Нужные вещи (др. перевод) - Кинг Стивен - Страница 27

• Предыдущая
• 27/171
• Следующая

На словах это звучало отлично, и вроде все было продумано, но Брайан все равно волновался. Он стоял перед дверью, вслушиваясь в звуки дома: может быть, радио, или телевизор с очередной серией какой-нибудь «мыльной оперы» (не «Санта-Барбары», рано еще), или пылесос. Но в доме царила полная тишина, что, впрочем, тоже еще ничего не доказывало.

Брайан позвонил. Где-то в глубине дома раздалось еле слышное: БимБом!

Он стоял на пороге, ожидая ответа и нервно оглядываясь по сторонам, не заметил ли его кто-нибудь из соседей, но на Уиллоу-стрит не было ни души. А вокруг дома Ержиков шел высокий забор. Очень хорошо. Если ты собираешься сделать

(задание)

какую-то штуку, которую ты точно знаешь, что люди (мама и папа, к примеру) не очень одобрят, то высокий забор — это как раз то, что нужно.

Прошло уже полминуты, но никто не открыл ему дверь. Все идет по плану… но лучше перестраховаться. Он снова нажал на звонок, на этот раз — дважды, и из глубин дома послышалось двойное: БимБом! БимБом!

Опять — никакого ответа.

Ну, тогда все в порядке. Все просто отлично. В общем-то Брайан действительно нервничал. Все это было ему непривычно и даже немного пугало.

Но как бы там ни было, Брайан не смог удержаться и еще раз огляделся по сторонам, на этот раз — чуть ли не воровато, перекатил свой велосипед, не снимая его с упора, в проход между домом и гаражом, который его знакомые из компании «Фасады и двери Дика Перри в Южном Париже» называли подворотней. Затем он прошел на задний двор. Сердце стучало так, как никогда в жизни. Брайан боялся, что от этого бешеного сердцебиения у него будет дрожать голос. Он очень надеялся, что, если миссис Ержик окажется во дворе — вставляет лампочки или еще что-то делает, — его голос, когда он заговорит о подписке, все же не задрожит. А то она сможет что-то заподозрить. А если она что-нибудь заподозрит, у него могут возникнуть проблемы, о которых даже думать не хочется.

Он дошел до угла дома. Оттуда была видна примерно половина заднего двора Ержиков. Внезапно все происходящее перестало казаться ему смешным. Вполне безобидная на первый взгляд шутка вдруг превратилась в подлую — ни больше ни меньше. Внутренний голос испуганно прошептал: Давай-ка, родной, садись на свой велик, пока не поздно. Возвращайся домой, выпей молока и обдумай все как следует.

Да. Это была очень хорошая мысль — очень здравая мысль. Брайан уже было развернулся… но тут перед его мысленным взором возникла картина, смявшая и опрокинувшая все, чего добился разумный внутренний голос. Ему представился длинный черный автомобиль — «кадиллак» или «Линкольн Марк-IV», — подъезжающий к его дому. Водитель открывает дверь, и из машины выходит мистер Лиланд Гонт. Только одет он уже не в смокинг, как у Шерлока Холмса в некоторых рассказах. Мистер Гонт, пересекавший сейчас пространство воображения Брайана, был одет в пугающий черный костюм — в точности как у гробовщика, — а его лицо было уже далеко не таким дружелюбным, как раньше. Его темно-синие глаза стали еще темнее от злости, а его губы кривились, обнажая неровные зубы… и это была не улыбка. Он направлялся к дому Брайана, а его длинная тонкая тень была похожа на висельника в фильме ужасов. Когда он дойдет до двери, он не остановится, чтобы позвонить или постучать. Он просто снесет ее. Если мама Брайана попытается встать у него на пути, он оттолкнет ее. Если папа Брайана попытается встать у него на пути, он врежет ему по лицу. И если младший брат Брайана, Шон, попытается встать у него на пути, он отшвырнет его, как бейсболист — мяч. Он поднимется по ступенькам, выкрикивая имя Брайана, и розы на обоях завянут, когда на них упадет тень висельника.

