Перевёрнутый полумесяц - Зикмунд Мирослав - Страница 35

• Предыдущая
• 35/81
• Следующая

Как знать, не от немецкой ли фамилии Тюхтиг[13] получился Титфик?

Мы находимся на стамбульском конце того двухэтажного муравейника, который именуется Галатским мостом. По верхнему ярусу движутся легковые автомобили, грузовики, автобусы и трамваи, среди них пробивают себе путь высокие двуколки. А по обоим тротуарам совсем не по-турецки спешат толпы людей. Но все это лишь половина картины. Вторая половина — ярусом ниже, почти над самой водой Золотого Рога. Под трамвайными путями в железные фермы моста втиснуты лотки торговцев рыбой и фруктами, места ожидания для пассажиров, конторы и кассы пароходных компаний, так как к Галатскому мосту пристают десятки судов, развозящих жителей Стамбула по районам, которые лежат вокруг бухты и на берегах Босфора.

Прямо перед мостом, на стамбульской стороне, вытянулись к небу два стройных минарета, на каждом из них, словно кружевные перстни, круговые балкончики, с которых шесть раз в день муэдзины созывают верующих на молитву.

На маленьком балкончике, прилепленном к стене двухэтажной деревянной мечети, с трудом уместился толстый старец в длинной черной одежде, с тюрбаном на голове. Зажав пальцами уши, как это предписывается кораном, он пытается перекричать уличный шум и гвалт. Пока под балконом звонко грохочет трамвай, муэдзин набирает воздуха в легкие, чтобы снова запеть свою суру, но в этот момент внизу проходит огромный автобус… Видно, эта сура не кончится никогда, пойдемте лучше дальше!

Сходя с моста, мы чувствуем приятный запах. Не хотите ли отведать кусочек жареной рыбь? Прямо из Босфора! На оливковом масле! Зажаренной под открытым небом! Мы гарантируем, что рыба — самая свежая. Рыбаки вынимают ее из сетей прямо на глазах покупателей. Каждый может выбрать себе по вкусу, еще живую. Повар, стоящий возле печурки с древесным углем, очистит рыбу, ополоснет ее — и через пять минут можно садиться… Но куда?

Вон туда. Прямо за спиной у повара от тротуара к берегу выстроились ряды скамеек, врытых в землю: одна низенькая, другая высокая. На низкой сидят, на высокой кушают. И все это находится в двадцати метрах от самых оживленных перекрестков Стамбула.

А чуть дальше начинаются древние, средневековые кварталы города, которые тянутся на многие километры по берегам Золотого Рога. Дома и домишки здесь такие, что затрудняешься сказать, из чего они состряпаны. На их сооружение пошло все: и камень, и кирпич, и глина, и жесть, и дерево, и прутья, и грубая мешковина. А между этими лачугами — лабиринт улочек, вернее узких проходов; кое-где они, слава богу, вымощены булыжником, а в большинстве случаев и его не хватило. Всюду скрипят колеса повозок, цокают копытца ослов, ноги вязнут в грязи и лужах…

По узким доскам, проложенным между берегом и старыми барками, гуськом бегут грузчики. Мы наводим объектив — и лица их становятся хмурыми, люди останавливаются. Вот что-то крикнул один, другой… Что делать?

— Послушай, товарищ, отчего ты носишь эти жестяные банки, словно они весят бог весть сколько?

Иржи подходит к груде жестянок, берет одну — и охает. Она даже не сдвинулась с места.

— Да ведь в них, верно, олово или свинец!

Грузчики хохочут. И заговаривают с нами. И даже приглашают попить с ними чайку. Они откроют нам свои сердца и откроют тот мир, куда не заглядывают ни туристы, ни стамбульские полицейские. Мы будем фотографировать, если только эти люди дадут свое согласие или сами попросят… Так уж случилось, что мы пришли сюда как незваные гости, но мы не имеем права быть нежеланными.

Видимо, только поэтому все эти рыбаки и ремесленники, лавочники и грузчики разрешили нам — с улыбками, даже похлопывая нас по плечу, — заглянуть в их мир. Они поняли, что мы пришли сюда не для того, чтобы насмехаться и глазеть. Они поняли, что мы, увидев лицевую сторону города, хотим узнать и его изнанку.

