Выбери любимый жанр

Искра жизни - Ремарк Эрих Мария - Страница 20


Изменить размер шрифта:

20

Бухер едва почувствовал удар и погрузился в какое-то зловещее затмение. Когда пришел в себя, над ним стоял Вебер. «Пятьсот девятый, — подумал он. — Пятьсот девятый старше меня на целых двадцать лет. С ним Вебер устроил ту же самую расправу. Поэтому я обязан выстоять!» Он ощущал жуткие боли, жжение, ножи в лопатках, он не слышал собственного крика — и потом снова затмение.

Когда он снова пришел в себя, то лежал уже рядом с Пятьсот девятым на цементном полу в другом помещении. Сквозь шум долетел голос Вебера: «Можно было бы подписать за вас — и конец делу; но я на это не пойду. Я не спеша сломаю ваше упрямство. Вы сами это подпишете. Вы будете на коленях умолять меня разрешить вам подписать, если только к тому времени у вас хватит на это сил».

Пятьсот девятый воспринимал голову Вебера как темное пятно перед окном. Она казалась ему очень большой на фоне неба. Голова была смертью, а небо за окном — неожиданно жизнью. Жизнью, совершенно не важно, где и какой — во вшах, побоях, крови, — тем не менее жизнью, пусть даже на самый короткий миг. Потом в это восприятие ворвалась деревянная тупость, нервы сочувственно снова отключились, и вот уже ничего больше не осталось, кроме приглушенного грохота. «К чему сопротивляться? — сверлила его сознание какая-то глухая мысль, когда он снова пришел в себя. — Ну какая разница — быть забитым до смерти здесь или подписать бумагу и погибнуть от укола. Так даже быстрее и не столь мучительно». Но потом он услышал рядом голос, свой собственный голос, которым, казалось, говорил кто-то другой: «Нет, я все равно не подпишу, даже если вы меня убьете».

Вебер рассмеялся.

— Тебе, наверное, этого очень хочется, ты, скелет. Чтобы все это поскорее кончилось, не так ли? Но убиение длится у нас неделями. Сейчас это только начало.

Он снова взял в руки поясной ремень. Удар пришелся Пятьдесят девятому по глазам, глаза у него были посажены слишком глубоко. Потом ремень угодил в губы, и они треснули, как высохший пергамент. После нескольких ударов по черепу застежкой ремня он снова потерял сознание.

Вебер оттащил его в сторону и принялся избивать Бухера. Тот попытался отстраниться, но не успел.

И удар пришелся по носу. Бухер скорчился от боли, и в этот момент Вебер ударил ему между ног. Бухер вскрикнул. Он еще пару раз ощутил, как застежка врезалась ему в шею. Потом снова впал в забытье.

Он слышал беспорядочные голоса, но не подавал признаков жизни. Пока он внешне без сознания, его не станут бить. Голоса бесконечно проносились над ним. Он старался не прислушиваться, но они приближались, заполняя его уши и разум.

— Мне очень жаль, господин доктор, но если люди не хотят добровольно… Вы же видите, Вебер всячески пытался их уговорить.

Нойбауэр был в прекрасном настроении. Все, что произошло, подтвердило его ожидания.

— Вы от них этого требовали? — спросил он Визе.

— Разумеется, нет.

Бухер попробовал незаметно приоткрыть глаз, но не мог контролировать свои веки. Они открывались, как у механической куклы. Он увидел Визе и Нойбауэра. Потом разглядел Пятьсот девятого. У него тоже были открыты глаза. Вебера в комнате больше не было.

— Конечно, нет, — подчеркнул еще раз Визе. — Как культурный человек…

— Как культурный человек, — прервал его Нойбауэр, — вы нуждаетесь в этих людях для своих опытов, не так ли?

— Это в интересах науки. Наши опыты спасают жизни десяткам тысяч других людей. Вы, наверно, не понимаете, что…

— Почему вы так считаете? Но вы, видимо, не понимаете происходящего здесь. Все дело в элементарной дисциплине, Это исключительно важно.

— Каждый по-своему прав, — произнес высокомерно Визе.

— Разумеется, разумеется. Жаль только, что я оказался не в состоянии быть вам более полезным. Но мы не можем принуждать наших подопечных. К тому же находящиеся здесь люди весьма неохотно покидают территорию лагеря. — В доказательство он повернулся к Пятьсот девятому и Бухеру.

— Скажите, вы ведь предпочитаете остаться в лагере?

Пятьсот девятый повел губами.

