Бесплодные земли - Кинг Стивен - Страница 9
- Предыдущая
- 9/136
- Следующая
Медведь завопил, в его вопле смешались боль, изумление и ярость. Из-под плотной завесы ветвей и иголок вынырнула здоровенная лапа, шлепнула по больному месту, потом оторвалась, вся в алой влаге, и снова исчезла из виду. Сюзанна представила, как под завесой ветвей чудище изучает свою окровавленную ладонь. Потом ветви вдруг зашелестели и зашуршали – это громадный медведь развернулся кругом, одновременно опускаясь на все четыре лапы, чтобы броситься на новоявленного врага с максимальной скоростью. Сюзанна увидела его морду, и сердце ее упало. Вся ряха в пене; глазищи горят как лампы. Косматая голова наклонилась налево… потом направо… и встала по центру, нацелившись на Роланда, который стоял, широко расставив ноги и крепко держа Сюзанну Дин у себя на плечах.
С оглушительным ревом медведь рванулся в атаку.
Повтори, что мы с тобой проходили, Сюзанна Дин, и на этот раз не ошибись.
Медведь могучим прыжком бросился прямо на них… как взбесившийся фабричный агрегат, покрытый ради смеха поеденным молью ковром.
Она похожа на шляпу! Такую маленькую стальную шляпу!
Она увидела эту штуку… но на ее взгляд на шляпу она была не похожа. Скорее – на радар-отражатель, уменьшенную версию тех тарелок, какие показывают в новостях в сюжетах о том, как доблестные американские парни на «Дью лайн» несут свою службу, дабы простые граждане могли спать спокойно и не бояться русских ядерных ракет. «Радар» был больше размером, чем камни, по которым она стреляла сегодня, но и расстояние до цели было гораздо дальше. Пятна тени и света пестрели повсюду, сбивая в прицела.
Я целюсь не рукою; та, кто целится рукою, забыла лицо своего отца.
Я не сумею!
Я стреляю не рукою; та, кто стреляет рукою, забыла лицо своего отца.
Я промахнусь! Я знаю, что промахнусь!
Я убиваю не выстрелом из револьвера; та, кто выстрелом убивает…
– Стреляй! – выкрикнул Роланд. – Стреляй, Сюзанна!
Она еще не успела взвести курок, но уже знала, что пуля вонзится в цель, направленная ничем иным, как отчаянным ее желанием попасть. Страх отступил. Осталась только холодная отстраненность и еще время подумать: Так вот что он чувствует. Господи… как он это выдерживает?
– Я убиваю сердцем, мудила, – сказала она, и в руке у нее громыхнул Роландов револьвер.
Серебристая штуковина вращалась на стальном стержне, всаженном в череп медведя. Пуля Сюзанны ударила прямо по центру радара, и он разлетелся сотней сверкающих на солнце осколков. Сам стержень исчез в неожиданной вспышке синего пламени, которое прошло по нему до самого гнездовища и на мгновение словно бы обхватило по бокам медвежью морду.
Тот пронзительно взвыл от боли и поднялся на задние лапы, судорожно молотя передними в воздухе. Потом закружился на месте, махая передними лапами, словно стремясь взлететь. Пасть широко распахнулась но на этот раз из его глотки вырвался не могучий рев, а жуткая трель, больше похожая на завывание сирены воздушной тревоги.
– Хорошо, – голос Роланда звучал устало. – Хороший был выстрел.
– Все? Больше не надо стрелять? – неуверенно спросила Сюзанна. Медведь продолжал носиться кругами, но теперь его заносило в сторону и перегибало пополам. Он запнулся о маленькое деревце, отскочил, едва не упал, а потом снова пошел кружить.
– Не надо, – сказал Роланд, обхватив Сюзанну за талию, приподнял ее и усадил на землю. Вся операция заняла пол-секунды. Эдди медленно полез вниз, но Сюзанна этого не замечала – она не сводила взгляда с великана-медведя.
Как-то раз в под Мистиком, штат Коннектикут, она видела в океанариуме китов. Они были гораздо крупнее этого косматого чудища… но то – морские животные, а если взять только животных суши, зверюги больше Сюзанна в жизни не встречала. И медведь, без сомнения, умирал. Его оглушительный рев превратился в какие-то влажные всхлипы, и хотя глаза его были открыты, он, похоже, ослеп: мотался по лагерю, не разбирая дороги, сбивая рейки, на которых были растянуты добытые шкурки, топча шалашик, который Сюзанна делила с Эдди, сбивая молоденькие и сухие деревья. Струи дыма растекались по стальному штырю в голове у медведя, как будто от выстрела у него воспламенились мозги.
