Охотиться не умел. И теперь еще прошу помочь. Ведь лучше тебя нет охотника в округе.

— Спасибо, бойё.

Авдо сидела неподвижно, точно устала от этого разговора. А на лес опустились сумерки. В небе перекликались гуси и журавли. Все вокруг было наполнено их тревожным криком. Точно навсегда они прощались с тайгой, с этим удивительным и загадочным миром. От этого и на душе было тревожно. А еще, я никак не мог себе представить тайгу без Авдо. Только с ее легендами, сказками оживали эти горы, приобретали плоть и кровь и жили своей удивительной жизнью.

— Когда-то, шибко давно, в этих местах жил охотник, — заговорила Авдо. — Дочь у него была. И красоты такой, какой на всей земле не найдешь.

Однажды приходит на стойбище богатырь и говорит охотнику:

— Отдай мне дочь в жены.

Охотник ему отвечает:

— Однако, удаль свою покажи. Потом толковать будем.

И стал богатырь показывать свою силушку. Взмахнет пальмой — деревья, как травинки, падают. Ударит кулаком по скале — скалы на сто верст кругом, как песок, рассыпаются. Потом взял лук и пустил стрелу под облака, где орел кружил, — орел камнем упал к его ногам.

Смотрел охотник на богатыря, смотрел, а потом говорит:

— Однако, много лет прожил я на свете, но такой силы и ловкости не видывал. Спасибо тебе, таежный богатырь. Ответь мне на один вопрос, и я отдаю тебе дочь.

— Спрашивай, охотник.

— Скажи, кто на свете сильнее тебя?

— Таежный владыка Тангара наделил немалой силой медведя, только он для меня, как котенок. Крепки скалы, но рушатся от моего удара. Нет в тайге никого сильнее меня.

— Спасибо тебе за ответ. Но теперь, однако, ступай своей дорогой. Когда узнаешь, кто сильнее тебя, тогда и приходи.

Много-много прошло зим. Дочь охотника вышла замуж. Ее дети выросли, охотниками стали.

И вот однажды на стойбище пришел человек, весь белый, как земля зимой. Это был тот богатырь. Поклонился он старому охотнику и говорит:

— Много лет я ходил по земле, пробовал свою силушку. Всех побеждал. А вот старость не мог победить. Старость — сильнее меня.

Авдо замолчала. А вокруг сгустилась ночь. Хмуро стоял лес. В наступившей тишине еще печальнее стали крики гусей.

— Однако, я приду к вам на зимовье, — будто для себя сказала Авдо. — Поживу маленько, на душе легче будет.

— Спасибо тебе, Авдо.

Мы поужинали. Землю окутала ночная прохлада. Я лежу у костра на ветках. Авдо убрала посуду и шьет из пыжика безрукавку, она без работы минуты пробыть не может. Я прислушиваюсь к тайге.

— Говорят, к нам большую дорогу ведут. Правда это? — спросила Авдо.

— Ведут, от Байкала к Амуру. Города в тайге построят. Уголь, медь, железную руду добывать будут.

— Совсем охотников кончат, — вздохнула Авдо.

— Это почему?

— Парни в город уйдут. Там лучше жить.

— А тайгу не жалеешь?

— Добрый хозяин зачем тайгу губить будет. Дорогу в долинах проложат, горы охотникам оставят.

— Я перед отъездом с одним писателем разговаривал. Возмущается он, что люди тайгу потревожили. Говорит, что природа создала здесь рай. И люди веками живут в лесу как у Христа за пазухой. Не надо здесь ничего строить, пусть останется все так, как сотворил бог.

Авдо покосилась на меня, точно проверяя, серьезно ли я говорю.

— Совсем темный твой писатель, тайги не видал, жизни не знает. Мы, тунгусы, чуть не все померли. Я маленькая была. Когда звезда на землю упала, болезнь в лес пришла. В нашем роде только половина людей осталась. Соседний род совсем вымер.

Людская болезнь прошла. Потом на пятую весну олени заболели. Все пропали. Люди кору ели, шкуры варили. Шибко худо было.

Пошто так писатель говорит? Пусть приедет, поживет один в тайге, потом нам всем про рай скажет.

Признаться, я не ожидал от Авдо такого поворота мысли. И был рад, что она верит в разум человеческий.

Утром плывем смотреть переметы. Авдо сидит на носу лодки и с опаской посматривает на волны. Вода у нее вызывает страх, видимо, потому, что Авдо не умеет плавать, а еще и потому, что подводный мир для нее — тайна.

Причаливаем к косе. Авдо выбирает перемет, а я пошел за живцами, которые стояли под кустом в ведре.

— Бойё! — не своим голосом кричит Авдо. Оглядываюсь. Авдо в ужасе пятится от воды. Что случилось?!

Подбегаю.

— Однако, сам водяной попался, — со страхом говорит Авдо. — Не будет удачи нам.

В воде что-то сереет.

— В перьях весь, — говорит Авдо. — А разве в перьях рыба ходит?

— Давай посмотрим твоего водяного. Интересно. Ни разу не видел.

Тяну перемет. Крохаль. Ночью кормился, заглотил живца с крючком и задохнулся.

— О леший, — ругается Авдо. — Напугал старуху до смерти.

— А я один раз амаку поймала.

— Медведя? На перемет? В воде?

Авдо смотрит на меня, серьезно я спрашиваю или нет. Потом улыбается.

— Когда ты видел, чтобы амака в воде жил? Совсем испортил свои мозги в городе. Глупые вопросы стал задавать.

Война шла. Село Чайку знаешь? Там эвенкийский колхоз. Я пастухом работала. Весна пришла. Важенки-матки телиться стали. Повадился к нам амака. Придет ночью, задавит теленка, зароет в землю и уйдет. Назавтра другого задавит.

— Зачем зарывал он их? Ел бы.

— Амака свежее мясо не ест. Ему с душком надо. Пять телят задавил. Что делать? Мужиков на стойбище нет, а бабы боятся зверя: сидят в чумах заклинания шепчут. Мне самой страшно. Но надо что-то делать, погубит амака все стадо.

Набралась смелости. Взяла ружье, на дереве засаду сделала. Три ночи сидела, амаку караулила. Не пришел. Про себя думаю: «Шибко он умный, почуял опасность. Теперь ходить не будет».

• Предыдущая
• 16/31
• Следующая