Когда я был произведением искусства - Шмитт Эрик-Эмманюэль - Страница 26
- Предыдущая
- 26/43
- Следующая
— Ой, не надо, а то я сейчас заплачу!
— Так вот как ты меня отблагодарил?
— А с какой стати я должен вас благодарить? У вас украли принадлежавший вам предмет, затем вам удалось вернуть себе свою собственность. Меня это не касается.
— Ты бы предпочел остаться с этими гангстерами?
— Да какая разница? Что там тюрьма, что здесь.
— Ты говоришь чудовищные вещи.
— Уберите от меня этих телохранителей! Я хочу свободно ходить, куда хочу.
— Об этом не может быть и речи. Ты мне уже стоил двадцать пять миллионов. Прими витамины и перестань хныкать. Ты становишься невыносимым.
Когда у меня набралось достаточно «витаминов», я растворил их в апельсиновом соке и угостил им однажды утром своих охранников.
Они одним глотком, не моргнув глазом, выпили содержимое стаканов и час спустя, так же не моргнув глазом, рухнули друг на друга и захрапели в коридоре.
Я как стрела пронесся через сад и, открыв потайную дверь в стене, помчался к пляжу.
Фиона еще издали заметила меня, крикнула мое имя и, оставив отца наедине с мольбертом, бросилась ко мне навстречу. Когда мы, запыхавшись, подбежали друг к другу, не знаю почему, но мы, не сговариваясь, молча обнялись. Она поцеловала меня.
— Я так переживала, когда вас похитили. Но еще больше — после вашего освобождения, когда вы почему-то не приходили к нам. Вы, наверное, болели?
— Нет. Я нахожусь под постоянным наблюдением. Просто сегодня мне удалось усыпить охранников.
— Охранников?
— Моих телохранителей. Они приставлены ко мне, чтобы охранять как от чужаков, так и от меня самого. Из-за них я и не мог сбежать, чтобы повидаться с вами.
— Папа, вот и мы.
Ганнибал встретил меня как родного сына. Он прижал мою голову к груди и надолго застыл, поглаживая меня по волосам. Затем он потребовал, чтобы я подробно рассказал о своих приключениях. Он признался, что с тех пор, как меня похитили, ему так и не удалось написать ни одной картины. Они с Фионой приходили на пляж по привычке, особенно в последние дни, с надеждой увидеться со мной.
— Что вы собираетесь делать, мальчик мой?
— Уйти от Зевса-Питера-Ламы. Найти квартиру. Работу.
— У нас пустует комната в мансарде. Предлагаю вам поселиться у нас.
— Нет-нет.
— Да, — настойчиво повторила Фиона. — Нам будет очень приятно видеть вас в нашем доме.
Она нежно улыбалась мне, и в ее улыбке я прочел другие, непроизнесенные, но явно предназначенные для меня слова: «Прошу вас, идемте с нами, мы сможем видеться с вами каждый день, для меня это большое счастье и, возможно, для вас тоже».
Я согласился, и больше всего меня поразило, как нас, всех троих, пробила, словно электрический ток, радостная дрожь.
Затем Ганнибал объяснил, что прежде всего я должен объявить о своем уходе Зевсу-Питеру-Ламе. Не желая ни на минуту оставаться в Омбрилике, я долго отказывался, пока он меня не убедил, что в противном случае Зевс-Питер-Лама будет разыскивать меня с полицией, которая может обвинить их, Ганнибала и Фиону, в укрывательстве краденой собственности.
— Он никогда меня не отпустит.
— Вы боитесь разговора с ним?
— Да нет, совершенно не боюсь. Наоборот, я уверен, что мне станет легче после такого разговора. Однако я уверен, что он будет всячески препятствовать моему уходу. Он будет повторять, что я стоил ему двадцать пять миллионов, — что, впрочем, правда, — может, будет даже говорить, что понимает меня, но как только я повернусь к нему спиной, тотчас же окажусь в клетке, накачанный снотворным.
Пока Ганнибал, как настоящий идеалист, горячился, размахивал руками и утверждал, что такое невозможно, Фиона нашла решение.
— Адам прав. Зевс-Питер-Лама просто так не отпустит его, даже если Адам даст обещание участвовать в запланированных выставках. Думаю, нам лучше всего организовать встречу Адама с каким-нибудь журналистом. Адам расскажет, в каких условиях он живет у Зевса-Питера-Ламы, и тот, застигнутый врасплох, видя растущее негодование общественности, уже не сможет действовать так, как ему заблагорассудится. И вот тогда мы сможем обсудить с ним уход Адама.