— Не так ли? — резко спросил Нойбауэр.

— Да, — ответил Пятьсот девятый.

— Ну, а ты там?

— Я тоже, — прошептал Бухер.

— Вот видите, господин штабной доктор. — Нойбауэр улыбнулся. — Людям здесь нравится. Тут уж ничего не поделаешь.

Визе сдержал улыбку.

— Дураки, — бросил он презрительно по адресу Пятьсот девятого и Бухера. — В этот раз мы действительно не хотели ничего иного, кроме экспериментов с питанием.

Нойбауэр отогнал от себя дым собственной сигары.

— Тем лучше. Двойное наказание за неподчинение. Впрочем, если вы захотите поискать в лагере желающих, вам предоставляется такая возможность, господин доктор.

— Благодарю, — холодно ответил Визе.

Нойбауэр закрыл за ним дверь и вернулся в помещение. Над ним сгустилось пряное голубоватое облачко табачного дыма. Пятьсот девятый вдруг понял, что он чувствует запах табака и даже какой-то зуд в легких. Это не имело к нему никакого отношения; это было чужое самостоятельное ощущение, вцепившееся когтями в его легкие. Он бессознательно сделал глубокий вдох и, наблюдая за Нойбауэром, втянул дым. Мгновение Пятьсот девятый не мог понять, почему он и Бухер вместе с Визе остались в этом помещении. Но потом до него дошло. Объяснение могло быть только одно. Они отказывались подчиниться офицеру СС, и за это их ждет в лагере наказание. Его легко можно было предвидеть— людей вешали только за то, что они не подчинялись дежурному. «Отказ подписать был ошибкой, — почувствовал он вдруг. — С Визе у нас, наверное, еще был бы шанс. Вот теперь нам конец».

Удушающее раскаяние нарастало в его душе. Оно сдавливало живот, накатывалось на глаза. Вместе с тем он остро и непонятно почему ощутил щемящее желание глотнуть табачного дыма.

Нойбауэр рассматривал номер на груди Пятьсот девятого. Он был одним из самых ранних.

— Ты давно уже здесь? — спросил он.

— Десять лет, господин оберштурмбаннфюрер.

Десять лет. Нойбауэр даже не знал, что есть заключенные с момента создания лагеря. «Собственно говоря, это — доказательство моей мягкости, — подумал он. — Таких лагерей наверняка не так уж много. Подобное могло порой оказаться весьма полезным. Трудно все предугадать». Он затянулся сигарой.

Вошел Вебер. Нойбауэр вынул сигару изо рта и рыгнул. На завтрак он ел копченую колбасу и глазунью — одно из своих любимых блюд.

— Оберштурмфюрер Вебер, — сказал он. — То, что здесь происходило, приказом не предусматривалось.

Вебер бросил на него взгляд. Он ждал, что это шутка, но улыбки не последовало.

— Мы их повесим сегодня вечером на перекличке, — сказал он наконец.

Нойбауэр еще раз рыгнул.

— Такого в приказе не было, — повторил он. — Впрочем, почему вы беретесь за такие дела сами?

Вебер ответил не сразу. Он никак не мог понять Нойбауэра, который затеял разговор из-за таких мелочей.

— Для этого ведь достаточно людей, — добавил Нойбауэр. В последнее время Вебер позволяет себе все большую самостоятельность. Все бы ничего, если бы он помнил, кто здесь командует. — Что случилось с вами, Вебер? Может, нервы сдают?

— Нет.

Нойбауэр снова повернулся к Пятьсот девятому и Бухеру. Вебер сказал: «Повесить». В общем, все правильно. Но какой смысл? День сложился лучше, чем можно было предполагать. Кроме того, приятно было дать Веберу понять, что не все должно происходить так, как ему захочется.

— Это не было прямым отказом от выполнения приказа, — объяснил он. — Я велел подготовить волонтеров. В данном случае это не так. Посадите этих людей на двое суток в бункер, и больше ничего. Больше ничего, Вебер, понятно? Мне хотелось, чтобы мои приказы выполнялись.

— Так точно.

Нойбауэр ушел. Довольный, с сознанием своего превосходства, Вебер с презрением посмотрел ему вслед. «Нервы, — подумал он. — У кого здесь крепкие нервы? И у кого ни к черту не годные? Двое суток в бункере!» Он сердито обернулся. Солнечная полоска упала на расквашенное лицо Пятьсот девятого. Вебер вгляделся в него.

20
Перейти на страницу:
Мир литературы