Томминокеры. Трилогия - Кинг Стивен - Страница 5

• Предыдущая
• 5/178
• Следующая

Роберта вышла в гостиную в одних носках и опустилась на колени перед собакой, все еще лежавшей на коврике перед печкой.

— Питер, — пробормотала женщина. — Эй, Питер, успокойся. Она легонько шлепнула пса. Питер вздрогнул и резко отпрянул, когда Андерсон дотронулась до него, обнажив разрушенные остатки клыков. Затем глаза его открылись — зрячий и больной, пес, казалось, пришел в себя. Он слабо заскулил и застучал хвостом по полу.

— С тобой все в порядке? — спросила Андерсон. Питер лизнул ее руку.

— Тогда ложись. И прекрати выть. Это уже надоело. Прекрати выпендриваться.

Питер улегся и прикрыл глаза. Встревоженная Андерсон опустилась на колени рядом с ним.

Ему снится та вещь.

Ее рациональный ум отказывался принять подобное, но ночь диктовала свои правила игры — догадка была верной, и Андерсон осознавала это.

Наконец она улеглась в постель и уснула около 2 часов ночи. Ей снился необычный сон. В нем она падала в темноту… пытаясь не найти что-то, а избавиться от чего-то. Она была в лесу. Ветки хлестали ее по лицу и цеплялись за руки. Иногда она спотыкалась о корни и поваленные стволы деревьев. И затем над ее головой блеснул устрашающий луч зеленого цвета. Во сне она вспомнила «Сердце-обличитель» Эдгара По, в котором безумный рассказчик пользовался фонарем, затемненным целиком, кроме маленькой дырочки, с помощью которой он направлял лучик света в злобный глаз своего пожилого благодетеля.

Бобби Андерсон почувствовала, как у нее выпадают зубы.

Они выпали без боли и все сразу. Нижние вывалились, часть наружу, а часть внутрь рта, где и остались лежать на языке или под ним твердыми маленькими комочками. Верхние просто упали на блузку. Бобби почувствовала, как один зуб упал за лифчик, который застегивался спереди и проткнул кожу.

Свет. Зеленый свет. Свет

Был каким-то не таким.

Дело было не в том, что он был с седым оттенком и слегка перламутровый; он заставлял предполагать, что ветер, который поднялся прошлой ночью, принесет перемену погоды. Но даже перед тем, как взглянуть на будильник, стоящий на ночном столике, Андерсон была уверена, что кроме непонятного сна случилось что-то еще. Она схватила часы двумя руками и буквально уткнулась в них носом, несмотря на прекрасное зрение. Было четверть четвертого дня. Она поздно легла, допустим. Но как бы поздно это ни случалось, по привычке или по необходимости сходить в туалет, она всегда просыпалась в девять, самое позднее в десять утра. Но сегодня она проспала целых 12 часов… и была страшно голодна.

Бобби выбралась в гостиную все еще в одних носках и увидела Питера, безвольно лежавшего на боку, с запрокинутой головой, с обнаженными желтоватыми обломками зубов и вывернутыми ногами.

Умер, — с холодной и абсолютной уверенностью подумала она. — Питер умер. Умер ночью.

Она подошла к собаке, предугадывая ощущение охладевшего тела и безжизненной шкуры. Но Питер издал едва различимый звук — неясный храп на собачий манер. Андерсон почувствовала огромную волну облегчения, накатившую на нее. Она громко позвала пса по имени, и Питер стал просыпаться с виноватым видом, как будто также проявляя беспокойство о том, что так долго проспал. По крайней мере, Андерсон полагала, что это так — у собак имелось сильно развитое чувство времени.

— Мы долго проспали, дружок, — проговорила она.

Питер поднялся и вытянул сначала одну заднюю ногу, а затем и другую. Он казался немного озадаченным, огляделся и направился к двери. Андерсон открыла ее. Пес постоял на пороге, явно не одобряя идущего дождя. Потом он все же отправился на улицу по своим делам.

Андерсон на мгновение задержалась в гостиной, все еще изумляясь своей уверенности в смерти Питера. Что же было не так в том, что она так разоспалась? Все было мрачно и безнадежно. Затем она направилась на кухню, чтобы приготовить завтрак… если можно готовить завтрак после 3-х часов дня.