Он найдет меня, подумал Брайан в смятении и страхе. Не важно, спрячусь я или нет, он меня найдет. Даже если я уеду в Бомбей. Он меня найдет. И когда он меня найдет…

Он попытался прогнать это видение, выключить внутренний телевизор, но у него ничего не вышло. Глаза мистера Гонта росли, превращаясь в синие пропасти, манившие вниз — вниз, в ужасную вечность цвета индиго. Он видел, как длинные руки мистера Гонта — его странные средние пальцы превращаются в когти — опускаются ему на плечи. От этого омерзительного прикосновения по коже бегут мурашки. Он слышит, как мистер Гонт буквально ревет: У тебя есть кое-что принадлежащее мне, Брайан, и ты еще не расплатился за это!

Я отдам вам ее обратно, кричит Брайан в искаженное злобой, пылающее лицо. Пожалуйста, отпустите меня. Я отдам вам ее обратно. Только не делайте мне больно.

Брайан пришел в себя, такой же ошалелый и завороженный, как после захода в «Нужные вещи» во вторник. Но теперь это чувство было уже далеко не таким приятным.

Он не хотел отдавать карточку с Сэнди Куфаксом, вот в чем дело.

Он не хотел ее отдавать, потому что это была его карточка.

Майра Эванс подошла ко входу в «Нужные вещи» как раз в тот момент, когда сын ее лучшей подруги вышел на задний двор Вильмы Ержик. Майра огляделась, чтобы убедиться, что за ней никто не наблюдает, — и это смотрелось еще более воровато, чем поведение Брайана на Уиллоу-стрит.

Если бы Кора, которая и вправду была ее лучшей подругой, узнала, что она здесь и, что более важно, зачем она здесь, то, наверное, рассорилась бы с ней на всю жизнь. Потому что Кора тоже хотела эту фотографию.

Не важно, подумала Майра. Две поговорки крутились в ее голове, и обе очень даже подходили к данному случаю. Одна: Первый пришел — первый купил. Вторая: То, чего человек не знает, не может ему повредить.

Как бы то ни было, перед выходом из дома Майра нацепила громадные солнечные очки. Лучше перестраховаться — еще одна очень полезная мудрость. Теперь она медленно подошла к двери и изучила табличку:

У Майры такого приглашения не было. Она пришла сюда, повинуясь мгновенному порыву, заведенная телефонным разговором с Корой, который состоялся буквально двадцать минут назад.

— Я всю ночь про нее думала, про фотографию! Я просто обязана ее купить, Майра. Нужно было ее купить еще в среду, но у меня в кошельке было всего-то четыре доллара, а я не уверена, что он принимает чеки. Ты же знаешь, как неудобно, когда в магазине тебе отказывают принять чек. Я все это время себя ругала. Знаешь, я почти не спала этой ночью. Ты, наверное, думаешь, это глупо, но это правда!

Майра вовсе не думала, что это глупо, и она знала, что это правда, потому что сама не сомкнула глаз этой ночью. А то, что Кора считает, что фотография должна достаться ей просто потому, что она ее первой увидела — как будто это дает ей какое-то высшее право, — это уже просто бред, и Кора сильно ошибается.

— И вообще, я не думаю, что она ее первой увидела, — тихо буркнула Майра себе под нос. — Вообще-то я ее первая увидела. Я.

На самом деле вопрос о праве первооткрывателя этой восхитительной карточки был очень спорным. Бесспорным было одно: то, что чувствовала Майра, представляя себе, как она входит в комнату к Коре и видит эту фотографию Элвиса на стене над каминной полкой, как раз между Кориной глиняной статуэткой Элвиса и Кориной фарфоровой пивной кружкой в виде Элвиса. Когда она себе это представляла, ее желудок сжимался и мешал биться сердцу. Так она себя чувствовала только раз в жизни — в первую неделю войны с Ираком.

И это было неправильно. У Коры столько всяких штучек, посвященных Элвису, и она даже один раз была на его концерте. Он проходил в Концертном зале Портленда, за год или за два до того, как Король был призван на небеса к своей возлюбленной матушке.

— Эта фотография должна быть моей, — пробормотала Майра и, собрав всю свою храбрость, постучала в дверь.

Не успела она опустить руку, как дверь отворилась и выскочивший на крыльцо узкоплечий мужчина едва не сбил Майру с ног.

• Предыдущая
• 27/171
• Следующая