Эдди добрался до нижней ветки сосны, спасшей, если так можно сказать, ему жизнь, и уселся верхом на нее, дрожа всем телом.
– Матерь Божья, Пречистая дева Мария, – выдохнул он. – Вот смотрю и глазам не ве…
Медведь развернулся к нему. Эдди проворно соскочил с ветки и со всех ног помчала к Сюзанне с Роландом. Медведь, похоже, его не заметил: шатаясь, как пьяный, он подошел к сосне, послужившей убежищем Эдди, попытался схватиться за ствол, но промахнулся и тяжело упал на колени. Теперь его всхлипы сменились новыми звуками. Эдди они напомнили грохот громадного двигателя, разваливающегося на части.
Громадное тело скрутило судорогой, выгнуло дугой. Медведь вскинул передние лапы и, словно взбесившись, вонзил острые когти себе же в морду. Брызнула кровь, кишащая червяками. Чудовище грохнулось оземь, так что земля содрогнулась, и больше не пошевелилось. После стольких веков исполинский медведь, которого Древние называли Миа – мир под покровом мира – все же нашел свою смерть.
Эдди поднял Сюзанну и, прижимая ее к себе липкими от медвежьих соплей руками, крепко поцеловал. От него пахло потом и сосновой смолой. Она прикоснулась к его щекам, к его шее, провела руками по влажным волосам. У нее вдруг возникло безумное желание потрогать его везде, чтоб убедиться, что он живой, настоящий.
– Он едва меня не зацепил, – бормотал Эдди. – Как в луна-парке на каком-нибудь сумасшедшем аттракционе. Но какой был выстрел! Господи, Сьюз… ну ты дала!
– Я очень надеюсь, что мне никогда не придется больше повторить нечто подобное, – сказала она, но некий голос в самых глубинах ее души воспротивился. Этот голос твердил, что она ждет – не дождется, когда можно будет нечто подобное повторить. Он был холодным, этот протестующий голос. Таким холодным…
– Что… – начал Эдди, поворачиваясь к Роланду, но Роланда уже не было рядом. Он медленно приближался к поверженному медведю, который лежал на земле косматыми коленями кверху. Откуда-то из глубин нутра зверя доносились приглушенные вздохи и булькание… это кончался завод его внутренностей.
Роланд увидел свой нож, вонзенный в ствол дерева неподалеку от исполосованной сосны, которая спасла Эдди жизнь. Вытащил его, начисто вытер лезвие полою рубахи из мягкой оленьей кожи, которая заменила старую, изорванную в лохмотья, ту, что была на нем, когда они ушли с пляжа. Стрелок стоял рядом с медведем и смотрел на него с изумлением и жалостью, мысленно обращаясь к нему:
«Привет, незнакомец. Привет, старый друг. Я раньше не верил в тебя, что ты существуешь на самом деле. Вот Алан, наверное, верил… Катберт, я знаю, верил… Катберт, он верил во все… а я всегда был практичен и трезв. Я думал, что ты всего-навсего детская сказка… еще один из тех ветров, что носились в пустой голове моей старой нянюшки и вырывались из ее рта, не умолкающего ни на мгновение. Но ты все время был здесь, беглец прежних дней, как та колонка на дорожной станции, как те машины в тоннелях под горной грядой. Может быть, Недоумки-Мутанты, боготворящие эти сломанные останки – потомки тех самых людей, которые жили в этом лесу когда-то и которым пришлось бежать, спасаясь от твоего гнева? я не знаю и никогда уже не узнаю… но мне кажется, что я прав. Да. А потом пришел я со своими друзьями… заклятыми новыми друзьями, которые с каждым днем напоминают все больше и больше старых заклятых моих друзей. Мы пришли, очертив свой магический круг вокруг нас и всего, к чему мы прикасались, сплели отравленную нить, и вот ты лежишь, бездыханный, у наших ног. Мир опять сдвинулся с места, и на этот раз, старый друг, ты остался за бортом».
- Предыдущая
- 9/136
- Следующая