По пути она завернула в туалет справить нужду. Затем задержалась перед своим отражением в зеркале, забрызганном зубной пастой. Седеющие волосы, а в других отношениях вполне неплохо — она не пила много, не курила много, большую часть времени (конечно, когда не писала) проводила на свежем воздухе. Черные, как у ирландцев, волосы — и никаких романтически воспетых рыжих локонов — чуть длиннее, чем следовало бы. Серо-голубые глаза. Она резко раздвинула губы, обнажив зубы, на секунду поверив, что увидит гладкие розовые десны. Но все зубы были на месте. Благодаря фтористой воде Ютика, штат Нью-Йорк. Она дотронулась до них, чтобы пальцы ощутили и донесли до мозга их реальность.

Но что-то было не в порядке.

Влажность.

Влажность между бедрами.

О нет, вот дерьмо, неделя только началась, и я только вчера поменяла простыни.

Но после того, как Бобби приняла душ, натянула чистые хлопчатобумажные трусики и наладила все по хозяйству, она просмотрела простыни и не нашла на них никаких пятен. Месячные еще не начались, и все же ей хотелось подождать с этим немного, хотя бы пока она не проснется как следует. Да и поводов для тревоги не существовало; менструация не отличалась регулярностью, периодически то задерживаясь, то приходя раньше срока; может, от еды, может, причиной тому переживания, или ее внутренние часы, встроенные в организм, давали сбои. Бобби не хотелось стареть раньше времени, но иной раз ей казалось, что, когда все неудобства менструального цикла будут уже позади, она испытает ни с чем не сравнимое облегчение.

Остатки ночного кошмара улетучились, и Бобби Андерсон отправилась на кухню готовить себе очень запоздавший завтрак.

Дождь шел непрерывно в течение трех дней. Андерсон без устали шаталась по дому, съездила с Питером в Огасту за покупками, которые были в действительности ей не нужны, пила пиво и, совершая мелкий ремонт по дому, слушала старые мелодии «Бич Бойз». Беда была в том, что она не могла сделать все то, что было действительно необходимо. На третий день Роберта уже ходила кругами вокруг пишущей машинки, подумывая о том, не начать ли новую книгу. Она уже знала, о чем будет та: о молоденькой школьной учительнице и охотнике на бизонов, застигнутых войной в штате Канзас в начале 1850-х — в этот период каждый житель центральных районов страны вольно или невольно был вовлечен в военные события. Это будет неплохая книга, думала Андерсон, но полагала, что та еще немного не дозрела (в мыслях она с издевательской интонацией произносила голосом Орсона Уэллса:

— Раньше времени мы не напишем ни строчки! Стремление что-то совершить вгрызалось в нее и мучило, да и все признаки были налицо: нетерпение по отношению к книгам, музыке, к самой себе. Стремление уплыть… чтобы потом глядеть на машинку с желанием оказаться в той сказке.

Питеру также не сиделось на месте, он то скребся под дверью на улицу, то через пять минут просился обратно, слоняясь по дому, то ложась, то вскакивая с места.

Пониженное давление, — думала Андерсон. Все из-за него. Нам не сидится на месте и мы всем раздражены.

А потом ее чертовы месячные. Обычно они были очень обильны и резко прекращались. Как будто закрывали кран. А сейчас она просто понемногу подтекала. Капаю, как протекающий кран, ха-ха, подумала Бобби без смеха. Она очнулась в сумерках на второй день проливного дождя за пишущей машинкой, в которую был заправлен чистый лист бумаги. Она принялась печатать, и из-под клавиш выходили серии Х и О, как в крестиках-ноликах, а затем что-то похожее на математическое уравнение… что было очень неумно, поскольку ее последние опыты в этой области закончились в колледже изучением алгебры. Сейчас для нее с помощью Х забивали неверно напечатанную букву, только и всего. Роберта выдернула этот лист из машинки и отшвырнула в сторону.

Днем третьего дождливого дня она позвонила на кафедру английской литературы в университет. Джим уже 8 лет не преподавал, но там у него остались друзья, с которыми он поддерживал отношения. Мюриэл с кафедры обычно всегда была в курсе, где тот в настоящий момент.

• Предыдущая
• 5/178
• Следующая