Кто закажет реквием - Моргунов Владимир - Страница 1

Берн, Швейцария

5 сентября 1993 года, воскресенье.

На террасе кафе на набережной небольшой речки Аре за столиком, покрытым стерильно чистой скатертью в белую и красную клетку, одиноко сидел мужчина. Перед ним так же одиноко стояла стеклянная кружка с пивом.

Высокий, светловолосый, с длинноватым носом абориген прошел мимо — то ли слишком близко, то ли действительно задев скатерть —, и вежливо бормотнул:

— Энтшульдиген зи, битте.

Он уселся за соседний столик, поговорил на местном диалекте немецкого с появившейся словно бы ниоткуда кельнершей в чистеньком сером шерстяном костюме и переднике в такую же клетку, как и скатерти на столиках (и таком же стерильно-чистом).

«Н-да, — подумал первый посетитель, разобравший из разговора только два слова: «бир» и «круг», то есть «пиво» и «кружка», — Заботы у них, конечно, специфические. Вот как лыбятся. Хотел бы я и так лыбиться. Только не с чего.»

Грустивший в воскресный день, как в самый гнусный понедельник, посетитель был русским. Он занимал довольно высокий пост в Генпрокуратуре Российской Федерации, а в командировке в Швейцарии находился, выражаясь официальным языком, со следственной миссией. Результатом следственной миссии и командировки в целом был большой жирный нуль. Человек из Генпрокуратуры разговаривал ни много ни мало с заместителем начальника I-го европейского управления МИД Российской Федерации. Носитель высокого дипломатического ранга выглядел очень аккуратным и чистым, под стать вот этим скатеркам. В цивилизованной Европе аккуратность и чистоплотность въедаются в кожу, равно как в средней полосе России (да и в других ее полосах тоже) к человеку, словно зараза, пристают расхлябанность и неряшливость. По-европейски аккуратный и профессионально вежливый мидовский начальник очень извинялся, но никаких материалов не предоставил, никакой помощи не смог оказать.

— Время сейчас, сами понимаете, смутное. Разоблачение за разоблачением, отставка за отставкой... Один скандал с «Сиабеко» чего стоит. Скандалы и разоблачения российской общественности сейчас на пользу не пойдут. Прошу вас понять меня правильно, но я абсолютно ничем не смогу вам помочь.

— Почему? — устало удивился следователь. — Мы же с вами вроде бы пока что на одну страну работаем.

— Вы абсолютно правы, — только улыбнулся дипломат, — в том смысле, что «вроде бы». И, наверное, отчасти правы в том, что «пока». Затевать сейчас громкие расследования — все равно, что пытаться долбать дно лодки, несущейся в бурных волнах.

«Черт бы тебя побрал с твоими литературными сравнениями, чистоплюй хренов», — с досадой подумал человек из прокуратуры и спросил:

— Вы и в самом деле так считаете?

— Я человек государственный. Чиновник, — заместитель начальника управления улыбнулся натренированной улыбкой. — Мое мнение всегда совпадает с мнением начальства.

На этом разговор и закончился. У них, у дипломатов, и отрицательный результат — тоже результат, как в науке. Годами у них переговоры за круглыми столами длятся, а солидный оклад идет, на людях только плачутся, какие они бедненькие.

Начальство значит приказало. А начальству приказало еще большее начальство. Козырев — малец послушный. Он в команде, в обойме. А Степанков и к тем не прибился и к этим не пристал...

— Извините, огонька у вас не найдется?

Человек из Генпрокуратуры машинально сунул руку в карман, достал зажигалку и только потом, сообразив, ошарашенно посмотрел на спрашивающего «огонька».

Светловолосый абориген держал между двумя пальцами сигарету.

Следователь быстро огляделся по сторонам.

— В порядке, — сказал незнакомец, опять же на чистом русском языке, — я проверился.

«Кто же он такой? На кого работает?»

Эти вопросы, спонтанно возникшие у следователя, были вполне резонными.

После развала СССР в Австрии и Швейцарии — странах, во все времена буквально наводненных шпионами — осталось множество агентов различных советских спецслужб. Кое-кто из этих людей стал служить в ведомстве академика Примакова, во внешней разведке, кто-то верой и правдой служил ГРУ, кто-то стал работать на бизнесменов, кто-то на мафию, кто-то сам на себя. Что же из себя представляет этот человек?

— Сюда вы во всяком случае, пришли без «хвоста». Не считая меня, конечно, —незнакомец вежливо улыбнулся. — Вообще-то данный факт заслуживает удивления — вами обязательно должны были заинтересоваться.

— Кто?

— Вы сами прекрасно знаете ответ на сей вопрос — те, кому сведения, которые вы собрались получить, оказались бы во вред.

— Хм, и вы знаете, на кого я приехал получить сведения?

— Скажем так: догадываюсь.

— Вы читали Юза Олешковского — про то, как одному персонажу следователь предложил дело на выбор: дескать, садиться так или иначе уже пора, так что возьми на себя преступление по собственному вкусу?

— Угу. И тот выбрал дело об изнасиловании кенгуру в зоопарке с последующим убийством несчастного животного, — кивнул человек с внешностью цивилизованного европейца.

— Верно. И вы мне напоминаете следователя, который сказал нечто вроде: «Спорим, угадаю, что ты выбрал» и угадал.

— Он сказал: «Мажем, что угадаю...» Итак, вы пытались, в частности поинтересоваться делом о смерти некоего Гюнтера Собецки, гражданина Австрии, так?

— Ну-у... Не фактом самой смерти, она была, кажется, естественной. Инфаркт.

— Первый инфаркт. Бывает, конечно, что и после первого звоночка покидают лучший из миров. Собецки было всего сорок пять лет. Спортивный, к полноте не склонный, сангвиник, родители еще живы, то есть, с наследственностью все о’кей, спиртным и никотином не злоупотреблял — и смерть после первого инфаркта миокарда. Есть одна существенная деталь. Он попил кофе примерно за полчаса до смерти. Кофе не по-венски, к коему он привык, а заваренного каким-то хитрым арабским способом.

— Я этого не знал — относительно кофе, — следователь Генпрокуратуры выглядел раздосадованным.

— Но про все остальное вы знали?

— Более или менее. Летом прошлого года со счета бельгийской фирмы «Омега интернейшнл» на счет Собецки в цюрихском банке была переведена сумма в десять миллионов долларов. Приблизительно через четыре месяца Собецки снял деньги, а еще через полторы недели скончался...

— Оставив после себя молодую вдову, русскую оперную певицу Светлану Рослякову. Ей было двадцать два года, когда умер Собецки. Про то, каких успехов она достигла на оперной сцене, я, по правде говоря, не знаю, а вот относительно вхожести в московский бомонд сведениями располагаю. Вы знаете, что это за фирма — «Омега интернейшнл»?

— Она создала совместное предприятие с Управлением делами КПСС в конце девяностого года.

— Верно, — удовлетворенно кивнул человек с внешностью цивилизованного европейца. — Инициатива создания СП исходила от Управления делами. И вы знаете кто сотрудничал с этим СП?

* * *

9 сентября, четверг.

Город Южнороссийск.

В гостиницу «Интурист» поселился мужчина лет тридцати пяти — тридцати семи. Конечно, свободных номеров — даже в «Интуристе» — как всегда, не было. Естественно, что для симпатичного, ухоженного, одетого неброско, но со вкусом, пахнущего дорогим одеколоном, имеющего «Лонжин» на левом запястье, а на ногах — полуботинки, стоившие две-три средние зарплаты российского обывателя — естественно, что для такого постояльца номер нашелся. Люкс.