Мы видели грязь немытых улиц, которые уже нельзя отмыть. Видели лохмотья и руки, распухшие от труда, босые ноги и невидящие глаза. Мы видели детей, которые сами зарабатывали себе на хлеб, хотя и не доросли еще до школы. Только одного мы здесь не увидели — нищих. Сегодняшний Стамбул — вот этот, самый бедный, — не знает ни умоляющих взглядов, ни вытянутых для подаяния рук.

Гордость здесь сильнее нищеты.

Было бы, конечно, несправедливо утверждать, что Стамбул — это сплошь одни мечети, лавки и лачуги, годные только на слом. Большую часть города занимают каменные жилые дома, которыми постепенно были заменены деревянные бараки. В соответствии с законами градостроительства многие из них вырастали особенно быстро в том случае, если какой-либо из кварталов уничтожал большой пожар.

И сегодня в Стамбуле много строят. Этому, кроме всего прочего, содействовало стремление Мендереса строить магистральные «прямые». На месте развалин вдоль новых улиц постепенно вырастают кварталы современных домов. И надо признать, что строятся они со вкусом. Архитекторы берут пример то с Италии, то с Соединенных Штатов, то с Бразилии. Они не боятся ярких красок, новых форм, новых материалов. В районе Бейоглу мы видели целую улицу новых домов, сверкавших изящной мелкой мозаикой, гармонирующей с соседними фасадами не только расцветкой, но и орнаментами. В домах много балконов и просторных террас. Не забыто и украшение декоративными цветами. В другом районе нам было приятно видеть, что бетонные плиты передней части балконов сделаны не в форме традиционного прямоугольника, а в виде трапеции, поставленной узкой стороной на основание. Трапеции гармонически расчленяют вертикали, кроме того, каждая трапеция окрашена в иной, обычно веселый цвет. Да и сами дома разноцветные — светло-зеленые, оранжевые, лазурно-синие, нежно-розовые, ярко-желтые. Фасад такого дома улыбается вам уже издали, а не встречает мрачным, казарменным однообразием и неприветливой серостью. Только представьте себе, как здесь отдыхают глаза. И особенно детские глаза!

Все это хорошо, а вот как обстоит дело со стоимостью квартиры? Ответ на этот вопрос радует отнюдь не так, как внешний вид фасадов. Четырех-пятикомнатная квартира (меньшие из коммерческих соображений не строят, это невыгодно) обходится съемщику в тысячу пятьсот турецких фунтов в месяц. Трамвайщик в Турции зарабатывает в месяц три сотни фунтов, квалифицированный рабочий — от четырехсот до восьмисот.

Даже мифологические женщины отличались ревностью к своим соперницам. Этим качеством обладала и Гера, жена Зевса. Чтобы отомстить его возлюбленной, она решила испытать на ней силу своего волшебства в тот самый момент, когда Ио, эта любительница амурных похождений, переплывала с одного материка на другой, спеша к богу Зевсу. С азиатского берега в воду вошла обольстительная Ио, а в Европу приплыла корова. С тех пор эта полоска воды и стала называться Босфор — Коровий брод.

Нынче через Босфор проплывают стальные «коровы», но не каждой из них разрешается плыть в другой конец пролива, до вод Черного моря.

В 1841 году шесть держав (Англия, Франция, Россия, Пруссия, Австрия и Турция) подписали конвенцию о проливах, по которой Оттоманская порта взяла на себя торжественное обещание не разрешать проход ни одному военному кораблю в Черное море. Без существенных изменений эта конвенция — Лондонская — сохранилась до первой мировой войны. Первой ее нарушила Англия. Еще в 1878 году, во время русско-турецкой войны, она направила свой флот на защиту Стамбула. Нападение фашистской Италии на Эфиопию наряду со стремлением Англии к пересмотрам соглашений привели к созыву в 1936 году международной конференции в Монтре. Результатом ее было соглашение, которое ликвидировало Лозаннское соглашение и разрешало Турции укрепить проливы. Эта уступка была уравновешена решением, гласившим, что военные корабли крупного водоизмещения получают право свободного прохода через Дарданеллы только в том случае, если они принадлежат черноморским державам. Не имели права прохода через пролив военные корабли держав, находящихся в состоянии войны.

• Предыдущая
• 35/81
• Следующая