Мы с Ганнибалом были восхищены планом Фионы.
Было условлено, что мы встретимся здесь, на этом же месте, через два дня.
Я поспешил вернуться в Омбрилик. Я осторожно переступил через своих лежавших снопами охранников и, пробравшись к себе в спальню, лег в постель. Когда они пришли в себя и увидели, что я сплю на своем месте, то ничего не заподозрили или не захотели заподозрить — тогда им пришлось бы объяснять, почему они так долго и сладко спали — и продолжали исполнять свои обязанности, как будто ничего не произошло.
На следующий день я сидел на скамейке в саду и болтал с одной из красоток, которая интересовалась мною немного больше своих подруг. Мы обсуждали вопросы эстетической хирургии, когда мое внимание привлек один из проходивших мимо слуг, чей профиль показался мне знакомым.
Он несколько раз пробегал мимо нас, а я продолжал мучаться вопросом, где же мог видеть этого человека. Вдруг ужас ледяной волной обдал меня, мои зубы мелко задрожали. В памяти молнией мелькнула картина: черная маска слетает с человека в душевой кабине, открывая орлиный профиль. Да, точно, это был один из моих похитителей.
Я вскочил со скамейки, чтобы бежать предупредить Зевса-Питера-Ламу. Так получилось, что в этот момент маскировавшийся под слугу похититель вновь проходил мимо, и я не смог сдержать себя, смерив его ненавидящим взглядом. Он сразу же сообразил, что я узнал его, и бросился наутек.
Я побежал вслед за ним, но поскольку передвигался гораздо медленнее из-за моих… — ну, да ладно! не будем об этом, — он быстро оторвался от меня.
Я искал Зевса повсюду, но его не было ни в одной из его мастерских, ни в Матриции. Лишь спустя полчаса, зайдя без стука в его кабинет, я наконец нашел его.
— А, кстати, вот и он! — воскликнул он, увидев меня.
Зевс указал на меня своему посетителю, великану с маленькими, почти незаметными глазками и с руками дровосека. Он стоял посреди кабинета, одетый в безупречного покроя костюм, под которым спряталась целая гора мускулов. Его мощная фигура, густая шевелюра, широкие черные брови, пушистые усы — все говорило о кипевшей в нем животной силе.
— Аристид Ставрос, представляю вам Адама.
— Добрый день, мсье, — сказал я великану, который пропустил мое приветствие мимо ушей.
Он поднялся с кресла, направился ко мне, едва не задев по пути люстру, и, остановившись, нагнулся, чтобы лучше рассмотреть меня.
— Его можно ставить на тумбу?
— Вы можете ставить его куда угодно.
— На тумбу. Вы поставляете его вместе с тумбой?
— Мне доставит огромное удовольствие предложить вам одну прекрасную тумбу.
Я прервал их беседу, дернув Зевса-Питера-Ламу за рукав и зашептав ему на ухо:
— Я обнаружил одного из моих похитителей.
Зевс-Питер-Лама, бросив на меня суровый взгляд, едва процедил сквозь зубы:
— Успокойся. Потом расскажешь.
— Похищение организовал один из ваших слуг.
Зевс расхохотался, но смех его был натужным, а в глазах заблестели злые огоньки.
— Не мели чепухи! Ты же сам говорил, что похитители все время были в масках.
— Да, но однажды в душе я заметил лицо одного из них. Он здесь, на вилле. Один из ваших слуг.
— Это невозможно.
— Вы сможете получить обратно ваши двадцать пять миллионов.
— Замолчи, говорю же тебе, это невозможно.
Прошипев, он ущипнул меня за руку. Я с изумлением уставился на него.
— Не понимаю вас. У вас крадут деньги, а вы даже не реагируете? Надо срочно отдать приказ никого не выпускать из поместья, соберите всех слуг, и я покажу вам злоумышленника.
Он посмотрел на меня, словно видел перед собой назойливую муху, которую так и хочется прихлопнуть.
— Ты прав. Я отдам распоряжения.
Он подошел к интерфону, что стоял на его столе, сказал в него пару слов, которые я не расслышал, затем, резко развернувшись, извинился перед великаном за то, что беседа была нарушена. Мужчина пальцем ткнул в меня.
- Предыдущая
- 26/43
- Следующая
